Winter Way

В это холодное пасмурное утро Ландау проснулся один. В охотничьем домике его сестры зависла настораживающая тишина. Лишь изредка поскрипывали старые половицы, пока северный ветер коварно пробирался через щели форточки. Тело болело. Кости ломило, а мышцы силились отслоиться. Во всех частях уставшего тела ощущались твердые комки. Костер в мангале больше не горел. Вокруг не пахло дымом, а холод, что пробирал до капилляров, заставлял кровь стыть. Рысь и Сампо отсутствовали. Стоило бы начать переживать, да только поразительное безразличие ударило в голову. Капитан, кажется, ничего не чувствовал. Переживания и вовсе выветрились из головы, подобно мусору. Думать, куда делись его попутчики, не хотелось. Бросать его они бы не стали, похитить их никто не мог, а уходить некуда. Мир сейчас сжался до мизерных размеров, подобно стеклянному шару, в котором так красиво переливался искусственный снег. С действительно гнетущими ощущениями Гепард встал с кровати. На нем лишь штаны да футболка. А пока босые ноги почти примерзали к полу, он чувствовал лишь фантомные боли. Воспоминание о дне, когда все началось, были живы. Один в один, подобны этому утру: холодно, ступни будто опирались на ледяные иглы, а головокружение и осознание происходящего терзали сознание. Окинув взглядом комнату, окончательно понял, что здесь он один. Паника, может, и пробиралась на периферию сознания, но быстро разбивалась о внутренние ледяные барьеры. Все вещи остались в доме, все лежало на местах, кроме верхней одежды не пропало вообще ничего. Ну, разве что сестра с мошенником каким-то образом куда-то провалились. В груди начинало щемить от тревоги, пустой желудок скручивался, а слюна становилась жидкой. Дурнота накатывала постепенно, но так стремительно, что Гепард едва успел схватиться за стол, дабы не оказаться на холодном полу. Дом на миг показался зловещим и неуютным местом. Моральное состояние капитана рисовало монстров и чудовищ. Воображение уходило в отрыв, позволяя сознанию ненадолго выйти из реальности. И чтобы окончательно не потеряться в охотничьем домике, он с силой надавил на дверь. Та поддалась с трудом. Опьяненный и истощенный разум далеко не сразу воспринял картину, раскинувшуюся перед ним. Гепард растерянно моргнул, но по лицу хлестко ударил холодный ветер, заставив очнуться. Гепард провел рукой по лицу. Картина не исчезла. Рысь и Сампо расслабленно сидели на ступеньках их временного обиталища и… курили. — Вы с ума сошли? Пока Сампо давился едким мутным дымом, капитанская сестра еще раз глубоко затянулась и потушила дымящую палочку об деревянную ступень. Ситуация ее нисколько не смущала. Старший Ландау пришел в себя, как по щелчку. Ярость накатывала волнами, но в голову пока не била. — Я повторяю еще раз. Вы что, с ума посходили? — тон его грозен, взгляд его строг. Командующий медленно доходил до точки кипения. — Я требую объяснений. Немедленно! — повысил он голос. Его громогласный выкрик, кажется, был слышен по всей округе. Пока мошенник думал, как извернуться, Рысь поднялась с насиженного места, отдавая Гепарду пачку с остатками сигарет. — Не ругай его, — девочка кивнула в сторону Сампо. — Пачка моя. Легче никому не стало. Спокойствие сестры казалось чем-то фантастическим. — И давно? — Одна из причин, по которой меня выперли, — сестра непринужденно отвернулась и поглядела в сторону бури, что доносилась до них редкими снежными хлопьями. Ландау спрятал пачку в карман, отвешивая легкий удар по помпону на шапке сестры. Ему крайне не нравилось то, что происходило. Хоть мозг отдалённо понимал, что Сампо даже близко не оплот морали и принципов, но то, что он так спокойно ушел курить с его младшей сестрой, возмущало. Одним жестом отправив Рысь в дом, Гепард тихо буркнул ей, чтобы она хорошо поела. Да только читать нотации бесполезно. Капитан стремительно приблизился к Сампо. Тот хоть и смотрел на него, как на оленя в свете фар, но с места не сдвинулся. Через кроткое мгновение оба сидели на лавочке, глядя куда-то вдаль. Куда-то за пределы метелей и вечной мерзлоты. В то место, куда еще проникал тусклый свет умирающей звезды. Ландау леденел почти моментально. Тело его непроизвольно пробивало на безудержную дрожь, пока душа чувствовала смиренный покой. Рукой, доселе покоившейся на колене, он аккуратно перехватил чужую сигарету, смотря на нее со странным безразличием. Хотел поднести к губам, да не давали. — Ну-ну, Геппи. Ты не должен брать пример с маленьких непослушных дурёх. Ты же мальчик хороший, в глаза, небось, сигарет не видел! Гепард расслабленно усмехнулся, чувствуя, как на его продрогшее тело легла чужая куртка. Кусок старого пледа упал на его ноги. Теплее не становилось. — Не видел. Но выкурил достаточно. У Сампо аж челюсть от холода и смеха запала. Какой же бред! Гепард Ландау и курение! Наконец-то мужчина начал учиться шутить. И на самом деле это не могло не радовать. Не прошло и половины накатившего хохота, как его грубо пихнули в плечо. — Смейся, сколько влезет. Это правда. Когда меня ранили, — Гепард резко провел пальцем от ключицы до бедра, — сослуживцы настолько боялись меня потерять, что не держали меня трезвым. Когда я приходил в себя, они вливали в меня алкоголь. Сопротивляться мне не позволяли, разумеется. Когда и пойла осталось мало, стали засовывать в рот сигареты. Все, лишь бы не дать мне сосредоточиться на боли, — Ландау еще раз попробовал отобрать сигарету. Успешно. — Это были худшие десять дней, пускай и не помню их толком. Сампо с силой сжал его немеющее колено. Веселье испарилось. Пальцы ловко перехватили злосчастную сигарету из рук капитана. Коски глубоко затянулся, закатив то ли от отвращения, то ли от удовольствия глаза. И все же запах адовый. Окурок отправился в снег. Ветер подхватил его да унес куда-то в заснеженную даль, пока мужчины стремительно бледнели от холода. Коски хотел было выдохнуть дым куда-то в сторону, но идея появилась сама собой. Одной рукой он взял Ландау за руку, второй — за щеку. Дал несколько секунд на возможность отступить, а потом нежно, почти целомудренно провел губами по чужим, холодным, синеющим. Медленно остановился, выдыхая в чужие губы едкий дым, чувствуя, как жить становилось легче. Ландау не сопротивлялся. Наполняя легкие серыми витиеватыми вихрями, он расслабленно прикрыл глаза, стараясь скрыть накатывающее смущение. Рука сама окольцевала Коски, прижимая его ближе. Ладонь легла меж лопаток. Касание перерастало в поцелуй. Сампо делал все сам: проводил своим длинным во всех смыслах языком по ровному ряду белых зубов, осторожно, но обжигающе прикусывал нижнюю губу, мазнул по ней, вновь залез в манящий рот. Дышать они могли. Воздух, как назло, никак не заканчивался, а перед глазами не витали звезды, как это часто описывали в книгах. Лишь когда их языки соприкоснулись, блондин едва ощутимо вздрогнул и зажмурился, чувствуя, как лицо начинает краснеть не только из-за укусов мороза. И вновь ощущение, что мир просто сжался под натиском метафизического гидравлического пресса. Когда они отстранились, оба не могли оторвать друг от друга глаз. Сампо с толикой немого восхищения аккуратно провел по губам капитана пальцем, утирая влагу. — А это чтоб не обветрились, — еще один кроткий поцелуй лег меж уголком губ и покрасневшей чужой щекой. Взгляд Ландау непроизвольно ускользнул в сторону. Он оказался в высшей степени смущен, хотя чего-то неправильного в собственных действиях больше не находил. Им следовало бы обсудить план, но в голове, кроме звенящей пустоты, засел Сампо. Отвратительно-приятное чувство, что временами обжигало кожу хлеще огня да служило причиной гробового молчания. Когда метающиеся в мозговых полушариях мысли наконец осели, Ландау смог задать свой вопрос, мучивший его последние три дня. — Что нам делать? — он наполнил легкие морозным воздухом, чувствуя, как внутри все скручивалось от тревоги. Сампо судорожно начал ощупывать свои карманы. Когда он что-то в них обнаружил, спокойно выдохнул, обдав чужое лицо густым паром. Из штанов выудил нечто похожее на небольшой контроллер. С гордостью поднял устройство на уровень глаз, чуть ли не тыкая им капитану в нос. — Вот! — гордо заявил Коски. — Вау! — почти не наигранно восхитился страж. — И что это? — А это, мой дорогой Геппи, наш путь к спасению! — несколько секунд Коски выдерживал паузу, дабы подчеркнуть важность этой непонятной штуки. — Это пространственно-временной межгалактический контроллер! Брови сами поползли вверх. В голове капитана это прозвучало как что-то вроде: «Бу-бу-бу-бу-бу контроллер!». Переспрашивать, правда, не хотелось. Подчеркивать собственное невежество он не спешил, при мысли об этом Гепард даже повел плечами. Правда, Коски понял и без слов, покрутил этот самый контроллер в руке и продолжил вещать. — Жмешь на кнопочку, ждешь четыре секунды и БУФ! Все в радиусе пяти метров либо разбивает на атомы, либо переносит в рандомную точку вселенной! И не факт, что твоей! Эта штука режет пространство между мирами и галактиками, вселенными и временами. Невероятная вещь, приобретённая мною у Сервал в количестве двух штук, — Сампо хитренько покрутил им перед лицом Ландау. — К слову, получил я их за то, что пошел с вами. Правда, один, но не суть. Гепард поразился тому, насколько далеко шагнули технологии. На их забытой всеми людьми и Эонами планете, оказывается, прогресс не стоит на месте! — Ты просто хочешь сместить стелларон отсюда? — В крайнем случае, это лучший вариант. В голове Ландау развернулась самая настоящая моральная дилемма. От проблемы они, безусловно, избавятся. Она перенесется, унося за собой ужас этих тлеющих дней. Да, только контроллер может переместить стелларон буквально куда угодно. Спасая свой мир, они вполне могут погубить чужой. Мир, где ключом бьет жизнь, а в округе играют дети. Такие же, как его Рысь. С иными лицами, именами и судьбами. От населения Ярило-6 их отличает лишь название планеты. Вряд ли Гепард сможет уснуть, зная, что всегда существует шанс того, что где-то там стелларон превратил в ледяную пустошь чужой дом. — Я не смогу, — честно признался Ландау. В слабости, что накатила на него, не было ничего унизительного. — Мы не можем пожертвовать кем-то другим, спасая нас. Коски лишь снисходительно улыбнулся, прикрывая хитрые глаза. Рука плавно легла на чужую голову, пальцы утопли в гуще золотых волос. — Не думай об этом, Геппи. Когда дело касается спасения тех, кто тебе дорог, ты вообще должен забыть о понятии совести. Не думай о них. Думай о тех, чьи лица ты представляешь, на секунду закрывая глаза. Поверь мне, дорогой мой друг, их ты точно не променяешь на кого-то там, в другого конца вселенной. И Сампо оказался прав. Не променяет. От мыслей этих хотелось моментально избавиться, но что-то тянущее где-то в районе сердца не давало стражу покоя. Совесть — штука сложная. Повезло кому-то не иметь ее вовсе. — Я правда не смогу… Коски притянул его ближе, в очередной раз сокращая между ними дистанцию. И вновь ни к чему не обязывающее касание ледяных губ, что с трудом чувствовалось от проедающего плоть холода. Прикосновение длилось секунды три, являясь лишь поверхностным слиянием. В этот раз Коски отстранился первым, что-то очень тихо прошептав Гепарду, пока пар у них изо рта сплетался в воздухе воедино. — Тебе ничего делать и не нужно, — Коски взял капитана за руки. — Пойдем лучше домой.

***

Когда в окне показались Зеле и Броня, они уж успели отогреться. Проведя последние минуты за чашкой травяного чая, разделенного на троих, они могли думать лишь о будущем. От Рыси все еще ужасно воняло куревом, Гепарда все еще потряхивало от холода, а Сампо все еще держал его за руку, сидя под общим пледом. Младшая Ландау вроде ничего не подозревала: диалог она слышать не могла, а окна не выходили туда, где некогда развернулся их странный разговор. Правда, отчего-то мелкая не поддерживала их беседы и, кажется, вовсе не хотела лишний раз смотреть в сторону мужчин. Спрашивать о ее метаморфозах не хотелось. Мало ли, что творится в голове у подростка? Да и нужно было сначала покончить с собственными тараканами в голове, прежде чем наседать на других. Когда постучали в дверь, они были почти готовы. Лишь Рысь все бегала из стороны в сторону, подобно юле, в тщетных попытках что-то отыскать. Она поднимала огромные облака пыли, децибелы шума и атмосферу суеты. Залезая в каждый ящик и не найдя в нем чего-то нужного, могла громко вскрикнуть и ударить себя по лбу. Поведение странное, дерганное, но ей не мешали. Когда стучащие, не дождавшись ответа, зашли в дом и ее беготня прекратилась. Из-под старого пыльного кресла показалась огромная кирка. Она одним своим видом вызывала фантомные головные боли. Пристегнув орудие смерти на карабин, Рысь довольно оглядела пораженных попутчиков. — Пойдем? Все же готовы? Мир провисал под натиском тяжелого молчания. Длилось оно недолго, но менее мучительным от этого не становилось. Гепард первый уверенно кивнул, хватаясь рукой за дверную ручку, на миг задумавшись о чем-то отдаленном. Когда он скрылся в безудержном снежном буране, попутчики незамедлительно бросились за ним. Рысь даже двери закрывать не стала, лишь толкнула, дождалась щелчка и пошла за братом. Сампо больше не казался ей раздражающим и ненадежным, но контактировать с ним отчего-то хотелось не больше, чем прежде. Ревность бурлила в девочке, как солдатская каша, висящая в черном котелке над сильным костром, и ничего с ней не сделаешь. В голове ее воспоминания о детстве, о том, как одна деспотичная свинья, заставляющая звать себя мамой, просто взяла и увела у нее отца. И в голове младшей ситуация повторяется. Считала, словно для брата она становится никем, уходит на второй план, вытиснутая одним наглым мошенником, что в один момент возвелся в мыслях Гепарда в абсолют. И Клипот их покарай, как же это бесило! Когда по натуре Рысь — человек очень завистливый и ревнивый, сложно делать исключения в угоду чужого счастья. Холод кусал ее пухлые красные щеки, а девочка лишь думала, как бы не дать волю злым слезам. С каждым пройдённым шагом в сторону, противолежащую ее дому, все больше хотелось просто взять и развернуться. Зубы мелко скрипели, как и ее холодные тонкие кости, а обида ледяным пламенем жгла душу, все подливая туда жидкий азот. Сампо с ее братом уже ушли далеко вперед, они держались поодаль от идущих рядом Брони и Зеле. Так вышло, что Рысь вновь осталась одна. Ощущение знакомое, но оттого не менее неприятное. На девочку даже ни разу не обернулись. Спрятав лицо в шарф до самых глаз, она все же тихо выругалась. Очень грязно, по-шахтёрски, стараясь не думать о значении столь отвратительных литературных оборотов. Да ее учителя бы удар хватил, услышь он такое! Этот сноб шарахался от детских ругательств и непременно стучал папочке, а тот, в свою, очередь трепал ее за волосы с такой силой, что временами ей хотелось побриться налысо! В доме Ландау временами запрещалось дышать — достопочтенного Льва это в высшей степени раздражало. А Рысь раздражали люди. Хотелось раствориться в метели заснеженных полей или даже самой стать метелью! Быть свободной настолько, что другим только и останется шарахаться от нее, никогда не задерживаясь поблизости долго. Да будь она метелью, при любом удобном случае сыпала бы снегом отцу за шиворот! От внезапного прилива тлеющих в огне беззаботной юности воспоминании младшая Ландау самодовольно улыбнулась, прибавив шаг. Вокруг здания и эстакады, стыки рельс и покрытые ледяной насыпью мертвые деревья. А главное — ни души. Темно и тихо. Лишь ветер завывает так, что хотелось закрыть уши. Главное, что это не базарный гул центрального рынка Белобога, что в глазах девочки был просто адовым местом. Хуже не придумаешь! Бесконечная ругань и споры, крики и люди, люди, люди, люди! Огромный сточный поток людей. Ужасно, просто ужасно. Рысь непроизвольно сконфузило. С некоторым интересом она окинула взглядом местность. Еще квартал, и они в запретной зоне, откуда легче всего добраться до места, которое она почему-то называла по старинке — генеральский холм. Хотя, никто его сейчас больше так не называл. По словам Брони, стелларон хранился на холме вечнозимья. Ландау всегда хотела там побывать, при иных обстоятельствах это было бы не много, не мало, — невозможно. Конец света, оказывается, тоже имеет некоторые плюсы. Когда они достигли ворот запретной зоны, все уже немного начали коченеть. Холод пробирался под пуховики и куртки, под плиссированные штаны и шапки, под шарфы и меховые ботинки. Кожа чесалась и краснела, снег все залетал за шиворот и сапоги, карманы больше не держали тепло. Полуразрушенный мост под ногами Рыси заставлял легкие сжиматься. Ветер страшно завывал. Ощущение, будто яму поглотила не тьма, а самые настоящие монстры, не покидало. Монстры, что собрались на дне черной бездны и только и ждали отмашки. Младшая Ландау боялась, что ветер с ними заодно. Будто он работает на них, скидывает редких посетителей запретной зоны да маскирует истошные крики под собственные завывания. Ветер коварен, яма страшна, а шаг ее не тверд, как раньше. Былая уверенность улетучилась с порывами вихрей, пока в голове оставался лишь страх. И как же сильно в тот момент хотелось сказать волкам их точное местоположение. Только по секрету. И попросить не съедать сразу, а помочь с монстрами, что уже тянули к ним свои ломанные руки. И вот вроде бы было понимание, что то бред полный, да только фантазия не унималась. В голове Рысь визуализировала падение: как голос ее будет рассекать ярды, а глотка скоро придет в негодность. Долго кричать все равно не получится. Монстры подхватят, разорвут на куски, всадят меж позвонков острый камень, расчленят, разгрызут и в итоге сожрут, оставляя лишь свинцовые оковы, надетые любимым родителем. Замедлившись донельзя сильно. Она чувствовала только опустошение и касание чужой, такой же ледяной ладони. Брат схватил ее за руку, резко, сильно сжал, потянул за собой, быстро, но нежно. Он и сам дрожал, как при лихорадке, но старался держаться уверенно. Потому буквально тащил, шел так, чтобы витающий снег грубо бил по лицу одного его, старался оставаться оплотом стойкости, но вид его выдавал глубокую усталость. На грани исступления. Коски чуть замедлил шаг, дождался обоих Ландау, почти насильно беря за руку Гепарда в попытках хоть как-то помочь. Сжал чужую ладонь, грубо растер тепло между пальцев и впихнул сцепленные кисти обоих в карман. Эти действия вызывали в младшей Ландау рвотные позывы и неконтролируемые вспышки ревности, которые через некоторое время она все же проглотила. Больше не было черных пятен перед глазами, голосов бездны под ними и странной безысходности, берущей начало где-то внизу живота. Мост остался за плечами. Вера в собственные силы возвращалась. Злость порождала желание бороться. Ревность — оружие страшное, пагубное в руках неопытных и инфантильных. Она может привести к трагедии. Временами Сампо хотелось просто разорвать на месте. Она вновь больше не хотела его видеть. Но если брат сделает выбор в пользу этой помойной крысы, так тому и быть. Быть брошенной и отвергнутой ей не привыкать. Вдалеке, в свете умирающей звезды, что лишь частично одаривала своим благословением Ярило, показался холм вечнозимья. Ведущие к ним мириады ступеней казались чем-то непреодолимым, а внутренности обращались в зловонную жижу. Зеле и Броня, что обычно казались непоколебимыми, отчего-то тоже заметно подрагивали, задрав головы. В их глазах отражался снежный блеск, а лица выражали легкое восхищение. По мере приближения к оледенелой лестнице жизнь казалась все сложнее и короче.

***

Стелларон окружал самый настоящий первобытный холод. Они узнали это случайно, просто забравшись на генеральский холм. Здесь стало настолько холодно, что Гепард чуть не осел на колени, падая почти замертво. Настоящая пурга окутывала безжизненную землю настолько неестественно и плотно, что сомнений не осталось вовсе, где именно находился корень всех бед. Подсвечиваясь желтым, стелларон блекло освещал их темную дорогу, но легче от этого не становилось. Приходилось щуриться да ломать глаза, дабы разглядеть хоть что-то, но из-за холода задача становилась практически невыполнимой. Стало невыносимо. Ужасно невыносимо. Даже непоколебимая Зеле отошла на пол шага, вцепившись в младшую Ренд. Броня приобняла ее, попыталась согреть, да ее жалкие попытки оказались тщетны. Группа едва-ли не двинулась вперед, но Гепард не позволил. Одним резким движением руки он указал на ближайший камень. — Идем туда! — его абсолютно непоколебимый тон оказался громче завывания пурги. Попутчики послушно двинулись за валун, оседая в низине, напоминающей солдатский окоп. Воспоминания накинулись безжалостно. Северный вал калейдоскопом ярких осколков прошлого кружился в голове капитана. К черту! Времени на этот бред нет. Скинув с себя все мысленные ограничения, Ландау сразу очертил в сознании границу. — Я сейчас пойду туда. Госпожа Броня, вы со мной. А вы останетесь тут, — обвел присутствующих взглядом он, не терпящим пренебрежения, споров и неподчинения. Однако запугать или впечатлить никого не получилось. Не та публика. Высказывание восприняли в штыки. — О, нет-нет, ты, Геппи! Не пойдешь, — Сампо говорил вполне серьезно. Решительность так и сочилась из глубины его затуманенных ложью глаз. — Дай мне хоть раз в жизни сделать что-то стоящее. Будь то спасение мира или эпическая смерть — не важно! Но позволь и мне побыть героем, хе-хе! Зеле и Броня отошли в сторону, перешептываясь о чем-то своем. Рысь, осев прямо в сугроб, обреченно спрятала голову в коленях. — Я не позволю тебе, Сампо. Ничего, кроме короткой усмешки. Его опять не воспринимали всерьез. Какое унижение. Он будто снова оказался дома. — Я не помню, чтобы спрашивал у тебя разрешения, мой друг, — слова Коски впервые сочились настоящим ядом. — Еще неделю назад ты был готов бросить меня в темницу, не раздумывая. Сейчас же зачем-то хочешь стать нашим спасителем, при этом абсолютно игнорируя меня! Что изменилось, Геппи? — мошенник грубо схватил его за плечо, смотря с какой-то ломающейся надеждой. Внутри что-то упало. С громким треском разлетелось по телу, очень больно резануло сердце. А еще Эго. Хрупкое Эго, что часто путалось с гордостью. Солгать он не мог. Ситуация не позволяла. Остатки моральных принципов — тоже. — Я не знаю, — ложь просочилась быстрее, чем он понял, что соврал. — Ты все чужак. Я ничего не чувствую, глядя на тебя. Так что не строй иллюзий, — очередная ложь. Первый гвоздь забит. — Я благодарен тебе, не более, — и еще один удар забил второй. — Я шел сюда, зная, что не вернусь. У меня больше нет желания возвращаться, — третий оказался воистину болезненным. Хватка на его плече усилилась. В зеленых глазах зарождалась самая настоящая боль. — Отдай контроллер, — гроб оказался заколочен четырьмя безжалостными гвоздями. — Немедленно, Коски. Сампо зажмурился. Лицо его перекосило. Это было похоже на подступающую истерику. Он обессиленно убрал руку. Она упала, с тихим шлепком ударившись об его брюки. Мужчина отошел на полтора шага, в неверии хватаясь за голову. — Геппи… — он далеко не сразу нашелся с ответом. — Я не… — Не называй меня так. Его мир полыхал, язык жгло, а глаза… непроизвольно покраснели. Дабы не дать волю эмоциям, Ландау хотел отвернуться, но новое бессилие вновь не давало сделать это. В момент все внутренности подскочили, а потом быстро собрались в кучу под натиском чужих удушающих объятий. Еще никогда не доводилось ему так позорно закряхтеть, чувствуя, как легкие силятся разорваться от давления чужого тела. — Не говори так, Геппи. Не говори. Это все глупости! — Сампо отчаянно льнул щекой к чужому плечу. — Вот зачем ты это говоришь? Руки Ландау не могли обнять в ответ. Но не могли и ударить. Только бесполезно висеть, немея от холода. Они больше не могли ничего. Глаза его, похожие на пустые стекляшки, устремились к серому бескрайнему небу, что уже почти неделю роняло тяжелый снег. Сердце его тянуло почти к центру земли. Тяжесть не давала покоя. С каждой секундой становилось все невыносимей. Спина начинала болеть. — Я не знаю. — Дурень ты, Геппи… — усмехнулся Коски, сильнее стиснув податливое тело. — Если ты и правда собрался умереть там, я прибью тебя. И имей ввиду… Если что-то пойдет не так, я не стану сидеть здесь. И тебя одного не оставлю, понял? Помирать, так с песней! Где ж я найду другого такого капитана, что позволит сворачивать ему кровь, — Гепард усмехнулся, а Сампо забормотал тише: — и касаться губами его щеки?.. Ландау едва не задохнулся, но кивнул и перевел взгляд на сестру. Та хищно взирала на обоих снизу вверх. На дне ее чистых светлых глаз тоже залегло отчаяние. Синие губы дрожали, а в уголках глаз застыли блестящие льдинки. Полностью сцепившись с ней взглядом, он понял ее. Полностью, до того, как она прошептала что-то очень ей свойственное: — Уходя — уходи. Просто знай, что когда идешь жертвовать ради других жизнью, чуда не случится. Только… если ты умрешь, — сестра выдержала паузу, — я тебе это никогда не прощу, — чуть помедлив, она тихо добавила: — Геппи, возвращайся, пожалуйста, поскорее. Гепард не мог не улыбнуться. — Вернусь. В конце концов, дверь в дом я так и не закрыл, — положив голову на чужое плечо, Ландау не мог не оставить короткого незаметного поцелуя, что совсем уж не чувствовался на посиневшей от холода коже. Молча взяв у сестры ее кирку, Ландау вышел из-за камня, бросая на Коски последний взгляд, а после снова обратил внимание на небо. Внутри что-то громко кричало от ужаса. Что-то заставляло прибавить шаг, пока тело перестало что-либо чувствовать. Пальцы не сгибались, веки почти не размыкались, ноги не слушались. Стелларон, одиноко манящий его своим тусклым светом, оказался в пределах вытянутой руки. Метель выбивала почву из-под ступней. В лицо летели снег и камни. Светлые локоны лезли в глаза, а в сознании не план действий, а лишь светлые абстрактные образы его попутчиков. Кроме метели вокруг будто ничего и нет. Она кружила вокруг, пожирала пространство и сводила Ландау с ума. Занося кирку над головой, он бессильно уронил ее на мерцающий сгусток чистого первородного зла, от которого нужно было немедленно избавиться. Краткое мгновение. Мир разошелся по швам. Разбился на разноцветные осколки, подобно стеклянному снежному шару. Похоже, будто Гепарда Ландау настигла моментальная смерть.