Winter Way

В маленькой грязной комнатке темно и сыро. Кажется, холод еще не успел просочиться сюда. Помещение больше напоминало размороженный холодильник. На две скрипучие, стоящие по бокам кровати страшно смотреть, а грязное, покрывшееся инеем и стеклянной паутиной окно казалось наиболее безопасным предметом в этой каморке. Приунывшие путники, застывшие в проходе, совсем упали духом. Вопрос назревал сам с собой. В этот раз голосом разума оказался Сампо. — Что делать-то будем? Хотя, очевидно. Я на левой, Геппи на правой, мелкая на коврике. Рысь запрокинула назад голову, презрительно сощурив глаза. — Я на левой. Брат, ты на правой, а синий павлин на улице. Сампо театрально схватился за сердце, пока старший Ландау внимательно осматривал комнату. Ему претила даже мысль о нахождении в этом беспорядке: в этом километровом слое пыли, в этом пристанище всех существующих видов клопов. Решать нужно было сейчас и быстро. — Рысь, иди на эту, — Гепард пальцем указал на наиболее чистую из кроватей. — А мы? — Ты тоже иди на кровать. Я посплю на подоконнике. Оба пораженно уставились на него. Идея не показалась им адекватной. Хотя подоконник и был достаточно длинным и широким для того, чтобы там спокойно разместиться, но все же этот вариант лишен логики. — Что-то ты загнул, Геппи. Ложись со мной, за ночь не облезешь. Эта идея не понравилась уже Ландау. — Я грязный весь. Сампо показательно скривился, прежде чем начать подталкивать капитана к постели. Гепард все так же отстранен: не сопротивлялся, не оказывал противодействия; плыл по направлению, подобно медузе в спокойном течении. Рысь тем временем развалилась на кровати. Она запрыгнула прямо в ботинках, широко раскинув руки. Старшего пришлось усаживать на постель, применив немного физической силы. Гепард находился в прострации. Руки его все еще неприятно саднило, а витающий запах крови, да стянутая от застывших на ней жидкостей кожа неимоверно горела. Кажется, осознание накатывало постепенно, однако в голову пока ничего не ударило. Быстро, но аккуратно Сампо начал расстегивать пуговицы капитана. Он делал это легко и напористо, точно в прошлом только и занимался скоростным раздеванием людей. Коски все пытался настойчиво заглянуть в глаза Ландау, дабы хоть немного обуздать отстраненность, что подобно туману, окутывала Гепарда. Складывалось стойкое ощущение, будто одно неверное движение непременно приведет к падению безвольного капитана на пол — он походил на растерянную ростовую куклу. Надо было что-то предпринять, чтобы вернуть командующего с того света — фантазийного, царящего в его голове. Только слова не лезли, застревали на полпути да падали обратно в исток. Говорить при младшей Ландау не хотелось. Только вот девочка далеко не глупа, сразу поймет, если ее захотят спровадить. Но чем черт не шутит? — Рысь, иди-ка первая в душ. Он в конце коридора, напротив лестницы. Женский направо, вторая дверь, — выдал Сампо на одном дыхании, почти как мантру. Ландау кинула подозрительный измотанный взгляд, но все же поднялась, стягивая грязную шапку. Ее она метко бросила на хлипкую тумбочку. Кровавым соцветием на ее щеке расцветал синяк, оставленный мерзким амбалом. Несмотря на это, она не спешила использовать силу пути, позволяющую облегчить боль. Младшая Ландау, прихватив с собой свой походный рюкзак, оглушительно хлопнула дверью. С потолка осыпалась старая штукатурка. Мужчины остались наедине. Поворачивая голову обратно на Гепарда, Сампо не ожидал наткнуться на чужой непроницаемый взгляд. Лица обоих отражались в радужке напротив. На секунду Сампо почудилось, словно он увидел блеск, поразительно похожий на слезу, но акцентировать внимание на этом не стал. Он лишь снизил скорость избавления Ландау от одежды. Медленно. Пуговица за пуговицей. Молния за молнией. Вещь за вещью. И вот, капитан уже сидит полуобнаженный. Коски едва ли мог сдержать восхищение. Тело Гепарда напоминало одну большую затянувшуюся рану. Несовершенно. Исписано глубокими шрамами и царапинами. Рельефно и подтянуто. Где-то костляво. Правда, это выглядело по-своему красиво. Ярче всего выделялся поперечный шрам, рассекающий тело от ключицы до бедра. Диагональный разрыв словно перечеркивал командующего. Сампо не сдержал пораженного выдоха, как не сумел стерпеть, чтобы не прикоснуться к бледной чужой коже. Он аккуратно, невесомо касаясь подушечкой пальца, меланхолично провел по всей бугристой поверхности шрама. Ландау тихо, на грани слышимости, засопел, а потом и вовсе притаился. — Откуда это, капитан Геппи? Расскажи. Коски вновь поглядел в глаза. Так пристально, точно хотел отыскать в бледной радужке душу — такую же истерзанную, как и это тело. Ландау прикрыл тяжелеющие веки и прикусил нижнюю губу. Он окунулся в прежнюю горечь истлевших дней, вспоминал, прокручивал калейдоскоп памяти. — Алебарда. Товарищ оставил. От такого ответа Сампо опешил. Несколько секунд он ошарашено смотрел на Гепарда, выискивая правильные слова. — Как это произошло? — В ночь, когда я получил звание капитана, пролилось немало крови моих сослуживцев. Мы обороняли северный вал от монстров фрагментума. Наш командующий пал, оставив меня преемником. — Ландау нахмурился. — Один из выживших окончательно вышел из ума и рассек мне грудь первым, что попалось ему под руку. Решил, что после моей смерти все отступят, и он вернется домой. Он хотел увидеть дочь. Коски не мог поверить своим ушам. — И что с ним стало? — Его убили. Разорвали твари фрагментума. А я никак не сумел помочь ему, за что ненавижу себя по сей день. Я должен был что-то сделать. В ушах Ландау до сих пор звенели и рычали переплетения звуков предсмертной агонии. Человек, имя и лицо которого давно уничтожило время, порой безлико являлся спокойными ночами, превращая те в кошмар. — Что значит «должен был»? Ты не несешь ответственность за то, что там произошло. — Я несу ответственность за чужие жизни. — Не за все, Геппи. Но с Гепардом бесполезно спорить. Попытки переубедить его или обучить чему-то без позволения всегда заканчивались крахом. Обычно он не терпел подобного, но теперь его броня заржавела и покрылась диким плющом. Ландау податлив и не пытался защитить свою позицию. Он вел себя настолько пассивно, что за него даже стало обидно до легкого тремора в руках. Кулаки сами непроизвольно сжимались, но злость как таковая отсутствовала. — Болит? — большим пальцем Сампо продолжал гладить бледную кожу шрама в области тазобедренной кости. — Болит. Ландау нехотя убрал чужую руку в сторону. Его разматывало на эмоциональных качелях: от апатии до откровенностей, от боли душевной к физической, от Сампо — прямиком в ледяной апокалипсис. Он не путался в мыслях. Те просто выветрились, витая где-то на поверхности, но не давая капитану до них дотянуться. Им стоило продолжить акт избавления от грязной одежды, пока кровать насквозь не пропахла зловонием крови. Сампо подцепил чужой ремень, расстегнул не спеша, сосредоточенно, аккуратно вытянул из брюк, отложив на свободную часть кровати. Онемевшими от перенапряжения пальцами он взялся за единственную пуговицу на штанах. Гепард вздрогнул, схватил Коски за руки, отмахивая их как можно дальше от себя. Мошенник лишь нервно усмехнулся. — Я сам. Твоя помощь не требуется. Спасибо за все. Нарочито разочарованно Коски состроил самое жалостливое лицо, что только возможно было вылепить. Он лихо поднялся с колен и приземлился на кровать впритык к капитану. От подобной близости Гепарда на секунду заклинило, но, кажется, эта игра для Коски все же стоила свеч. Спустя еще одно короткое мгновение своей головой Сампо оказался на коленях Ландау. Лег и уставился. Ждал реакции. Хоть чего-то, что смогло бы вывести Гепарда на любые эмоции, от которых страж сейчас столь далек. Ничего сейчас так сильно не хотелось, как прирасти всем телом к этой кровати и больше никогда с нее не вставать. Хлипкая и убогая. Она казалась панацеей для уставших путников. Даже выпирающие пружины не мешали комфорту. Кажется, ненадолго младший Ландау смог расслабится.

***

Стоило Рыси появится на пороге комнаты, как в тот же миг раздался пораженный вскрик. Сампо даже приподнялся с чужих колен, а Гепард, не сдерживая красочную палитру эмоций, быстро оказался подле сестры, хватая ее за руки. — Зачем? Вопрос был глуп и наивен. Происходящее казалось галлюцинацией, а Рысь — нехорошим видением. Удивляться было чему. На голове младшей Ландау почти не осталось волос. То ли состриженные, то ли оборванные. Подобные большому взрыву. Ни одной ровной пряди. Локоны короче, чем у Гепарда, что в купе с нейтральным лицом делало ее похожей на мальчишку. На некоторое время капитану показалось, что в ней он увидел себя. Теперь они вовсе как две капли воды. То, что сделала с волосами Рысь, не укладывалось в голове ни у ее попутчиков. Ответа на поставленный обеспокоенным братом вопрос она так и не дала. Немного скривила миловидное лицо, отводя гуляющий по стенам взгляд. Выглядела, будто ее застукали за чем-то очень постыдным. На Сампо она и вовсе не смотрела. — Ничего себе! Ну, мелкая, даешь! Чудила, — мошенник тоже сполз с кровати, театрально сощурившись в попытках повнимательней разглядеть столь необычную стрижку. — Ох, Клипот, ты делаешь мне больно почти физически. Девочка показательно отвернулась от него, надув румяные после горячей воды щеки. Обсуждать с ними свои желания ей хотелось меньше всего. Ощущение, словно ее не поймут, высекут, как сделали бы это родители, на которых эти двое были так похожи. — Мне так захотелось. Гепард ее ответа только и ждал, чтобы разразится обеспокоенной тирадой. — Зачем? Захотела? Сказала бы нам, Коски бы тебя подстриг, — Сампо активно закивал головой, подтверждая сказанное. — Всяко лучше бы вышло, чем так. Рысь впервые показала небывалую решительность. Она не хотела об этом говорить. Она не намерена это обсуждать и мыслить в сослагательном наклонении. Сожалеть поздно. Да она бы и не стала. — Я так хочу. Еще неизвестно, как бы это сделал криворукий павлин. Глядишь, ухо бы мне отстриг. Себе я доверяю. — Ты не должна так говорить. Тебе бы стоило больше доверять товарищам. Девочка начинала раздражаться. Не это она хотела услышать. Читать ей нотации не нужно. Их она не переносит в любом виде. Ей чужды правила приличия и нормы. Не стоит учить тому, что ей нужно. Она уже и сама знает. Станет для людей кем угодно. Хоть грациозной леди Ландау, хоть оторвой из самого забытого уголка Подземья. Лишь бы минуя нравоучения. — Я не хочу говорить об этом с тобой, Геппи. А уж тем более при нем, — девочка грубо ткнула в Сампо пальцем. — Ты ему советуешь доверять? Не лезь ко мне в душу, брат. Разберись со своей. — Если тебя что-то настолько тревожило, ты должна была рассказать! Доверие — основа товарищества. — И куда тебя оно привело? — Рысь с силой тыкнула ему в грудь. — Помнится, ты до последнего доверял ему. Тебя предал самый близкий тебе человек, а ты слепо доверяешь непонятному скользкому типу? — она на секунду остановилась в попытке отдышаться. — В последний раз прошу, не лезь ко мне с нравоучениями. Гепард понемногу тоже начал выходить из себя. — Ты не можешь вытворять всякий непонятный мрак и отпираться от помощи! С чего такое недоверие? Да, он далеко не самый надежный человек и принес мне кучу неприятностей, но заметь, что тебе он не сделал ничего плохого. — Я изначально была против того, чтобы он шел с нами! Не знаю, с каких пор ты стал столь снисходителен к мерзавцам, что только и думают о собственной выгоде. — Заметь, он тебя не обзывал. Рысь скрипнула зубами. Слышать подобное от брата тяжело. Видеть, как он прощает того, кто служил ему одной сплошной проблемой, тяжелее вдвойне. Девочке не хотелось ничего, кроме как упасть и забиться в такой истерике, чтобы пена изо рта пошла. Может, хоть так она будет услышанной? — Значит, именно я и начну первой! — она кинула уничижительный взгляд на мошенника, окидывая его всем своим холодным презрением. — Ты! Кусок отброса, что каким-то образом повлиял на моего брата. Меркантильная сволочь, что даже помочь нам вызвался только потому, что моя сестра тебе что-то там пообещала. Как у тебя совести хватает вести себя столь фривольно? Я пыталась терпеть. Даже начала думать, что ты нормальный, но даже на секунду не задумался о своих товарищах из Подземья, когда принимал решение спуститься с нами! — Рысь подавилась собственными словами, окончания проглатывались вовсе. Она на грани того, чтобы расплакаться, но Коски не увидел бы ее слез. — И ты думаешь, брат, что ему можно хоть ручку чернильную доверить? Мир застыл. Груз ожиданий давил на плечи и тянул ко дну. Сердце Сампо словно упало, когда Гепард обернулся, окинув его тяжелым взглядом, полным разочарования. Повисла неловкая, почти преступная тишина. Она громко звенела в ушах командующего. Стало мучительно больно. Что-то в районе груди с надрывом лопнуло, и эмоции словно выветрились, оставив голову пустой, как старый разбитый скворечник. Пропало желание спорить, ругаться и переубеждать неразумную сестренку, смотрящую на него с ненавистью. Желание бороться иссякло. Веру в людей и хотелось вытереть об брюки. — Иди спать. Ландау выпрямился в полный рост и выключил свет, но с места никто не сдвинулся. Комната погрузилась в мрачную, давящую мглу, угнетающую каждого из присутствующих. Ландау больше не желал никого видеть: его мир горел, колонны падали, обломки летели ему в голову. Сев на подоконник, он думал лишь о том, насколько все бесполезно.

***

Мысли, что терзающие голову старшего Ландау, лежали далеко за пределами конца света. Его личное моральное падение казалось чем-то закономерным. Правда никак не укладывалось в голове. Подобно переломанной в детстве палке, жизнь его оказалась разделена. Время «до» теперь виделось счастливым и беззаботным, греющим тёплыми воспоминаниями его промерзшие внутренности. Время «после» пока не наступило. Появилось ощущение, будто не наступит вовсе. Ландау всегда был реалистом, а теперь его реальность сжалась до этой грязной комнатки. Тихое посапывание Рыси, давно сбросившей с себя одеяло. Девочка уже наполовину свисала с кровати. Его короткие переглядки с Сампо. Тот, кажется, не собирался ложиться. В голове переплетались сотни, если не тысячи бессмысленных вопросов. Все, чего он сейчас касался, казалось непонятным и неправильным. Каждый его выдох, каждое действие, каждый неправильный поворот головы. Все ощущалось чистым сюрреализмом: узор инея на треснувшем стекле; Сампо Коски, ждущий его в кровати. Гепарду не было дела ни до его мотивов, ни до его отношения к людям. Ему теперь все равно. В последние дни он хотел лишь покоя да человека, который не даст ему окончательно провалится в мерзкий омут безысходного одиночества. — Всю сознательную жизнь я думал, что мы с тобой враги. А сейчас я здесь. Сижу с врагом под одной крышей, делю трапезу, буду спать на одной кровати. Все это мне кажется просто недопустимым и неправильным. Будто окончательно разочаровавшись в себе, Гепард тяжело выдохнул, с тихим стуком упираясь лбом в холодное, пошедшее тонкой паутинкой окно. Сампо лежал на спине, закинув руки за голову. Одна нога устроилась на колене, покачивалась вверх и вниз. На губах его растянулась привычная улыбка. И даже сейчас, когда хотелось избавиться от нее, он держал лицо, не выдавая личину молодому капитану. Мельком скользнув взглядом по спящей девочке, Коски переключил внимание на Ландау. — Уж так и всю сознательную? — прошептал он, усмехаясь. Бровь вопросительно выгнулась, и заинтересованный мужчина теперь полностью повернул лицо к блондину. — Тебя хлебом не корми, дай из меня чудовище сотворить, ха-ха! Кстати о хлебе. Если не собираешься доедать, я готов предоставить тебе свое дружеское плечо. Или, если следовать твоей логике, капитан Геппи, свой вражеский рот. Нога все раскачивалась, а гнусавая улыбочка становилась шире. Он с животным любопытством следил за физиономией собеседника, выискивал признаки приближающегося раздражения. Да только того не последовало. Гепард спокойно слез с подоконника, протягивая свой последний кусок мошеннику. Ландау как можно тише присел рядом с Коски. С тихим скрипом кровать прогнулась, старые пружины, не вызывающие у него доверия, затрещали. Звук разошелся по комнатке волнами. Командующий украдкой взглянул на спящую Рысь. — Когда ты поймёшь, Коски. Я никогда не видел тебя чудовищем. Услышь и меня тоже: ты переступал закон. Меня всю жизнь учили ставить его соблюдение выше человеческих жизней. Ландау откинулся на единственную подушку, лежащую позади них. Сампо учтиво выгреб половину из-под своей головы, уступая чуть больше места. Чадящие фонари, свисающие со стропил, практически погасли. Ландау очень уж хотелось спать. Этот день напоминал ужасный сон. Сон, который никогда не закончится. — Мы действительно разные. Я впечатлен твоей свободой. Таким, как ты, я бы никогда не стал. Точно. Знаешь, я тебе даже завидую. Сампо замер, вслушиваясь в голос капитана. Что ещё за откровения перед сном? Он пристально вглядывался в черты лица мужчины рядом. Улыбка стала ещё шире. — Что? Мне? Завидуешь? Ну-ка… — перевернувшись на бок, Коски уложил ладонь на лоб Гепарда, смахнув золотистую чёлку. — Хм… жара нет. Тогда что это за речи такие, м? Или, быть может, успел где-то стукнуться головой? Руку он больше не убирал, едва ощутимо поглаживая ей тёплую кожу Ландау. Более того, для удобства он закинул ногу на бедро стража, игриво хихикая. Как ни в чем не бывало, опустил веки, притворяясь спящим. — Я тоже тебе завидую, Геппи. Твои выдержка, самообладание и смелость… Эти качества обошли меня стороной, увы и ах! — Нечему тут завидовать, — Гепард аккуратно коснулся его руки, медленно, украдкой поглаживая. — В моей семье другим быть просто нельзя. Чтобы быть настоящим Ландау, не порочащим имя семьи, ты должен стать воплощением идеала. Сестер это стороной обошло. Сервал никогда не умела подчиняться. Рысь редко бывала дома — все по заснеженным полям бегала. Оно и к лучшему. Гепард тоже прикрыл уставшие веки. Сампо ощущался как нечто новое. И не было в этом новом и капли эйфории или привычной немой паники. Гепарду подумалось, что никогда не чувствовал себя так хорошо и спокойно. Пока мир рушился вокруг них, лопался, сходил с оси, просто по-человечески выживал из ума, для них существовало лишь это застывшее мгновение. — Ты такой странный, Геппи… — по-кошачьи протянул Сампо, приоткрыв глаз и подглядывая за сопящим рядом мужчиной. — У тебя хорошая семья, прекрасные сестры. Даже малявка Рысь. Незачем из кожи вон лезть, чтобы выглядеть супергероем! Вот скажи, когда ты последний раз рисковал? Скажем, играл в казино, м? Держу пари — никогда! Или вспомни, когда гулял в гражданской одежде? Лишив себя званий и статусов. Ты же постоянно на службе! Сварог больше на человека похож, чем ты! Коски перехватил пальцы капитана, переплетая со своими. Сжав кисть, уложил на грудь Ландау. Он практически заполз на него, стараясь не рухнуть с кровати на пол. Каждое действие сопровождалось хихиканьем. — Капитан Гепард, позвольте себе побыть немного обычным, заурядным Геппи! — Слезь с меня, ты тяжелый. У Ландау дыхание перехватило. Сампо перешел все границы дозволенного, и Гепард уже был готов отправить того на пол. Каждая мышца безумно болела, тянула и выворачивалась наизнанку. Голова соображала на редкость плохо, будто он опять пол ночи сидел с пьяными сослуживцами. Коски сейчас казался действительно тяжким грузом. — Нет у меня ни сил, ни желания быть кем-то другим. Я не умею по-другому. Слова сказаны приятным шепотом в опасной близости от чужого лица. Искать в этом подтексты и сакральные смыслы хотелось даже меньше, чем что-то менять. — Ну нет. Если слезу, то рухну на пол, а там холодно и жестко. Так что терпи уж, — тихо прыснул от смеха Сампо. — Или так, или буду держаться за тебя до утра. И все же Коски сполз на бок, но ногой и руками обнял Гепарда. Лоб ткнулся в висок, и светлые волосы защекотали нос. Он попытался сдуть их, но те не слушались. Чихнув в чужое плечо, Сампо откинул пряди капитана в сторону и снова прижался лбом к виску. — Выходит, ты гонялся за мной все это время, потому что завидовал? Хотел быть на моем месте, м? Жить среди воров и крыс, попытаться не скрыситься? — И опять ты меня не понял. Причем тут зависть? Ты преступник. Я тот, кто должен ловить таких, как ты. Мне казалось, ты способен понять, что мы находимся по разные стороны закона. Гепард тихо выдохнул. Подобная близость к постороннему человеку для него чужда, но она не казалась чем-то неправильным. Мысленно Ландау себя уже давно похоронил. Его совесть погибла еще раньше. Стараясь не издавать лишних скрипучих звуков, он тоже повернулся набок. Меж их лицами — жалкие сантиметры. Их выдохи уже сливаются воедино. На глубине чужих глаз они видят друг друга. — Как же? Ты сам сказал, что завидуешь мне. Хм… Как же ты живешь в этом мире с таким набором противоречий?.. Сампо провел ладонью по плечу капитана, сжал предплечье, оторвал руку. Видя под собой, пожалуй, впервые «обнаженного» душой и сердцем Ландау, сам оттаял и коснулся пальцами его лица. Он медленно поглаживал щеку Гепарда, неотрывно глядя в его голубые и такие ясные глаза. — Уверен, ты очень устал, дружище, — мягко произнес Сампо. — Иди сюда, — обхватив затылок ладонью, Коски притянул тяжелую голову к себе, прижав ее к плечу. Он медленно перебирал светлые волосы, прислушивался к сопению, а сам дышать боялся. У Ландау на секунду сердце остановилось. Стало так тревожно. В один миг по всему телу прошлась кратковременная, но сильная судорога. Продолжать диалог не было смысла. Да и вряд ли смог бы, чувствуя, как челюсть на мгновение запала. Лицо медленно начинало гореть, подобно алым тлеющим углям. Даже холод больше не тревожил его измученное мерзлотой тело. — Добрых снов тебе, Коски. И еще… Не обижайся на Рысь. Она никогда особо не следила за тем, что говорит. Капитан неуверенно положил на него свою подрагивающую руку. — Смелый… смелый капитан, которого пугают такие простые вещи, хе-хе… — Сампо отвлекся от волос, прижал чужую руку сильнее к своему по поясу и вернул ладонь обратно. — Вот так. Если заболеешь, придется менять все наши планы. Потеряем силы, время и, соответственно, кэш! А я этого допустить никак не могу! — соврал он. — Как я могу обижаться на нее? Мелкая не сказала ничего, кроме правды. Хм... ты даже не хочешь спросить, что же такого мне пообещала Сервал? Подбородок лег на блондинистую макушку, и теперь сам Коски позволил себе выдохнуть. Что ж… все прошло гладко. Его не выгнали на пол, не ударили по лицу — это победа! Жаль, что все изменится, когда оба вернутся в привычную среду своего обитания… — Не хочу. Я не хочу лезть тебе в душу и даже думать о твоих мотивах. Знаешь, мысленно себя я уже похоронил. С каждой минутой во мне все меньше уверенности. Это была действительно долгая и темная ночь. Утром он обязательно извинится перед Рысью: отведет в сторонку, обнимет и расплачется, проклиная себя за собственную дурость. Ее он обижать не намерен. Если она захочет, даже откажется от Сампо: никогда больше не подойдет, не заговорит, не коснётся. Доведет себя до сумасшествия. Но счастье сестры — задача первостепенная. Часть души будет мизерной платой за ее улыбку.