Элементарно, Эркель!

Алексей снова сидит у самого окошка, разложив на столе свои карандаши и бумаги, уже не раз случайно залитые чаем. Шатов в очередной раз с подозрением косится на окно — больно уж прохладно на улице, ещё сквозняк подует и Лёша заболеет. А когда он заболевает до той степени, что начинает бредить, это уже совсем невыносимо. Даже не лицезрение этого, а одна-единственная мысль судорожно окатывает Ивана беспокойством. Из надуманных кошмаров его выводит тихий смешок Кириллова. Как же Лёша чай смешно пьёт, крохотными глотками, словно растягивая это чаепитие на вечность, думается Шатову. — Вань, ты на это окно уже несколько минут смотришь. Говорю же, не выпрыгну. Ты бы его ещё ставнями закрыл, чтобы наверняка.- тихо смеётся Алексей. Иван вздыхает украдкой. Угораздило же его родственную душу увидеть в этом чуде с растрёпанными волосами, пальцами, вечно испачканными в грифеле, и глазами цвета чая. И иногда нестабильными мыслями. Больше года ушло на то, чтобы привести Лёшу в нормальное состояние. И сейчас вот он шутит об этом, как ни в чём ни бывало. — Я переживаю, ты же видишь.- отвечает Ваня, наливая и себе кипятка. — Тут только слепой не увидит. Ладно ты револьверы продал, и винтовку сувенирную спрятал. Но Вань, бельевые верёвки ограничить и строго развесить их как можно дальше от дома? Серьёзно, ты скоро носки свои будешь по очереди развешивать. Сначала один, на следующий день второй. Я же не Ставрогин какой-то, страсти к петлям не питаю. — Кириллов затачивает карандаш, методично чиркая по нему ножичком. — Так безопаснее, Лёш. Мне спокойнее, если я буду знать, что…ну, вариантов меньше.- нелепо пытается завуалированно ответить Шатов, раздумывая тем временем насчёт идеи заменить ножики для карандашей на чуть более безопасные точилки. Он сам немного помешался на теме сохранности Алексея и иногда действительно перегибает палку. — Ладно-ладно. Ты только не начинай у меня ещё и чай отбирать. Вдруг ещё покажется, что с травками целебными не то что-то. Я даже согласился всю красоту полевую по твоему церковному календарику собирать. Ваня тихо смеётся, аккуратно опуская уже пустую кружку на столик и окольцовывая своими руками Лёшу. Тот наклоняется назад, неуклюже окунаясь в объятия Вани. Вернее, пытается, но спина встречает деревянную спинку стула. Совсем уже из головы всё вылетает. Алексей приподнимается, не до конца выпрямляясь- и так высокий, куда ещё спину ровной держать. По полу незаметно для обоих семенит мохнатое рыжее нечто. Иван легонько касается пальцами ямочек Кириллова и тянется уже за прикосновением губ. Ещё буквально миллиметр, но рыжий зверёк, путающийся у них под ногами, нагло ломает всю романтичность и чувственность, рывком пробегаясь по ногам Ивана. Шатов от неожиданности теряет равновесие, и падает в руки Алексея, а Лёша, не успев среагировать, падает тоже, словно костяшка домино. Под их телами предательски скрипят половицы. Ваня успел уже мысленно поблагодарить и отца, и сына, и святого духа, что на первом этаже домишки больше нет других постояльцев. Ещё бы подумали что-то неприличное. Кириллов обиженно фыркает в сторону усатой бестии (всё же он стукнулся чуть сильнее) и всё же быстро целует Ивана. Оба смущённо хихикают, совсем как школьники, ей-богу. Шатов подзывает кошку к себе, и та приходит, выжидающе заглядывая в глаза и обнюхивая руки обоих. — Ты, милочка, такой момент душевный испортила, так ещё и угощения ждёшь. Никакого воспитания. И вообще, чревоугодие грех.- с наигранной обидой ворчит Иван. В конце-концов, когда ещё выпадет шанс на рыжую поругаться? Обычно за ней проступков особых не водилось. Алексей щурится, играет уголками своей улыбки, и берёт кошку на руки. — Правда, Мурка, ты чего? Изначально Лёша хотел её Ваней назвать. Шатов долго отпирался, мол, это же даже не женское имя, а Иванка звучит длинно, и вообще, Кирилллову одного Вани хватит. Даже Лёшины отговорки, что это в честь Ван Гога (рыжий ведь тоже!) не сработали. В какой-то момент им надоело спорить, и они всё-таки сошлись на банальной Мурке. А она была совсем не против. Вон, мурчит в руках Алексея, пытаясь показать раскаивающуюся мордашку. Кириллов издаёт тихий смешок, почесывая Мурку за ушком. — Хорошая моя. — Мне, чтобы что-нибудь ласковое услышать, тоже помурчать надо? — озорно подмигивает Ваня. Кириллов снова тихонько смеётся, отпуская кошку. Рыжая сразу же семенит лапками в сторону дворика. Гуляет сама по себе. Лёша очерчивает пальцем ухо Шатова. — Ты по умолчанию тут прекрасный. Но я не против, если ты помурчишь. Ваня фыркает, слегка краснея. Никак не привыкнет к тому, что Алексей с тихим смешком, но соглашается на все его предложения. Всё же пытается скопировать мурчание, но не выдерживает, и тихо хихикает, утыкаясь носом в плечо Кириллова. — Нам, вообще-то, работать надо, Лёш, а мы тут дурачимся, как дети малые, ей-богу. — Мне кажется, тебя такой расклад вполне устраивает. Причём сам же говорил, что детство самое счастливое и чистое время в жизни человека. Так что, может, оно и к лучшему. Мы слишком молоды, чтобы вести себя мудро.¹- отвечает Алексей, проводя легонько рукой по светлым кудрям Вани. — Опять философские рассуждения. — Иван всецело поглощён ощущением рук в своих волосах. А после вспоминает что-то. Сомневается — говорить или нет. Но в конце-концов, какое право он имеет скрывать что-то от Лёши. Особенно иронично молчание бы выглядело, если бы Ваня не убедил Кириллова забыть все эти разговоры про человекобога. От богов и на краю света не скрыться. Шатов вздыхает и всё же говорит, аккуратно подступая к теме. — Верховенского вчера видел. Он тебе, кстати, привет передавал. Алексей удивлённо смотрит на Шатова, слегка приподнимаясь на локтях. Что за холера нынче, что Верховенскому дома не сидится? — Ему, конечно, тоже привет. Но с чего это он? Пошлые шуточки Петра Ивану сейчас пересказывать точно не хотелось. Он шумно вздыхает. — Этот бес нынче сыщиком работает. Пересеклись случайно. С ним ещё парнишка был какой-то, светловолосый такой. Я вот думаю, это совпадение, что моё дело как раз с революционной деятельностью было связано, или нет? Кириллов задумчиво крутит в руках упавший на пол карандаш. — Верховенский, да ещё и не один? Вот это более странно. Не хотелось бы мне с ним заново пересекаться. Шатов кивает. Что-то его тоже настораживает в этом появлении Пётр Степановича рядом с ними. Не плетет ли он новую паутину? — Да и вообще неспокойно нынче. То там, то здесь, что-то новое, революционное гремит. Как знать, что нас ждёт… — Если доживём. — иронично хихикает Алексей, за что получает вполне заслуженный щелчок по носу. Иван определённо не любит подобные комментарии от Лёши. — Доживём. И вообще, чего о времени рассуждать? Помнишь, ты месяц назад Грибоедова читал? Мол, счастливые часов не наблюдают. — Вот и верно. Но всё-таки обратить внимание на то, что уже обед, надо. Ваня смеётся, наконец вставая с пола, и подавая руку Кириллову. — Ты решил, что одним чаем питаться — это не дело? Крайне одобряю. Алексей просто кивает. Их ждёт прекрасное время. И он готов ещё сотню раз подтвердить, он абсолютно не жалеет, что ценой такой жизни стало избавление от любых мыслей о человекобоге. Да и зачем ему эта чудная сущность, если для Ивана он самый уникальный даже в этой неглаженной рубашке и с пальцами, пропитанными грифелем?