Однажды в Смоленске

      Жану было нелегко вернуться в свой старый дом. После революции дом стал собственностью государства и только в девяностые вампирам удалось вернуть себе старинный особняк. Ольга ожидала возвращения домой, живя годы советской власти в своём же флигеле, где ей выделили квартирку хранители. Получив ключи от дома, графиня сразу занялась ремонтом.       Отношения между бывшими супругами в ту пору переживали не лучшие времена и Ольга Анваровна занималась восстановлением родового гнезда без маркиза.       Поднявшись по лестнице на второй этаж, Жан был приятно удивлен, увидев, что его прежние комнаты были не только прекрасно обставлены, но и сохранили прежнюю прелесть. Кабинет с мебелью из карельской березы, не кричащий кич, а спокойная и умиротворяющая классика. Удобное и мягкое кресло, книжные стеллажи, стол на изогнутых ножках и лампа. В спальной было всё как и раньше. Кровать с балдахином, прозрачные занавески на окнах, пушистый ковер под ногами.       Ольга внимательно следила за выражением лица Жан-Клода. – Это конечно не совсем то, что я хотела. Но если хочешь, можешь все поменять.       Жан проглотил вставший в горле комок. – Это очень мило. Я не ожидал. Барановский здесь обитал?       Жан не верил, что его ждали в этом доме и даже заботились о его удобстве. Эта лампа с зелёным стеклом была такой уютной и навевала воспоминания о прошлой жизни, которая давно не существовала. Там осталось и пенсне врача, и часы на золотой цепочке, и крахмальные воротнички. – Ты же видел, что я открыла дверь ключом. Это только твоё логово. Осталось лишь вытереть пыль, снять чехлы с мебели, постелить белье, – улыбалась Ольга Анваровна, довольная тем, что комнаты произвели должный эффект, – Ну и вещи свои разложи, если уж собираешься остаться.       Жан поджал губы и сухо ответил: – Это все зависит от тебя. – Разве от меня? А я думала, что это хранители снова восстановили наш брак. Или что там они сделали? – Олечка, после твоего... фокуса нам с Аней пришлось встретиться с Константином Сергеевичем. И он грозил нам самыми страшными карами. Гадость такая, как будто мы и так недостаточно... Я же не просил, чтобы Кривич меня обращал. – А Усачев у нас сам вызвался в упыри пойти? Или его твоя подруга уговорила? – тут же спросила Ольга с прежней язвительностью в голосе.       Жан обвел кабинет тоскливым взглядом, услышав знакомые нотки в голосе графини. Лампа уже не радовала, и кресло казалось похожим на пыточное, не доставало только оков для рук и ног. – Боюсь, Андрей такая же жертва, как и Барановский, – возразил маркиз. – Сережа, – загадочно произнесла Ольга. – Что Серёжа? – раздражаясь, повторил вслед за Ольгой Жан. – Я устала притворяться. Тебе не кажется, что влюблённость делает его лицо несколько... глуповатым? Ещё и ребенок...       Рука Ольги легла на живот, и Жан прочитал в ее глазах сожаление. Графиня и в страшном сне не хотела ребенка от Барановского, а сам рокер превратился в надоевшую игрушку, от которой теперь было невозможно избавиться. – Но зачем же ты обратила его? – осипшим голосом спросил Жан.       Кривая улыбка появилась на красивом лице Ольги. Глаза стали злыми, колючими, Жан даже почувствовал мурашки на спине. – А ты хотел, чтобы меня опять отправили в тюрьму за убийство? – холодно спросила графиня.       Жан не хотел верить, что судьба человека зависила от каприза взбалмошной и, что греха таить, истеричной дамочки.       В этом красивом доме и уютных комнатах было слишком много любви и радости. Особняк графини Воронцовой был создан в насмешку над бренностью бытия. Нестареющие хозяева побеждали все невзгоды, выпадавшие на их долю. Люди, обманувшие смерть, противопоставляли себя превратностям судьбы.       Ольга не могла стать такой жёсткой и равнодушной. Только не его Олечка, его спасение в непроглядной тьме и яркий луч света, указавший ему дорогу к счастью.       Жан все ещё помнил, как, благодаря Ольге, он снова начал радоваться жизни. Они были счастливы долгие годы, отпраздновали и золотую, и бриллиантовую свадьбу. Если бы они были обычными людьми, то остались бы в памяти потомков счастливой супружеской парой. – Тебе совсем его не жалко? – спросил Жан, отчаянно надеясь, что в Ольге ещё осталось что-то от нее прежней.       Маркиз искал знакомые черты, проблески человечности. Не могли же они исчезнуть за эти сто с небольшим лет? – Зачем он вообще помчался меня спасать? Жил бы здесь, писал свои песни. Ты же говорил, что у него была какая-то подружка. – Была, но он любит тебя, – пробормотал Жан, озарённый страшной догадкой.       Вот ровно так же Ольга говорила и о нем, о его влюбленных глазах и глуповатом выражении на лице. И ей не было никакого дела до чувств влюбленных в нее мужчин. – А ты... ты думала обо мне? – спросил Жан.       Ольга гордо запрокинула голову вверх. – Раньше ты таких вопросов не задавал. Мы понимали друг друга без слов.       Маркиз увидел, как графиня гордо выпятила вперёд подбородок, как выступила влага на ее ресницах, и затрепетали крылья носа.       Ольге было не всё равно. Просто она привыкла скрывать свою слабость. Кто знает, что происходило все эти годы в ее душе, пока он продолжал отталкивать ее от себя и отгораживаться от любых попыток возобновить их отношения?       И Жан сдался. Он встал на одно колено и обвил руками ее ноги. – Pardonnez-moi, je suis désolé. Я просто отвык. Забыл, как хорошо быть рядом с тобой, целовать тебя и просто смотреть. Моя любимая Оленька, ma chérie. – Как долго ты меня мучил, маркиз Дешам. Но я тоже люблю тебя, хоть ты и полный дурак.       Поздно вечером Жан зашёл к деду. Переступая порог дома, он поморщился от запахов старой мебели, вони из подвала и прошел на кухню.       Дед сидел в своем кресле с газетой в руках. – Я уж думал ты не придёшь, – печально произнёс Кривич. – Ну что ты такое говоришь, – запротестовал Жан, – Я буду навещать вас при первой возможности. Просто пока проще передавать кровь на работе, тебе или Сергею. Ольге лучше не оставаться одной. Особенно сейчас.       Святослав Вернидубович кисло поморщился. – Выгонит она тебя, Жанчик. Кошка эта ободранная. – Я бы попросил, – нахмурился Жан. – Ты меня не пугай. Говорю, выгонит, значит – выгонит. – Ты бы хоть подождал, пока это случится, а потом злорадствовал.       Кривич посмотрел на Жана поверх газеты. – Что, уже поцапались? – Барановский где? Я ему должен передать кое-что.       Жан вынул листок, исписанный нотами. – Ольга под диваном нашла сегодня.       На полу у камина на первом этаже Жан лежал рядом с Ольгой, и им было весело вспоминать о прошлом. Ольга увидела кусочек бумажки и брезгливо поддела его ногтем. – Я думала, что весь мусор выкинула. – Это ноты. Он сочинял, когда ещё был человеком, – произнес Жан, бережно пряча листок в карман. – Теперь пусть сочиняет сколько угодно у деда. Самое место ему в том свинарнике. – Отличная квартира. Зря ты так. И Сережа твой тоже молодец. Весь день сегодня сидел тихо, ни разу не зашипел. Завтра надо его к делу приставить. – О! И что же он будет делать? Пилить ноги тупой пилой? – засмеялась Ольга Анваровна, – Помнишь твою первую больницу, после которой ты устроил Кривичу с Бредихиным скандал и выбил для больных чистое постельное белье и трёхразовое питание? Они потом как в санаторий туда ходили полежать. – Зато когда приехала проверка, Смоленская больница произвела самое хорошее впечатление. Не все губернии могли похвастаться таким уровнем. Пусть и не надолго, но мы хоть что-то сделали для людей, – сказал Жан, чувствуя гордость за свою работу в земстве, – А Сережа для начала будет ухаживать за больными, судно подкладывать, белье менять. – Правильно, Жан. Потом от памперсов не будет нос воротить. Какой ты у меня молодец! – похвалила мужа Ольга. – Он же не бесплатная нянька, Оля. Памперсы я и сам могу поменять. Интересно, какой он будет? – Ну такой, с липучками или с резинками. Даже не знаю, как раньше без них обходились?       Жан фыркнул, смеясь над словами Ольги Анваровны. – Ребенок твой каким будет? С липучками... Mon Dieu!       Ольга замолчала и посмотрела на свои пальцы. Улыбка исчезла с ее лица. – А какой буду я? – Скорее всего, как только ребенок родится, ты опять станешь вампиром. Я обязан тебя предупредить. Мне очень жаль.       Жан очень хотел, чтобы эта новая жизнь стала именно тем, о чем он мечтал раньше. Ольга была бы простой смертной женщиной, и они смогли бы жить как обычные люди.       Но у графини были другие планы, и они не изменились за минувшие столетия. – Молись, Жан, чтобы так и было! – воскликнула Ольга, – Иначе тебе придется снова обращать меня. Я не буду жить человеком и умирать не собираюсь! У меня ещё есть дела. – Продолжаешь вынашивать планы мести? – Ну кому-то надо этим заниматься, – высокомерно усмехнулась графиня.       Теперь, вспоминая эту усмешку Ольги Анваровны, Жан не хотел смотреть деду в глаза. Давняя вражда между Кривичем и графиней Воронцовой доставляла Жану много хлопот. – Жанчик, ты за Серёжу не беспокойся. Я уж его не брошу. Тебя же не бросил. – Тут вот какое дело, дедуля. Сергей мой обращенный. Он теперь нам с Ольгой как сын? – В самую точку, маркиз. Это твои детки. – Дед, и как же мне с ними себя вести? Ну вот как ты с нами управляешься? Я так не смогу. Ольга как ртуть, то мурлычет, то когти выпускает. Ну с ней ещё ладно, я уже привык. Но ещё и Сергей. Слишком много для меня одного. – Правильно говоришь, сынок. Я сегодня увидел, что ты поумнел. Не стал Усачева обращать. Дедушку позвал. – А если бы обратил? – Загрызли бы они тебя, маркиз. У тебя же хранителей нет. Никто бы тебя от них не отбил. Мы в чужую семью не полезли бы. Каждый сам разбирайся со своими детками.       Жан шумно вздохнул. Да, конечно, все они были кровожадными чудовищами. И держать в руках такую семью было совсем не просто. В любую минуту вампиры могли начать убивать людей, а отвечать за это пришлось бы тому, кто дал им эту силу.             Чужая душа потёмки. Ольга была совершенно эфемерной барышней, нежной и хрупкой дворянкой. Кто же знал, что она будет с лёгкостью убивать и упиваться своей властью над людьми? Ведь кроме силы, скорости и неуязвимости у вампиров ещё и появлялись сверхъестественные способности: гипноз, чтение мыслей, телекинез.       Интересно, что досталось Андрею и Серёже? И смогут ли они остаться прежними, сохранить в себе человечность? Каждый вампир отвечает за тех, кого обратил. Не чувствуешь в себе силы, не обращай. Иначе потом сам же и пожалеешь, когда поймёшь, каких монстров выпустил в этот мир. – У Бориса ведь тоже семья была своя. А он на нас войной пошел, – заметил Жан.       Кривич не спеша провел пятерней по своим волосам. Прическа была другая, но привычка осталась. – Ну и дурак, что пошел. Вот и потерял своих, – ответил дед Жану, – Влад теперь мыкается по свету. И к нам пристать не может, и обратно ходу нет. А ведь кровь его тянет назад. И Борис это знает, ждёт, когда тот вернётся. – Дед, а ты бы дал Владу своей крови испить? Может его бы и отпустило? – А ну, как он шпион? Откуда я знаю? Погодить надо, присмотреться к человеку.       Ну конечно, шпион. Недоверие Кривича было понятно, но Жан не хотел видеть во всех одних врагов и предателей. Жить, не веря даже самым близким, ожидая ножа в спину или доноса Хранителям, было похоже на пытку. Впрочем в этом Кривич напомнил Жану Ольгу. Та тоже постоянно интриговала и боролась со всеми, когда работала в театре. Когда графиню отправили руководить студентами, маркиз даже за нее порадовался. Невозможно было постоянно ненавидеть окружающих и видеть в каждом человеке угрозу своему положению.       Была у Кривича и товарища Сталина одна кровавая тайна. И Жан прекрасно знал, что дело не только в тайнике, который дед сделал в книге. Ох и не прост был Иосиф Виссарионович, постоянно устраивающий чистки своим соратникам. И Кривич понимающе улыбался, когда читал газеты того времени со списками все новых и новых врагов. – А хранители значит охраняют вампира от его обращенных? – спросил Жан. – Помогают поддерживать порядок, – наставительно сказал дед.       Часто, приводя к порядку своих деток, Кривич пугал их хранителями. Вот, дескать, не будете дедушку слушать, сразу на вас хранители управу найдут. – Может и мне тогда хранителей завести и договор с ними подписать?       Кривич посмотрел на Жана со знающей улыбкой. Он ожидал этого вопроса и всегда знал, что рано или поздно маркиз придет к тому же выводу, который сделал он сам. – Договор вещь хорошая. Да только помни, что ты первый его соблюдать должен. А иначе никто его и в грош не будет ставить. И хранителей твоих загрызут, а потом и тебя.