смеркает.

— Так а че ж твой, все такой же затворник? Ниче не рассказывает тебе? — женский голос из каморки у терапевтического кабинета деревенской больницы. Бесформенный старый деревянный стол с безобразно ободранным покрытием, безвкусный пакетированный черный чай, кружки с нелепыми рисунками и цветными надписями (порою со сколами), домашние бутерброды с докторской и упаковка покупного шоколадного печенья. Время обеденное, за окном птицы напевают, да солнце во всю. Бабы за столом сидят кто в халате докторском, кто в обычной одежде. Чувствуется едва уловимый запах курева, — некоторые только вернулись после перекура. В воздухе летает приятное предвкушение обеденной беседы, вульгарно-неприличных сплетен и перемывания косточек. — Да вот же, блин, — слышно, как Зина размешивает сахар в своем стакане, — сидит даже сейчас, видишь, в кабинете и не высовывается. Нет чтобы с нами тут посидеть. Да ладно с нами, с мужиками на втором этаже тоже сидеть не выходит. Ну кто так делает? Не по-людски как-то. — Да кто их, этих городских, знает. Небось, все еще не привык. Че, сколько он уже здесь? Прошлым летом приехал? — голоса, — ну год, да, получается… так, а че, он же вроде с кем-то живет, нет? Один? — Да черт его знает. Я было видела, девка к нему молодая приходила, но только один раз было. Не знаю, кто такая, — из открытого окна поддувал слабый летний ветерок, который нежными касаниями слегка поднимал и опускал край белого халата одной из медсестер. — А он разве не с ведьмой той? Я сколько слышала, все говорят. — Да приворожила она его, сто процентов, — в женском голосе звучали все оттенки понимания, осуждения и плохо скрываемой зависти, — говорят, она его уже и в лес водит. Че вы думаете, они там по грибы ходят? Да хрен там плавал, работает она там с ним. Магически, вы же понимаете. — Так, а че? А кто к ней не ходил? Кому она не помогала? Она-то зла не делала никому, не помню, чтоб было такое хоть раз. Мужик Константин, конечно, что надо. Умный, образованный, сильный, симпатичный. Ну и она не дура. Че, думаете, не смог бы на нее повестись сам? — Стал бы умный к ведьме в постель лезть? Это она его заставила сама, он сам не знает, что творит. Она, конечно, сволочь та еще. Сука. Я тебе вот че скажу, Свет, — медсестра поворачивается к заступнице, — она и порчу навести может. Ты думаешь, че ее мужик спился? Она сделала. Щас видела его? Вообще никакой, а раньше парень был получше всех наших мужиков. — Ой, ну не знаю., — в каморке слышится, как открывается дверь кабинета через стенку. Константин на обед решил остаться там, — о, пришел кто-то, — женщина, сидящая ближе всех к двери прижимается к ней ухом. На несколько секунд все замолкают, — а ведьма-то наша легка на помине! *** — Привет, Кость, — Марьяна медленными шагами вымеряет расстояние от обветшалой входной двери до массивного рабочего стола своего доктора. Движения ее кажутся словно нарочно театральными, вымеренными заранее и разученными перед зеркалом, — однако отнюдь! она просто очень любит красоваться. Она одета просто, — в своем белом льняном костюме, заказанном когда-то с маркетплейса, она выглядит как туристка-палаточница, нечаянно забродившая в эти леса. Но, если вдруг случайному человеку выпадет возможность ненароком словить взглядом ее лицо и разглядеть в ней вымученные манеры, у него и язык не повернется сказать, что Марьяна — простушка. Она садится на хлипкий стульчик напротив его стола, и смотрит выжидающе и моментом даже вызывающе, будто бы с тихой усладой ожидая его удивленной реакции. Марьяна не предупреждала его о своем приходе, да и в общем никогда не приходила на его работу. И теперь, когда она все же решилась ублажить его своим приходом, — верно? Косте обязательно должно понравится то, что она приперлась сюда, — глаза ее чутко высматривали в его лице намеки на положительные эмоции. — Как видишь, вот, решила к тебе зайти, — улыбается она, начиная осматривать кабинет, точно видит его впервые. Впрочем, вероятно, так оно и было. Редко когда ведьмы ходят на приемы к докторам. — Марьян, тебе совершенно не обязательно было являться сюда, — своим извечно спокойным тоном отвечает Гецати, откладывая бумаги, которыми он занимался до ее прихода. — Да? Ну что ж, как видишь, я все-таки явилась, — усмехнулась Марьяна, неумело играя с доктором в палемику. В голубых глазах ее отразились лихие движения качающихся на ветру берез, которые были видны из окна кабинета, — я же по делу, не просто так. — Хорошо, — смирившись с ее стороной, выдохнул Константин. В голове его промелькнула мысль о том, что в соседней коморке, где сейчас обедает добрая половина женского коллектива больницы, очень хорошо слышны их разговоры, — выкладывай. — Хочу вот чтобы ты был сегодня со мной этой ночью, — выдала Марьяна будничным тоном, переводя взгляд своих игриво-лукавых глаз на собеседника, — я тут надумала одну практику лесную. Давно хотела ее испробовать, да никак руки не доходили. Но теперь чувствую, что готова. Ты мне нужен, чтобы подстраховаться на случай чего. У тебя ведь выходной завтра, да, доктор? — Да, но, — ненадолго он замолчал, обдумывая ответ. Его черные брови слегка поднялись, — я бы хотел провести хотя бы одну ночь без приключений. — А тебе разве не нравятся наши приключения? — усмехается Романова, вынимая из просторного кармана своего костюма простой прозрачный полиэтиленовый пакет с сушенными травами. Пакет ее аккуратная ладонь кладет на стол и подвигает ближе к получателю, — я даже оплату тебе вот принесла. Считай, взятка. Или моя благодарность. Тебе как больше нравится? Я знаю, ты слишком честный для взяток. — Ты права, — он забирает пакет и кладет его в один из выдвижных ящиков своего стола, — ну ладно. Ради тебя, Марьяна, все что угодно. — Ой, да не ври мне, — снова смеется, и смех ее напоминает звук кандалов, волочившихся за измученным каторжником, направленным на казнь, — если бы «ради меня все что угодно», ты бы дал мне уже то, чего я хочу. — Так чего же ты хочешь, Марьяна? — он глядит на нее с вызовом, замаскированным под маской невозмутимо-сдержанной заинтересованности. Его ладони сложены домиком, будто сейчас он на дипломатической встрече. Ее глаза стреляют в него по-кошачьи игривой лукавостью. — Ты знаешь, — копируя его невозмутимый тон, указывает она. Конечно, она хочет его. И скоро об этом, дай Бог время, будет знать вся деревня, включая, конечно, бывшего ее мужа.