смеркает.

Природная душевная тишина Марьяны и выработанная ее аскетичность делали ее жизнь похожей на очень длинный и своею размеренностью и нежностью приятный сон. По сути, жизнь — единственный сон среди Вечности. Утренний подъем — в воздухе растворено бесстрастие и гармония; из открытых пахнет свежестью (зимний холод — ничто, если дело касается свежести), хвоей и печным дымом; внутри умиротворяющей тишины слышится только слабый скрип старых напольных досок под ногами. В руке — чашка чая из трав, что всю ночь томились в чайнике, на ногах — старые домашние тапочки. Волосы собраны сзади в нетугое подобие хвоста. С одного плеча спала совсем слабая лямка ночной комбинации. С улицы дровишек взять и в печку кинуть, но не топить — рано еще. Днем — лес, как известно, второй дом ведьмы. Рядом с домом лавочка с отодранной краской и слабой спинкой. Приходя из лесу, ставить туда корзины и мешки со сборами, а коли нет — так и самой присаживаться, чтобы передохнуть, да на дорогу у дома поглядеть. Зимой Марьяна всегда только в одной шубе ходит, — она уже, кажется, стала частью ее. И в лес, и в город — все одно! Это странная вещь, однако совершенно привычная и не чуждая ей. Пока с делами со всеми управишься, уже вечер наступит, а с ним и теплый кухонный свет и задернутые кружевными шторками окна. Ужин приготовить и сесть за чаем, в тишину углубляться. Порою вечер в вязании проходит, порою в чтении, иногда — за практикой. Впрочем, время продуктивное не меньше, чем день. Рутина редко прерывалась чем-то неординарным. Бывало, максимум, ночные вылазки в лес на практики, да и то — невиданная редкость! В основном все двигалось своим привычным чередом, и жизнь текла, как из русла реки, точно это и есть то самое загадочное Дао. Марьяна собственноручно наладила для себя свой режим и наслаждалась им, однако всегда была готова к неожиданностям. Неожиданности пришли, откуда не ведали. Казалось бы, вроде взрослая тетя, свои мысли и эмоции контролировать умеет, опытный практик, не первый год в магии — оно то и удивляет… Как у нее могли появиться подобные видения? Все как в тумане — никаким трезвым рассудком здесь и не пахнет, — в основном пахнет только непониманием, через слабый запах которого проникает тусклая вонь гари. Пока Марьяна в лесу практику свою заканчивала, видения к ней пришли нестандартные, даже, можно сказать, нетрадиционные. Все как обычно: муть во взгляде, белое небо, блестящий снег на хвойных ветках, морозец на щеках, — впрочем, здесь ничего нового. Мысли в голове притупленные, — да и едва ли они есть вообще. Правильный настрой для практики.А после внутри этого блестяще-морозного леса начинают бегать некоторые очертания. Марьяна щурится, пытаясь копаться в своих ощущениях, — это что еще такое? А потом очертания приобретают вполне ощутимый характер, и она буквально может видеть его. Надо же, она точно знает, что это видение, — никогда еще она не видела, чтобы сосед ее ходил в лес. Моргает, а его и нет уже! Как удобно. Появился и тут же пропал. (только к чему это все?) Марьяна умна и не позволила бы своим чувствам посещать ее практики, — это не в ее принципах. А в таком случае, существует только два адекватных варианта событий: либо она совсем спятила и постепенно перестает контролировать свои работы, либо это вмешательство извне. Определенно, обе дороги звучат нелепо. Константин обычно в лес деревенский не захаживал, — кто его знает, может, волков боится? (это все, безусловно, юмор, поскольку, кажется, волкам стоило бы бояться огромного кавказского мужчины с экстрасенсорными способностями) Однако Романова и слышать не хотела о его желаниях, когда, наведавшись к нему на чай с утра, предложила сходить в лесок за шиповником к чаю. Да и он, сопротивляясь недолго и, с уговорами, мол, много дел и вообще вечером нужно зайти в больницу за бумагами, уходя от ответа всего пару раз, все же согласился на ее предложение. Конечно, какой дурак откажется пойти зимой в лес с деревенской ведьмой под глупым и смехотворным предлогом? Все же она лисица. Взгляд ее голубо-лукавых глаз светился хитростью, лестью и изнеженной чувственностью, когда она, убрав с ресниц упавшие хлопья снега, ненароком (ли?) кинула на него свой интересующийся взгляд. По обеим щекам светился красновато-алый румянец, цветом сливающийся с тем самым шиповником, за которым они так старательно и упрямо идут по всему лесу. Ото рта при редком разговоре шел беловато-серый пар, а губы ее в эти моменты казались краснее летних яблок. — Вот он, тот самый, что нам нужен, — губы ее тут растягиваются в улыбке, а ладони, укутанные в вязанные митенки, тянутся к покрытому снегом кусту шиповника, — где там ножницы? Нам нужны вот эти веточки. Атмосфера стояла вовсе не шиповниковая, а самая что ни на есть интимная. Она молчала, но ее неразборчивые нашептывания он слышал прямо у своего уха. Могло бы показаться, что сам лес шепчет ему что-то на своем языке (приятным терпко-сладким женским голосом). Даже ветви не шелестели на ветру. Лес словно замер. А любой опытный лесник знает, — если лес полностью замолкает, это не к добру. Ощущение у Гецати было такое, словно он давиче выпил таблеток пять снотворного. В последний раз такое состояние (которого он достиг не специально, с целью практики) было у него в студенчестве после хорошей порции алкоголя и пьяной драки — тогда он еще не считал это зазорным, ведь «молодость все прощает» и прочие бессмысленные мысли имели место быть в его разуме. Но теперь состояние это он словно мог контролировать. И, даже если так, он, как безрассудный мазохист, выбирал впадать в него все больше и больше. А Марьяна была теплой — горячей, — и приятной во всех отношениях. Она была как старый медленный романс, который слушают вечером в кругу семьи. Ее взгляд был так сконцентрирован на этом бессмысленном сборе шиповника, служившего, судя по всему, лишь предлогом, но при этом расслаблен и спокоен. Видно оно, в ней есть сила. Она может вот так ни с того ни с сего овладеть его волей, состоянием и вертеть, вертеть, вертеть… как девчонка юлою. Константин не против даже такого. Участь сильного и надежного мужчины состоит в том, что иногда он не прочь становиться тряпичной куклой в нежных женских руках. — Морозец сегодня, конечно, ударил, — усмехнулась Марьяна, все еще говоря о своем, — ну ничего. Мне, например, такой мороз даже силенок дает. — Надо же, а я думал у тебя их итак хоть отбавляй. — А вы, доктор, льстите мне. Почему же? — Никакой лести, Марьяна. Ты столько делаешь, что порой может показаться, что ты Цезарь. — Цезарь? — улыбается, — возможно. Но я буду согласна только на Клеопатру. — Пусть так. — Тогда будешь Цезарем. — Я не против, — повисает некоторое молчание. — Ты всегда такой невозмутимый. Будешь согласен на все, что я скажу? — Пожалуй. Но, я вижу, ты флиртуешь, Марьяна. — Да и что с того, ежели и флиртую? Я тоже не против этого диагноза. А вы против, доктор? Он поворачивается, чтобы ответить, но она уже стоит рядом, прямо перед ним. «Вы против, доктор?». В его руке хозяйственный секатор, и при желании он смог бы отрезать им ее лукаво-острый язык. Она смотрит с вызовом, будто девчонка на школьных танцах. А тебе слабо, Костя? — Диагноз, Марьяна, — это когда заключение достигается вследствии обследования. Я его пока не проводил. — Вперед, — она, улыбаясь, разводит руки в стороны, открываясь перед ним, — если потребуется, доктор, я могу снять шубу. И другую одежду. Весь этот шиповник начинает приобретать совсем иные обороты. Не на то был расчет. — Марьяна, ты должна понимать, что диагностические обследования не проводятся на открытом воздухе в такой мороз. Иначе твой флирт может воспалиться и достичь просто убийственных масштабов. О Боже мой, мысленно Константин уже смеется над самим собой и ситуацией. Однако соседка ухмыляется и, зацепив свои руки в замок, отходит. Дома поговорят.