смеркает.

— Говорят, вы из Москвы к нам переехали. Зачем? Все наоборот бегут отсюда, а вы как-то странно поступили. Ваша девушка согласилась на это? Старенький деревенский домик гладил своим уютом этим горячим чаем, белёсыми занавесками и бесконечной теплотой. За окном леденел стальной ночной мрак, который опустился на деревню, изгнав бледно-белые сумерки, которые стали свидетелем очередной деревенской драмы. Взгляд Константина ударился об эту непроглядную, как в деревне обычно и бывает, темноту, и чуть не сломался под её тяжестью. Об стеклянное старенькое окно бились ветви близрастущей молодой берёзы, которая стучалась, будто бы тоже просясь на чай. Только начавшийся дождь тоже был бы не против поселиться за этим столом. Собеседница-плутовка хитро смотрит исподлобья. Тихое спокойствие и даже какая-то интимность вечера уже начинает распутывать свои сети, чтобы накинуть их на ничего не подозревающего мужчину. Один единственный мотылёк летает около тёплой лампы накаливания. Край белой хлопковой летней сорочки соседки вальяжно валяется на старом деревянном стуле. Чай медленно остывает. Романова невольно улыбается, медленно последней вопрос задаёт, будто бы пытаясь уточнить наличие второй половинки у мужчины. Ноготки острые постукивают по скатерти, пока рот тщательно пережевывает собственную выпечку за чаем. Ну и откуда же он такой взялся. И у самого вопрос в голове возникает — даже посмеяться над своим решением хочется. Если не знать его правды, он — действительно городской (а теперь деревенский) сумасшедший. — У всех свои причины, — впервые улыбнулся он, — на самом деле, многие городские мечтают переехать подальше в глушь — всех разное останавливает. Работа, семья, недвижимость. Меня ничего не останавливало, — ему бы в политику: просто отлично сумел найти ответ на вопрос, на который он не хочет отвечать, — ни девушки, ни жëны. Смотрит на соседку, и так его на улыбку пробивает. Прекрасно понимает, что она такая же, как и он. Но оба будут молчать об этом — о таком просто никто никогда не говорит. Пускай он знает, что она ведьма, одна из обязательных деревенских, которые есть везде и всегда, в каждой Александровке и Слободке, сильная и знающая, но не заикнется об этом. И, Гецати уверен, про него она тоже все знает. Марьяна рукой подбородок подпирает, вдыхая запах дождливой ночи — атмосфера стоит эротическая. Её глаза опускаются вниз, как только ответы на поставленные вопросы она чётко получает. Впервые видит улыбку на щетинистом лице, когда собственная до ушей растягивается — широко, ослепляя белым цветом будто бы. Ей непонятно. Зачем молодому и такому амбициозному врачу переезжать в их глушь. Но ответ на свой вопрос она получила быстро и чётко — значит, одинок. Ведьма своими глазками стреляет, ещё подливая кипятка в полупустую кружку своего собеседника — зелёный чай с травами у него и чёрный, с нотками бергамота у неё. Дождь за окном успокаивает её, мурлычет на ухо, а громкая гроза заставляет ненадолго веки зажмурить, с интересом после голову вбок склоняя. — Да что обо мне говорить. Расскажите лучше, что это за урод был у вашего дома. Часто у вас такое? — Константин бровями вверх ведёт, скоро переводя тему. — Ох, а этот урод мой бывший муж. Ходит сюда целыми днями, достаёт меня и деньги на водку трясёт. Начинает свой рассказ Марьяна, вновь взглядом замечая за окном яркую грозу — красивую, но пугающую точно. Тонкие пальцы хвастаются за ткань ночной рубашки около груди, а глубокие глаза чётко в чужие смотрят, будто бы окутывая своими ведьминскими чарами. — Мы развелись больше года назад. Он целыми днями пил, ловил белку и в дом ни копейки не принёс. Я забеременела, но этот урод насильно заставлял сделать аборт, — да и черт его знает, был ли последний факт ею выдуман. Романова ухмыляется, отодвигая пустую кружку в сторону — белую, которая ранее принадлежала её бабуле, прости Господи. Её стройные ноги поднимаются с еле-живой табуретки. Атмосфера стоит раскрепощённая. — Черт возьми, в этом доме давно не было мужской руки. Костя, на улице сливает дождь и, может быть, останетесь у меня? Марьяна встаёт сзади мужчины, ладони её осторожно по его спине скользят, а глубокий взгляд фокусируется на одной лишь точке — старом окошке, где на стекле чётко видно трещину. После очередной ссоры ненаглядный муженек постарался, а починить её — ума не хватило. Лампочка вновь мигает, а через мгновение тело женское вновь оказывается сидящей на табурете, внимательно вслушиваясь в пение сверчков: глазками стреляет в аланского мужчину, проходясь кончиком языка по губам пухлым и сочным — они у неё от природы. Деревенское гостеприимство иногда правда удивляет мужчину. Он не привык даже к простому человеческому общению — такому, как сейчас: долгому, информативному. Все потому что он бука, потому что он холоден и часто неприветлив, потому что теперь понял, что намного лучше отдать себя в объятия одиночества, потому что уже слишком долго в своей роли, чтобы не вжиться в нее. Константин чуть заметно помотал головой. — Прости, но я откажусь. Подожду пока дождь стихнет, — ей Богу, второй день ее знает, — давай пока помогу где-то. С лампочкой надо разобраться? Его низкий голос был размеренным и спокойным до такой степени, что любой психопат бы уже давно успокоился. Но дождь в этот момент как будто специально хлыстанул по окну еще больше. Природа рыдала и истерила. Но Константин жил буквально за пару метров отсюда. Отказался. Марьяна садиться обратно за стол. Уголок губ в ухмылке тянет, длинными ногтями постукивая по дереву. — Да, пожалуй надо починить её. Каждый раз выключается и, ей Богу становится страшно. Начинает Марьяна, как гром вновь внезапным гостем бьёт около её участка — нет, она точно Гецати никуда не отпустит. Что, зря поила его чаем и пекла пирог? Мужской энергетики в доме она давно не чувствовала, а такой приятной и иной — тем более. Её пальцы рисуют различные узоры на краю кружки с остывшим чаем, а глаза тёмные на Константина смотрят. Будто бы чарами своими действует, сексуальной энергией надавливая на него. — Нет, Константин, я не могу отпустить вас домой. Вы что, боитесь меня? Обещаю, приставать не буду, честное слово. Марьяна смеётся, оголяя свою белоснежную улыбку, а руки вверх поднимает. Нет, она действительно не собиралась приставать к нему, Наверное? Да, бесспорно, что Гецати — мужчина, что надо и, наверное, мечта её. Но она явно старше этого аланского провидеца. Запах свежей травы бьёт прямо в ноздри, когда капельки дождя ложатся прямо на стол, сквозь форточку открытого окна — совершенно не хватает мужских рук в этом старом доме, какой бы сильной Марьяна не казалась, но иногда ей просто хочется побыть хрупкой девочкой — не может себе такое позволить. — Кость, вы вот вроде такой молодой, красивый мужчина, рукастый и сексуальный, почему до сих пор одинок? Интриганка и плутовка. Константин смеется от ее слов. Лампочка явно нуждается в замене, и он оповещает хозяйку, что завтра же занесет ей новую, раз такое дело — все равно после переезда у него их целый вагон. А вот с окном нужно было повозиться. Ведьма глазами черными стреляет, как будто хочет казнить путем расстрела. Кончик аккуратного ноготка чуть касается края старой чашки. Как будто играется с ним. Как будто в каком-то кукольном театре проводят очередной спектакль по народной сказке: за раскидистыми болотами, в темных лесах, меж изб лесных жителей, Баба Яга обернулась в прекрасную девицу и собирается затащить неопытного странника — в постель — в котел, чтобы приготовить из него кашу. На окне стоило подкрутить петли, и Марьяна любезно принесла потасканные жизнью инструменты. Работа-то была совсем не сложная. В Москве бы она вызвала какого-нибудь заурядного мастера или пресловутого мужа на час, чтобы он буквально за десять минут разобрался с этой неудачей. Но в деревне народ другой — Константину это даже начинало нравится. Здесь была душа. А вот у Марьянки душа была явно кошачьей, плутовской. Он даже сначала не понял, что отвечать на ее прямой и не требующий объяснений вопрос. Все ее слова лились так прозрачно, что могло показаться, что это не по-настоящему. — Сказали же, что приставать не будете, — усмехнулся он, все еще подкручивая петли в оконной раме. Он выдержал некоторое молчание, прикрыв его проверкой надёжности собственной работы, а после все же решил ответить, — каждый сам выбирает свой путь. Мой пока что не предусматривает спутницы, — однако этот ответ показался ему грубым, и Гецати добавил, — может, в будущем все изменится. Оконная рама была готова, а ящик прибран. Он все еще не собирался оставаться здесь на ночь, хотя атмосфера располагала: стреляющие милые глаза, теплый прием и тайфун за окном. Прямо-таки сиди и радуйся такому исходу. Но Константин не особенно радовался: Марьяна симпатизировала ему, но он не хотел участвовать в ее игре. Не сейчас.