смеркает.

… июня. 9:34. Нежная молочная пенка из облаков разливается по поверхности неба, превращая его в огромное белое полотно, покрывающее спокойную утреннюю деревню. Листья берез за стеклянным и, судя по всему, неизменным со времен девяностых, окном танцуют свой медленный и почти что вгоняющий в транс вальс на ветру. Деревенская больница на самой окраине просыпается вместе со всеми жителями. Константин наблюдает пейзаж за окном, который, впрочем, не отличается особой оригинальностью. На белом, пошарпанном столе, покрытом толстым слоем мебельного лака, прямо как делали в Союзе, стоит кружка с кофе — вся цветастая и старомодная. Кофе черный, растворимый, без сахара, что-то типа Якобса или Жордина, совсем никакого разнообразия. Мужчина переехал в эту деревню недели две назад. По какой причине — одному ему и известно. А вообще-то, конечно, не совсем обычная ситуация — молодой и амбициозный врач с неплохой карьерой в Москве, при деньгах и неплохой репутации, ни с того ни с сего переезжает в такую глухомань. Так ладно еще просто на пару месяцев — так дом покупает и на работу устраивается! точнее сказать, переводится… не столь важно. Оттого и слухи сразу побежали: в подобных местах, где людям по правде нечем заняться, кроме распространения сплетен и собирания грибов, новости, ложные и правдивые, распространяются просто с нереальной скоростью. Бегут так, будто бы куда-то спешат. Да и вообще… — Константин, как настроение? — в кабинет врывается его коллега и новая соседка по кабинету, тридцатитрехлетняя Зина, краснощекая и круглолицая, с выжженными бордово-сиреневой краской волосами и двумя въевшимися морщинками между бровями. Она проходит ближе к его столу, по пути перебирая в руках кипу бумажек. — Все хорошо, спасибо, — немногословно отвечает Гецати и заинтересованно смотрит на те документы, которые женщина кладет на стол. Она тут же оповещает его, что это те бумаги, которые ему нужно подписать, чтобы можно было работать на два участка — городскую больницу, что в одном длинном маршрутном рейсе два раза в день, и эту, деревенскую. Он вновь благодарит ее и начинает читать текста, давая понять, что в ее помощи он более не заинтересован. — Как вам наша больница? Мы вместе работаем уже несколько дней, а вы все такой молчаливый, — но все же Зина решает продолжить разговор. Константин медленно поднимает голову, чтобы посмотреть на нее еще пару секунд молча. — Хорошая. Я был бы рад заняться бумагами, — отрезает он и вновь отправляет взгляд в печатный текст. Зина поджимает губы и стремительно уходит, стуча по старому лакированному паркету, который в некоторых местах уже в совсем непригодном состоянии, своими невысокими каблуками. Константин слышит разговор коллеги с уборщицей за стеной — дверь то она не закрыла. «… такой весь из себя… да я вообще бы ему ниче не рассказывала, раз он такой сволочной» — «да подожди ты, может он не освоился еще. Никто ж еще не знает, че он сюда приехал-то» — «да и не спросишь же вот так прямо. «ой, Константин, а можете сказать, почему вы приехали? авось бабка померла, вы и на наследство кинулись? «» — «ну да. Да подожди, может еще че скажет сам. Тем более мне Людка говорила, что он дом купил» — «че прям купил? Интересно, за скоко-ж? " — «Да миллиона два. У них же городских денег жопой жуй, у врачей. А этот тем более нерусский какой-то» — «ой, не знаю… Посмотреть на него еще надо». Константин мотает головой и вновь обращает внимание к бумагам, теперь уже точно. 11:21. Игнорируя изумительного вида летние березки, что украшают то ли дело повсюду дорогу до дома, Константин спешит в свое новое место жительства, дабы оставить бумаги и вернуться на свое рабочее место — скоро начинается прием (хотя за время работы в этой больнице на этот «прием» приходило от силы три-четыре человека за несколько дней, даже при условии того, что приходится выполнять сразу несколько обязанностей, в том числе, и как терапевта). Зина как-то даже обмолвилась, что здесь, в глуши непролазной, среди таких живописных и в то же время коварных лесов, люди более привыкли доверяться менее официальным и общепринятым методам медицины. Разумеется, Константин прекрасно понимал, о чем она. Птичье пение, которое казалось так кстати к такой долгой дороге (можно ли сказать «долгая» про ту, что длится около получаса?), прервал женский голос, доносившийся прямо из-за того забора, который мужчина проходит каждый раз, когда идет куда-либо. — Что-ж вас, незнакомец, все так тянет посмотреть на мой участок! Никак Москва надоела и решили к нам переселиться? Или, быть может, бабка померла и за наследством приехали? Поговорку слышали, что «любопытной варваре на базаре нос оторвали»? Это вас тоже касается. Голос такой мягкий и обворожительно манящий, такой обычно бывает у девушек уверенных в себе и знающих, как преподнести себя в лучшем свете. Мужчина оборачивается и смотрит на нее. Она будто бы олицетворяла собой всю эту спокойно-размеренную и бесконечно тихую деревенскую жизнь, одетая в белый хлопковый сарафан поверх, как могло бы показаться, голого тела. Соседка солнцезащитные очки на макушку помещает, прежде чем на ноги подняться и за калитку забора опереться, внимательно заглядывая в глаза своего собеседника — глубокие и чересчур холодные. Улыбка на женском лице появляется мгновенно, больше напоминающую наглую, язвительную ухмылку. Двумя пальцами, брюнетка постукивает по деревянному, небольшому забору, а платье так и поднимается вверх — ветер решил добавить огонька в разговор двух незнакомцев. — Вам показалось, — он вежливо улыбнулся, — я прохожу здесь каждый день. Во мне ни грамма любопытства, — ответил он мягко и уклончиво. Времени было мало. Гецати, попрощавшись поклоном головы, пошел дальше. 11:41. Новый дом еще совсем не обжитый — так, сидя будто бы на чемоданах. Он кидает бумаги на стол, который пока еще накрыт скатертью от бывших хозяев, и оборачивается к окну на минутку. У старенького хозяйского холодильника, который он собирается заменить новым из города, стоят парочка банок с землей — безумно странная затея, как для обычного человека. Но Константин знал, эта земля совсем не обычная — земля горная, осетинская, как раз такая, какая нужна для оккультной работы. Внутри сидело такое ощущение, которое появляется, когда чувствуешь рядом кого-то очень похожего на себя. Ему показалось, что в этой деревне он не будет одинок в этом деле. В разговоре с милой черноволосой дамой в воздухе прямо перед ним промелькнула мысль о том, что она из его кругов, что в ней тоже сидит сила. Он, конечно, против любого вида сплетен, однако про нее вести послушать был бы даже рад. А может, Зина чего-то сболтнет?