Рубец в пол-лица

Солнца в Питере нет. Но как будто бы оно светит, упорно пробивается сквозь завесу дождевых облаков. Слабо, но все таки, как-то же в комнате светло? Или светит совсем не оно, а две белобрысые черепушки - одна от природы, другая крашенная. Они переговариваются о чем-то, вроде бы и он сам учавствует в разговоре, но не знает даже о чем. Кивает просто, "угу" да "ага". Ему не тяжко, не тошно, но лишь наверное. Как-то не так все сегодня. Он с самого утра витает в своей голове, не желая выбираться из тишины внутреннего мира. Рядом хохочет Анфиса, жмется к нему, улыбается так светло и радостно. Большими глазёнками смотрит, как сочиняется музыка. Она чуть ли в ладоши не хлопает, когда у Шуры мелодия складывается, а Андрюха по ритму стихи подгоняет идеально. Миха слушает их, но в пол уха. Миха любит Анфиску, но будто бы не всем сердцем. Хорошая она девчонка, улыбчивая, бойкая. Главное, что всегда за него. И Шуре нравится. Да всем нравится, все друзья ей, она всем друг. И жалко ее так Михе. Мало ли чё сделает с собой, сама по себе-то бешеная. Он чувствует ее горячую щеку на своем предплечье, она обвила его руками и жмется сильнее. Он не смотрит на нее, хотя и думает. Смотрит в никуда, иногда кивает на вопросы парней или ее восклицания. Смотрит сквозь синие протертые джинсы и белую истлевшую футболку. Куда-то мимо Князева. Куда-то в Князева. Чё он ему сдался? А хер знает. Проснулся утром как-то, посмотрел на его рожу довольную, так и стукнуло. Видит каждый день его, каждое утро идет с ним на работу, каждую ночь слышит, как он сопит. Каждую субботу едят с ним макароны друг напротив друга, в окружении таких же вынужденных любителей изделий из твердых сортов пшеницы с пудом соли для вкуса. И ничего нового, все привычно и стабильно. Даже коленки не подгибаются, да дышится нормально. Только мысли возвращаются вечно к одному. Анфиса. Андрей. Любит то обоих. Хотя с Князем надо подумать еще. Как друга - Андрюху - безусловно. Но правда ли то, что стучит молоточком где-то в какой-то части тела, мозга, груди, тихонечко, робко взвизгивая - втюрился? И если да - это приговор. Он сам себе его вынесет, судьи не надо, спасибо. И хотя в категоричность Миха старался не уходить, на подкорке царапалось - пидор ты. Пидор. И идиот. Рядом с тобой такая девчонка хорошая, а ты такому же потному мечтательному раздолбаю сердце отдать хочешь. Которое у тебя одно. На всех. И на себя тоже. Фу, думать противно. Миха встает с дивана и идет в комнату с тремя железными кроватями, хватает со своей пачку сигарет и раскрывает форточку. Эрмитаж видно, красиво. Правда тошнит уже от реставрации этой. Его самого реставрировать скоро надо будет. Она сзади тихо подходит, незаметно совсем, со спины обвивает руками. Тычется носом в лопатку, куда может достать. Маленькая такая, аккуратная. Назвал бы хрупкой, да ее характер так ее же обозвать не позволит. Анфиска оторва в какой-то степени даже. Искренняя только что вот вся. - Мишечка... - ластится, улыбается, - Почему ты грустный? Он выдыхает дым через нос, куря в затяг, так как-то проще отвлекаться. - Да все не то, чё-то, Анфис. - морщится и хочет за руку ее взять, что на животе у него, да почему-то не поднимается ладонь. - Песня? Так скажи, почему молчишь? - она смотрит внимательно, разглядывает, в душу смотреть пытается, а он смотрит на край древнющего здания, в котором расхаживали императоры и полы которого топтали большевики. И теперь он там снует из мастерской в мастерскую. С ним, блин, рядом. Да чё про него то все время в башке? - Не, нормальная, на самом деле, песня-то. Классная, там... Ё-моё, не знаю. Не так все как-то. Она поджимает губы, ближе жмется, обнимает сильней. Думает, что может боль его перенять, думает, что помогает. А на деле никак совсем не действует. Не злит, не радует. Все просто одинаково прохладное и безвкусное. Сигарета только горчит немного. Он отдает ее в круглые пальцы с аккуратными ногтями. Анфиса не курит в затяг, Анфиса не разрушает себя основательно. Но, наверное, только пока. - Я, может, могу помочь? Он вздыхает. Берёт у нее дотлевшую сигарету и впечатывает в крышку от литровой банки из-под огурцов, что чья-то мама отправила. - Не, на самом деле, Анфис, ты, ё-моё, тут не поможешь. Тут хрень такая, что, ну, не тебе. Он честен, слишком честен. Зря он с ней так. - Рядом с тобой...хреново, на самом деле. Она смотрит, вскинув брови, пытается что-то сказать, чувствует вкус обиды на своих не раз целованных Мишей губах. - Ты... нахер иди! Она отпихивает его. Разозлилась. Смотрит еще секунду и выходит в длиннющий коридор. Забирает куртку свою из комнаты, где бренчат Шура с Андреем, да под их вопросы хлопает дверью. А Миша стоит, смотрит вниз, ворочает сигарету в крышке. Она выходит из двора и еще показывает средний палец. Знает, что стоит у окна. Ей не нравятся тайны. Ей не нравится не быть в теме. Ей хочется всю себя ему посвящать. А он говорит ей прямо такие вещи. А он так прогоняет ее. И все равно даже. Ложится на койку свою, да колени к себе прижимает. Смотрит на старый потертый пол и слышит балуновские шаги. Он всех определять уже научился. - Миха? Вы чё, поругались? Молчит. Говорить не хочется, пошло всё к черту. Глаза будто слез требуют, да уже давно внутри потоком. Миша сворачивается калачиком совсем, глаза зажмуривает. Шура ждет немного, но уходит, закрывая дверь. Они разговаривают о чем-то с Андреем, молчат и снова играют. Всё слышно. Может быть, он спал. А может так быстро прошло время, но стало немного темнеть. Успел прийти Рябчик, потом опять куда-то делся. Эти двое занялись чем-то другим. Иногда было слышно мелодию, но в основном - голоса. И Мише что-то снилось под них. Сколько прошло - хер знает. Но петли скрипят, да в комнате Шура опять. Проходит тихо, садится на койку, та прогибается. Миша не шевелится. Но и не спит. Смотрит прямо, серый весь. Может, потому что кажется таким в темной комнате и весь в чёрном. Может, от настроения. Поджатая верхняя губа, волосы лохмотьями в разные стороны. Руки между коленями острыми прячет. - Чё случилось, Мих? - тихо спрашивает Шура. Миша облизывает губы и понимает, как затекло все тело. Все болит, все не двигается. Открывает рот, скрипит как дверь немного. Шуре можно, Шура поймет. - Да, чё-то, блин, устал я от нее. Она хорошая девка, но как-то... - Ты чё, нашел себе кого-то? - Нет, блин! Просто... Я...сложный. Она...тоже сложная. Жрём мы друг друга, понимаешь, да? Ну типа, не то мне надо, наверное... Голос немного дрожит. Он чё, плакать хочет? Ну ты, Горшок, опопсел. Даже противно. Но мысли то - не Шурины, отнюдь. Он хлопает Миху по ноге да смотрит обычно. Вот друг, блин. Настоящий. - Рябчик бухла привезет к вечеру, не знаю откуда деньги, но обещал, - говорит вдруг, - Ты с горя не напейся только, ладно? А с Анфиской померитесь еще. Не раскисай. И тихо опять. Только тошно. Напиться правда хочется. С мыслями своими чтобы не связываться. Для этого же он пытается заснуть снова. Но опять не знает, спал или нет, когда дверь хлопает, слышно как бутылки друг об друга стучат. Рябчик не один, слышно Поручика и еще пару голосов. Ясно откуда деньги. В комнату, уже совсем полную сумерек, входит кто-то. Судя по шагам - Андрей. Он стоит, смотрит на полусонного Миху, осторожно идет до своей кровати и копошится в вещах - ищет сигареты, наверно. И тут в него прилетает пачка. Миша кидает в него свою. Серые глаза внимательно смотрят. Не так как Анфиса, не пытаясь выведать секреты, а будто зная про боль. Князь кивает ему, улыбается слегка, сует сигарету в рот и закуривает. Хочет смыться, не мешать, но на лице написано - не знает, куда деваться. И решает сесть на кровать напротив сгустка хандры. И ему благодарны за это решение. Курит молча, Миша дым вдыхает. Шура не любит, когда курят в их одной на троих спальне, но стерпит, ничего страшного. Андрей смотрит ему в глаза, Миша - в пол. Быть рядом с ним не пытка, нет. Просто чувствуешь себя не в своей тарелке. Боишься, что проколишься. Язык как помело, да душу распахнуть в пылу разговора может легко, а если еще и бухлом приправить, то не остановить потока. Но Миша видит в этом и плюс. Может быть, напившись до чертиков, он перестанет мучаться. Хотя, на самом деле, тихо страдать было бы проще. И лучше. - Князь. - А? - Пошли бухнем. Андрей бы рад спросить про душу, так сказать, да Миша быстрее. Встает и идет в коридор. А там уже балаган и кутерьма.