Твоя душа - моё спасение 2. Кровь

      Минуты тянутся мучительно долго. Словно и не идут вовсе. Такое чувство, что время застыло, как и всё кругом. Тишина напрягает и давит с каждым мгновением сильнее. Голубое свечение от ламп не сильное, но даже оно раздражает глаза. Раздражает буквально всё. И не в том смысле, что бесит, а в том, что слишком давит на и без того перегруженную нервную систему. И это сводит с ума.       Тишина скоблит в ушах, заставляя погрузиться в произошедшее только глубже. Присутствие рядом других людей никак не успокаивает. Эмоции внутри устраивают настоящий ураган и шлифуют бедные сердца до такой степени, что, кажется, внутри всё кровоточит. Не может быть иначе. Нервы натянуты, в воздухе напряжение ощущается, все это чувствуют. Все знают, что они не досмотрели, не помогли, не справились. Все виноваты. Но больше всех сейчас страдает тот, кто изначально ни в чём виноват не был. И это только сильнее подстёгивает ревущее внутри чувство вины. Оно буквально сверлит внутренности, оно их в кашу готово превратить. И это будет заслуженно. Это будет правильно, потому что с Чимином почти так и поступили.       В коридоре сидит несколько человек. И все они так или иначе причастны к ужасному. Тэхён, упирающийся локтями в колени и опустивший голову, рядом с ним Моника, которая смотрит в никуда, поглаживая живот. Ей вкололи успокоительное, когда она едва не начала задыхаться и терять сознание от шока прямо у палаты Чимина. Только поэтому сейчас она относительно уравновешена. Кара сидит у стены на корточках, не глядя ни на кого и, кажется, пытается успокоиться. Не очень-то у неё это получается — невооружённым глазом видно, как её потряхивает. Ещё бы, не каждый день можно увидеть хладное, полумёртвое тело, лежащее в крови… Последний, кто находится в коридоре — Лорд Эбад. Он стоит рядом, сканируя взглядом всех присутствующих. Он уже обо всём знает. Знает, кто нашёл Чимина, знает, кто был рядом, знает, кто опрометчиво посоветовал парню совершить такое с собой. Опрометчиво и глупо…       Эбад вряд ли будет винить в произошедшем Тэхёна. Хотя он и виноват. Просто Киму самому нужна помощь. Адекватный и здоровый человек или мурриец никогда бы не довёл другого до такого состояния. Конечно, это ни в коем случае не оправдывает Тэхёна, но… Сломленные люди всегда ломают других. И остаётся только один вариант — работать со всеми участниками произошедшего. Иначе всё это повторится.       Когда дверь операционной неожиданно открывается, головы вскидывают все. И в этот момент Эбад видит лицо Кима — перекошенное, полное сожаления и надежды. Он никогда не видел такого Тэхёна, даже с Чонгуком. Может, это и жестоко, но эта ситуация явно изменит мужчину к лучшему…       — Чимин стабилен, — в коридор выходит Алонзо в хирургическом костюме. Он не проводил операцию, но был рядом, чтобы помочь в случае чего. И всё же лечащий врач именно он, — он потерял много крови, нам пришлось сделать переливание. Мы оставим его в реанимации на какое-то время, а после будем смотреть по его самочувствию. Пациент истощен и несколько суток будут кризисными, но шансы у него есть. Тем более, что сейчас он под круглосуточным наблюдением муррийцев.       — К нему можно? — Тэхён говорит словно бы не своим голосом. Он поблекший, глухой и севший. Ким даже не знает, зачем он спрашивает. Всё равно бы не смог сказать Чимину даже пары слов. Он даже не знает, что можно сказать в такой ситуации.       — Нет, — однако Алонзо всё равно не разрешает, быстро скользнув по Тэхёну взглядом и остановившись на Монике, которая тоже смотрит на него. Просто, каким бы безэмоциональный он ни был, на Тэхёна и смотреть тошно. И не только Алонзо. Тэхён это понимает. Ему и самому проблеваться хочется, — он отходит от наркоза, а после будет спать весь день. Ему нужен покой и отдых. Кто-то из вас может прийти завтра. Всем вместе нельзя, ему не стоит так много стрессовать. Так что решите, кто придёт.       — Моника, — Тэхён говорит это прежде, чем успевает подумать. Просто сам он вряд ли сможет хоть что-то сказать Чимину. Он только сделает всё сложнее, — к нему пойдёт Моника.       Никто не удивлён. Даже Кара, которая Тэхёна и не знает. Она случайно услышала его фразу про вены, поэтому… Поэтому удивляться не приходиться. Это ожидаемо. А для тех, кто хоть чуть-чуть знает Кима — особенно. Уговаривать его никто не станет, все устали от того, что мужчина ведёт себя так в любой ситуации. Это уже проверенный путь, с которого Тэхён, кажется, не собирается сворачивать. Моника же только едва заметно кивает Алонзо. Спорить смысла нет, а за Чимина она слишком беспокоится. Конечно, ей в её положении лучше не волноваться, но она будет волноваться ещё больше, если не увидит Пака завтра. Накрутит себя до невозможности…       — В таком случае, попрошу всех покинуть зал ожидания, — Алонзо остаётся невозмутимым, раздавая указания, — Кара, примите успокоительное. Можете взять пару дней отдыха, — он видит, что девушка пытается возразить, но тут же прерывает её, слегка выставляя ладонь вперёд, — это приказ. Будет в письменной форме, — Кара откидывается спиной на стену, запрокидывая голову и недовольно фыркая. Однако она понимает — Алонзо прав, ей стоит отдохнуть после увиденного, — Моника, попрошу вас вернуться в палату. Вас беспокоит что-то? Ребёнок? — Моника только качает головой. Сил говорить у неё нет. И вернуться в палату будет лучшим решением, — хорошо, будет что-то беспокоить, говорите персоналу или мне лично.       Больше Алонзо не говорит. Тэхён — не его пациент или подчинённый. Он просто помогает Монике встать, а после они вместе уходят к палатам. Кара безмолвно плетётся за ними, уставшая от этого изматывающего утра. Она тоже не собирается оставаться здесь и ждать того, чего не произойдёт. Это только ухудшит её состояние. В коридоре остаются только Тэхён и Лорд. Лорду Алонзо тоже ничего не станет говорить при посторонних. Они обсудят дела позже в кабинете Эбада.       — Ты же понимаешь, что рано или поздно тебе придётся прийти к нему? — Эбад подходит к Тэхёну медленно, осторожно. Но тот всё равно не шевелится, сидя на стуле и не отрывая пустого взгляда от стены. Как будто и не дышит вовсе.       — Ему было бы лучше, если бы я никогда больше не появлялся, — Тэхён только сейчас начинает осознавать, как он все эти года поступал с Чимином — ребёнком.       — Я думаю, ты ошибаешься, — Эбад садится рядом, а Тэхён даже не обращает внимания на то, что он белоглазый. Он не замечает, что они вот так вот спокойно сидят рядом. Враги. Он мог бы убить Эбада голыми руками, если бы захотел. Но не хочет. Даже не думает об этом, вот в чём дело. Сидит спокойно, без наручников и без желания убить тварь. Прежний он убил бы не раздумывая, не позволил бы сесть рядом с собой, несмотря на обстоятельства. Но теперь, кажется, обстоятельства намного сильнее него. И теперь он не то что прогибается под ними, он в тупике.       — Просто заткнись, — Тэхён даже слушать не хочет того, что говорит Эбад. Потому что такой, как он, не способен построить нормальные отношения. Ни с кем.       — Тэхён, если тебе нужно поговорить, можно пойти к психологу…       — Мне не нужен мозгоправ, — Тэхён знает, кто такие психологи. Удивлён, что они и здесь есть, во время войны. Но отношение к ним не самое лучшее. Просто потому что ему не нужен тот, кто снова залезет в его мозг. Хватило тварей, — даже не предлагай.       С ума сойти, сам Ким Тэхён — переходящий лидер лагерей и ненавистник белоглазых — общается с Лордом тварей, тех самых белоглазых. Это немыслимо. Как такое могло произойти, непонятно, но у Тэхёна нет сил всё это осмысливать. В эти дни происходит слишком много. И думать, почему его инстинкты больше не работают рядом с Эбадом, не хочется. Не получается. Иначе эти мысли окончательно его добьют.       — Как хочешь. Тебе выделить палату рядом или вернёшься к Клаусу? — Лорд спокойно спрашивает, словно тоже не обращает внимания на то, кто его собеседник. Просто теперь в этом больше нет смысла. Тэхён ничего не сделает. А Ким не отвечает. Просто поднимается и идёт по коридору подальше отсюда, не замечая, что Лорд идёт прямо за ним. Эбад слегка кашляет, но сейчас он без своей бутылки. Поэтому пытается справиться с резями в горле и сказать то, что хотел, — Тэхён, — Лорд окликает его, когда они уже некоторое время идут молча. Ким останавливается, напрягаясь и поворачивая голову. Смотрит в упор, но Эбад не видит в тёмных глазах напротив прежней ярости. Её больше нет. Зато есть невыносимая боль и отчаяние, — всё ещё можно исправить. Они могут простить тебя…       — Я ведь сказал, мозгоправ мне ни к чему. Особенно такой, как ты! — Тэхён зло шипит это сквозь зубы, чуть наклоняясь к Эбаду. Защищается. А ещё совсем не верит в то, что его простят. Потому что он сам себя бы не простил. Никогда.       Больше Эбад ничего не говорит. Лишь кивает, чуть прикрывая глаза. Даёт Тэхёну выбор и время. Потому что такие события явно того требуют. А Ким, в свою очередь, старается не обращать внимания на разрастающуюся чёрную дыру в груди, слезящиеся непонятно отчего глаза и ком в горле. Ему явно плохо, но он даже не знает, как описать своё состояние. У него такого давно не бывало. В последние несколько лет так уж точно. Тэхён забыл, что значит чувствовать страх за другого человека, такой неестественный ему стыд, вину, горе, отчаяние. Конечно, с Чонгуком всё это было. Но сейчас всё обострилось, стало в несколько раз больше. Накатывает за все года, что прошли в отвержении близких. И внутри всё клокочет до такой степени, что хочется рвать и метать, но Тэхён держится. За какую-то нить, которая уже вот-вот оборвётся. Но он всё ещё хватается за неё, как за последнюю надежду сохранить самообладание и рассудок. Он не может дать слабину. Нельзя. Слабых бьют. Слабыми пользуются. Слабых не любят. Слабые умирают. Слабые не нужны никому. И Тэхён не может позволить себе слабость.

***

      Когда дверь в комнату камеру открывается, Немец тут же спрыгивает с кровати. Смотрит на Тэхёна открыто, даже слегка улыбается. Однако улыбка тут же пропадает с его лица, когда он видит состояние Тэхёна. По одной только позе и выражению лица понятно, что Ким на грани. Его вот-вот разорвёт, но непонятно, почему. Словно произошло что-то критичное, что сломало мужчину. Что-то такое, что разрушило его крепость до основания. И сейчас Тэхён судорожно пытается собрать осколки внутри, но каждый раз всё разрушается. Именно это видит Клаус, глядя на Тэхёна.       — Что-то случиться? — Немец спрашивает негромко и боязливо. Он знает, что от Кима можно ожидать чего угодно.       Но Тэхён не отвечает, проходя мимо Немца и шумно садясь на кровать. Глушит в себе всё, глушит, глушит, глушит. Не позволяет выйти наружу всему тому, что сейчас разворачивается в груди и в мыслях. Нельзя. Нельзя поддаваться. Нельзя тупо сидеть и убиваться в своей боли, в своём ничтожестве и страхе. Если такое произойдет, Ким и не знает, что делать. Он никогда так много не чувствовал, как сейчас. Даже когда родителей потерял.       — Тэхён? — Немец тихо садится рядом, глядя на Кима сбоку. У Кима как никогда прежде напряжена челюсть. Да и сама поза только подтверждает догадки, — всё быть нормально?       — Отвали, — Тэхён цедит это, едва сдерживаясь. Но Немец не оставляет попыток. Он, пытаясь хоть как-то успокоить Кима, кладёт руку ему на плечо, но тут же чувствует на себе весь поток ярости, — Я же сказал, чтобы ты отвалил! — Тэхён кричит, подскакивая с места и одновременно с этим заламывая руку Клауса, отчего тот вскрикивает. Ким поднимает Немца с места, опрокидывая его на стол. Он буквально швыряет мужчину вперёд, толкая его со всей силы, на которую способен сейчас. И остановиться он уже не может. Поток слов выходит из него непроизвольно, — Ничего, чёрт возьми, не нормально! Нихрена! Он… Он себе вены вскрыл! Вдоль! Как я сказал! Я! — Тэхён от нервов проводит по короткому ёжику волос ладонью и мечется взглядом по стенам. Не может сдерживаться. Он даже не замечает того, как по его лицу начинают литься горячие слёзы. И в них столько невысказанного: страх, боль, отчаяние, любовь, привязанность, преданность, предательство, надежда, трусость, ложь, непонимание… В них, в этих слезах, всё. В них весь Тэхён и его многолетние страхи и ошибки, — Я ему сказал! Он чуть не умер сегодня! Я сказал!.. — Ким едва ли не воет. Кричит громко, бьёт себя в грудь. И такое явно не сыграть, он искренен. Боль его насквозь пронизывает, — Я сказал ему! Я! Я! Я! — Тэхён делает неуверенный, шаткий шаг к столу, начиная бить по нему кулаком. Пытается вылить так своё состояние, — Я сказал ему! Я сказал! Я не хотел! Он… Я… Я бы сам сдох! Лучше бы я сдох… — Тэхён отрывается от стола, мечется по комнате, шмыгая носом и не замечая, как сильно его трясёт, — а ещё Чонгук… Чонгук. А пацан-то причём? Тоже я виноват, урод. Я виноват… Я… Я не хотел… Он укусил меня, — Тэхён резко поднимает лицо на Немца, а взгляд у него настолько пронизан болью, что Клаус даже дыхание задерживает. Господи, как же Тэхён разбит… — он укусил… А я… Я позволил. Предал. Я — предатель… Лжец!.. Всем… Всех предал, — Тэхён бормочет уже едва слышно, но Немец всё разбирает, всё слышит, — я не хотел. Я просто… Я виноват…       Тэхён уже в голос плачет, опускаясь на пол. Садится к стене, бегает глазами по камере и не может ни на чём сосредоточиться. Продолжает бормотать себе что-то под нос, бесконечно обвиняя себя и поддаваясь истерике. Плачет. Открыто, громко и без стеснения. О нём он сейчас и не думает. Он вообще забывает, что в комнате кто-то есть, помимо него. Будто отключается, впервые давая себе волю. Он хватается за голову, кричит, бьёт ладонями по голове, а после в стену кулаками. Сворачивается у этой стены в комочек. Рыдает. Навзрыд. Его почти что выворачивает от внутренней ломки. Чьи-то стены сегодня действительно снесли, и вот он, результат.       — Тэхён, — Ким вздрагивает, слыша своё имя совсем близко. Он оборачивается, смотрит раненным зверем на Клауса, который уже сидит рядом, — о, Тэхён…       Клаус, не понимая, что им движет, просто обнимает Тэхёна, который сопротивляется первое время, пытаясь вывернуться. Но после, не имея сил на эту мнимую борьбу, просто расслабляется в чужих руках, впервые за долгие годы чувствуя поддержку, понимание и принятие. Плач переходит в истерический смех, а после обратно в плач. Тот после сменяется невнятным мычанием и всхлипами. Тэхён выпускает накопленное. И то, это далеко не всё, просто сейчас слишком острый момент.       Тэхён замолкает только через несколько минут. Немец чувствует, что у него всё ещё сбитое дыхание и дрожь в теле. И это напоминает ему о том, что Ким Тэхён — всего лишь человек. Да, он совершил ошибку. Не одну, чертовски много ошибок. И нельзя сказать, что ошибки пустяковые. Многие из них почти что непростительные. Но Тэхён, кажется, раскаивается. По крайней мере, люди, которым плевать, не впадают в такие истерики и не мечутся по комнате, не зная, что делать. Люди, которым плевать, не обвиняют себя. Люди, которым плевать, не бьют себя в надежде, что это облегчит внутренние страдания. И Тэхён определённо заслуживает шанс. Тэхён, который разрушается, сидя на полу камеры. Тэхён, который позволил мальчишке прокусить его шею и выжить. Тэхён, который пытается бороться со своими демонами, но часто проигрывает. И Немец уверен, что теперь он воспользуется шансом.       — Если кому-то скажешь, я вырву тебе язык, — Тэхён, громко шмыгая носом и пряча покрасневшие глаза, хрипит Немцу в грудь. Он чуть отстраняется, но продолжает сидеть рядом, всё ещё чувствуя тепло чужого тела. Уйти сил нет. Да и некуда. Они всё равно в одной камере. Ким медленно моргает, глядя куда-то сквозь стены. Истерика всё ещё не отпускает, пусть и сбавляет обороты.       — Я не собираться, — Немец хмыкает, радуясь, что Тэхён говорит такое. Это определённо хороший знак, как он думает, — но, Тэхён, — Клаус прерывается, слегка задумавшись. Подбирает слова, чтобы его выслушали, а не послали, — боль не уйти, если ты не отпускать она… её. Понимать? Не нужно всегда держать всё в себе, — его язык ломанный, но он старается донести свою мысль. Особенно в такой момент. Вряд ли Тэхён ещё когда-нибудь будет в таком уязвимом положении.       — В психологи заделался? — Ким всё ещё не отстраняется. Всё ещё сидит рядом, удобно привалившись к боку Немца — человека, в сторону которого, как он думал раньше, никогда даже не взглянет. Оказывается, реальность подкидывает очень интересные вещи.       — Нет, — Немец отвечает просто и снова с мягкой ухмылкой. Такого Тэхёна он видит впервые. Такого беззащитного и человечного. Раньше он был похож на бесчувственного робота, — я просто помогать. И, Тэхён, если ты хотеть говорить, я быть тут и слушать. И никому не сказать, честно.       Тэхён хочет возразить. Очень хочет. Точно также, как и Эбаду в больничном коридоре. Но не получается. То ли потому, что Немец человек, то ли потому, что он больше располагает к себе. А может и вовсе из-за такого состояния самого Тэхёна. Он не знает. Но рассказывает. Иногда сбивчиво, непонятно и сумбурно, но рассказывает. Доверяет. Впервые вот так открыто, с обнажённой уставшей душой. Впервые так честно. Тэхён рассказывает о Чонгуке, своей шее, о чувствах в тот момент, когда весь мир буквально замер. О Чимине и о том, что с дуру сказал ему вскрыть вены. Он рассказывает о Монике, хотя ситуацию с ней Немец знает. Тэхён просто затрагивает то, что и сам не готов услышать от себя. Но всё же остановиться он не может. Рассказывает, что совершенно не готов к ребёнку. Что не знает, как жить дальше. Потому что теперь дороги из города ему нет. Он либо будет скитаться, либо попадёт в пыточную, либо останется здесь. Тэхён душу изливает, голос часто дрожит, а дыхание сбивается, но слёз уже нет. И Ким не получает в ответ плевок, как это было прежде. Сейчас он получает такое необходимо плечо, на которое можно опереться. И ему до безумия этого не хватало. С того момента, как он лишился родителей, он не мог себе позволить плакать рядом с кем-то. Не мог открыть то, что думает и чувствует. Закрывался и поступал со всеми жестоко, лишь бы защититься. Но теперь он говорит, освобождаясь от груза.       — Я просто… Я не знаю, — Тэхён заканчивает, не зная, как подытожить всё то, что он сказал. Это откровение далось ему не легко, но держать всё в себе больше не было возможным. Это было ещё сложнее, чем открыться кому-то. Не будь здесь Немца, он бы просто сломался, — я устал…       — Это быть нормальным, Тэхён, — Немец чуть хмурит брови, глядя на Кима, который впервые так открывается. Сказать что-то не то он просто не имеет права. И поэтому он объясняет Тэхёну всё, как пятилетнему ребёнку, который ещё не понимает сути мира и учится в нём жить. Другого варианта просто нет, они все были лишены нормального взросления и не могут иногда нормально реагировать, — ты являться человек. Ты можешь чувствовать и плакать. Это быть нормально. Это быть хорошо. Человечно.       Тэхён молчит. Отстраняется сильнее, прислоняясь спиной к стене. Неловкость есть, но не то чтобы сильно большая. Почему-то с Немцем её особо не чувствуется, хоть Тэхён и сделал то, чего не делал никогда и ни с кем. Но он не хочет думать об этом, иначе снова загонит себя в тупик. Он не знает, в какой момент стал так доверять Клаусу. Казалось бы, только недавно он яростно ненавидел его и презирал. А сейчас — спокойно сидит рядом, открывая самые тёмные участки души. Делится чем-то слишком личным и не боится, что его отвергнут.       — Ты бы смог убить человека? Ну или муррийца, — Тэхён задаёт этот вопрос неожиданно. Потому что по его вине сегодня чуть не умер Чимин и ему хочется просто знать. Хочется хоть немного облегчить моральные страдания. Хочется поговорить об этом. Хочется, чтобы с ним поговорили и выслушали. Впервые за столько лет.       — Нет, — а Немец отвечает, даже не задумываясь. Он не солдат и не воин. Он помощник на кухне, который не станет убивать людей. Он таскает тяжести, помогает готовить, делает всю тяжёлую работу, но не убивает. Он может взять ружьё, но только для вида, для устрашения. Никогда ещё он не применил его по назначению.       — Почему?       — Не мы решать, кто покинуть этот мир. Если ты забрать невинный жизнь пулей, от пули и погибнуть, — Тэхён поворачивает голову на Клауса. Смотрит внимательно, словно впервые видит. Почти сканирует. А Немец спокоен. Абсолютно. И честен. И сейчас Тэхён видит в нём то, чего не видел прежде. От Клауса веет каким-то спокойствием, внутренней силой и мужественностью. Теперь становится понятно, почему Монике с ним было хорошо. Клаус надёжный и верный. Он понимающий.       — Веришь в высшие силы?       — Верю, — и снова Немец отвечает честно. Ему нечего скрывать.       Хотя и Тэхён тоже верит. Наверное. Он не знает. Он, по сути, был по ту сторону. Был в худшем мире. В аду. Но раз есть ад, значит, есть и хорошее место. Рай. Разве нет? Это было бы логично. Может, поэтому Немец такой хороший — ему проще с его верой и надеждой. А Тэхён пока не разобрался. Ему бы сейчас понять, что делать дальше.       — То есть, ты ни разу не убивал муррийцев или их людей, когда шёл из лагеря в лагерь?       — Нет, — Тэхён хмыкает, вспоминая, сколько крови на его руках. Невольно сравнивает, — мне не попадаться муррийцы. Мне повезло. Ну и быть же лидеры, решать они. Людей я не убивать, — они снова сидят молча, но с пола не встают. Словно в этом есть определённое настроение, есть атмосфера, которую не хочется рушить. Однако после Немец спрашивает, — Тэхён, ты говорить, что они хотеть мир, так? — Ким кивает ему, вспоминая, что говорил ему Лорд не так давно, — ты согласиться? Что для них есть мир? Они хотеть, чтобы люди им служить или что хотеть?       — Лорд сказал, что они хотят мирного сосуществования, но я не соглашался, — Тэхён и не думал об этом. Но теперь, когда он больше не сможет выйти из города, не сможет бросить Чонгука, не сможет снова быть лидером… Это, кажется, имеет смысл.       — Может, сейчас соглашаться? Я не знать, может, это глупость, но они не казаться монстрами. Если бы нас хотеть убивать, нас бы уже убить, — в словах Немца определённо есть смысл. И Тэхён подумает над этим, просто не сейчас. Мир с белоглазыми решил бы многие проблемы, но пока Ким хочет хоть немного разобраться в себе. Хотя, наверное, он поговорит с Лордом. Всё же, другие люди с ними уживаются и вполне неплохо. Чем они, лагерные, хуже?

***

      Тэхён подходит к палате Моники, которая уже должна быть внутри. Он знает, что она ходила к Чимину — узнал про это у Алонзо. Тот рассказал ему о самочувствии парня, даже без неприязни, хотя, признаться честно, Тэхён её ждал. Но, видимо, и Алонзо, и Лорд видели его вчерашнее состояние по камерам. Ким не хотел бы этого, но сделанного не воротишь. Раз видели, значит, знают, что теперь Тэхён не будет противиться изменениям. Вчера они с Немцем многое открыли, многое обсудили. И Тэхён снова убедился, что Клаус не так плох, как он о нём думал раньше…       — Моника, — Тэхён заходит внутрь, как всегда без стука, — как ты? — Ким проходит к кровати, садясь рядом. К счастью, Моника выглядит лучше, чем вчера. Однако лицо всё равно уставшее, да и взгляд не выражает радости.       — Ты пришёл узнать это или что-то другое? — девушка откладывает от себя книгу, которую читала до того, как пришёл Ким, — давай ты не будешь задавать ненужных вопросов, хорошо? — Моника не тешит себя ложными надеждами. Больше нет. Она больше не ждёт, что Тэхён будет с ней. Поэтому и не хочет, чтобы тот возился с ней и пытался выдавить из себя принятие и симпатию, не говоря уже о чём-то большем.       — Хорошо, я не буду задавать ненужных вопросов, — Тэхён делает паузу, чтобы обратить внимание именно на эти слова. Моника уже говорила ему, что не хочет видеть его ни в качестве отца её ребёнка, ни в качестве мужчины рядом. И это тоже отрезвляет. После вчерашней истерики Тэхён вообще многое понял. Будто бы прозрел, — но мой вопрос не меняется, — произносит Тэхён, ловя нахмуренный взгляд Уильямс, — Как ты? Может, что-то беспокоит? Или, может, ты чего-то хочешь?       Тэхён спрашивает очень осторожно, потому что банально не знает, как себя вести с беременными женщинами. Он только условно знает то, что рассказывал отец про беременность и отношения с матерью Тэхёна. Но тогда он был слишком юн, чтобы задумываться и вслушиваться в чужие слова о браке и детях. А живя в лагере, Ким уже этим не интересовался. Не думал ведь, что когда-то будет перспектива стать отцом. Да и не только в отцовстве дело. Его опыт общения с женщинами строился сугубо на постели, не больше. А сейчас это всё нужно переделывать.       — С ума схожу, как хочу виноград, — а Моника решает не отнекиваться. Раз Тэхён спрашивает, пусть знает. Всё равно ведь от него ничего можно не ждать, — а у нас в меню только яблоки, от которых меня дико тошнит.       — Виноград? — Ким, признаться честно, и не ожидал, что Моника что-то попросит. Не то чтобы он спросил из вежливости, но частично да. Хотел просто узнать состояние.       — Да, виноград. Всё на этом? Удовлетворил своё любопытство?       — Нет, не удовлетворил, — Тэхён не спросил ещё кое-что. Он понимает, что Моника зла на него, она всё ещё имеет право, но ему нужно знать, — как… Как он?       Кто «он» уточнять не нужно. Потому что и без уточнений понятно, что Тэхён имеет в виду Чимина. Киму важно это знать. Теперь — да. Он не сможет спать, если не узнает, что с парнем сейчас. Сам к нему пойти не сможет, не сегодня точно. И не завтра. И не через неделю. Просто потому что теперь Тэхён не сможет смотреть ему в глаза. Он и раньше-то не мог, а сейчас он будет постоянно прокручивать в голове картинку текущей по чужой руке бордовой крови. Говорить с Чимином Тэхён тоже не знает как и о чём. Просить прощения глупо. Извинениями тут точно не помочь. Да и вряд ли Чимин вообще захочет его видеть. Ким бы не захотел.       — Будто тебе это важно! — Моника вспыхивает, но Тэхён одаривает её таким взглядом, что она осекается. Тушуется и какое-то время молчит, глядя Тэхёну в глаза, но после сдаётся, — Чимин… — Моника наконец-то отводит взгляд, вздыхая, — он ни слова не сказал. Он не ест и ни на кого не смотрит даже. Он так посерел, Тэхён, — Уильямс снова возвращает взгляд Киму, немного отпуская злость. Ей нужно хоть кому-то сказать об этом, — у него щёки впали, а кожа почти сливается с белыми простынями. Его привязали к кровати, потому что когда он очнулся, он попытался снять бинты и разорвать швы. Он больше на труп похож, Тэхён. Ему тяжело. И ты нужен ему, как бы он, ты и все мы ни отрицали. Когда ты к нему придёшь?       — Я… Я не знаю, — на сей раз шумно выдыхает уже Тэхён. И он хочет быть честным, несмотря на то, что говорить и разбираться в себе ему тяжело, — я не знаю, — повторяет, надеясь быть услышанным, — просто знай, что я виноват и не стану этого отрицать, — Моника смотрит на него без прежней холодности во взгляде. Скорее, с сожалением. Хотя обида с разочарованием в глазах тоже присутствуют, — но я не знаю, когда смогу прийти к нему. Не думаю, что сейчас это будет полезно.       — Лучше бы тебе разобрать это побыстрее, Тэхён. Пока Чимин не совсем загнулся и закрылся от всех, — Тэхён только кивает на это. Знает, что Моника права. И он хочет, Боже, как же он хочет всё исправить. Просто делать шаги в этом направлении дико страшно и непривычно, — скажи, как там Чонгук? Я не видела его уже так давно. Что вообще с ним происходит? — Моника переводит тему, надеясь, что Тэхён обдумает её слова. Это всё важно. Без Тэхёна парню явно будет хуже, чем есть сейчас, кто бы что ни говорил. Тэхён — самая важная фигура в жизни Чимина. И если Тэхён постарается, Чимин выкарабкается из лап смерти. Конечно не без помощи остальных.       — Чонгук нормально, — Ким кивает, словно сам себе. Вспоминает, как мальчишка обнимал его вчера, и от этого в груди разливается странное тепло, — он живёт чуть дальше в бункере для детей. Я хожу к нему каждый день. Сейчас тоже пойду.       — Ты принял его? — Моника не скрывает своего удивления. Потому что это действительно неожиданно. Она видела Тэхёна несколько дней назад (вчерашний не в счёт), и тогда он не казался тем, кто может принять белоглазого. Даже если это Чонгук, — эти следы на шее, — Моника впервые обращает внимание на ранки, которые не скрывает свободный ворот футболки. А Тэхён тут же укладывает на них ладонь, скрывая уродливое клеймо. Пока ему всё ещё сложно это воспринимать. А Моника не глупая, она понимает, что это может означать, — ты дал прокусить свою шею? — она шепчет, едва ли не в ужасе. Потому что это Тэхён — человек, который лучше бы умер, чем дал белоглазым испить его крови.       Выходит, ради Чонгука он и на такое способен.       — Он… да, дал, — Тэхён чувствует, как шея начинает гореть. Словно бы в напоминание о том, что это действительно произошло, — пять дней назад. Чонгук теперь пьёт мою кровь каждый день. Иначе он умрёт. Выбора у меня особо не было, знаешь. Либо он умрёт, либо пострадает моя шея, — Ким замолкает, ведя плечами. Словно сбрасывает наваждение. Откровения и признания его раздражают, но сейчас деваться некуда. Лучше быть честным. Хотя бы с собой.       А Моника поджимает губы. Она прекрасно знает, что для каждого лагерного означает чистая шея. Чистая не от грязи — от клейма. И Тэхён этого лишился. Боже, она даже не представляет, что он переживал в тот момент. А Тэхён ведь слишком остро всё это воспринимает… И нет, она его не оправдывает и не защищает, не жалеет. Она поражена. И в хорошем смысле. Это ведь значит, что Ким Тэхён — холодный мужчина, не выражающий чувств и делающий всё в угоду себе — действительно меняется. Потому что здесь для него выгода минимальна. Её попросту нет.       — Тэхён, — Моника дожидается, пока Ким поднимет на неё глаза, а после продолжает говорить, — этот поступок… я бы поцеловала тебя, не будь я так зла и разочарована, — слова Моники вызывают на губах усмешку и некое удовлетворение — он всё сделал правильно. Так, как и должен был. И ведь делал это не ради награды и не ради себя, — Тэхён, — Моника вновь обращается к нему, облизывая губы, — а нельзя будет всё исправить и вернуть ему человеческий облик?       — Я не знаю, — Тэхён откидывается на стул, хмуря брови, — про лекарство ничего не слышно. Я и не уверен, что оно есть. Но я что-нибудь придумаю. В любом случае, я буду рядом с ним столько, сколько потребуется. Я больше его не оставлю.       — Тэхён, ты… Это достойно уважения, — Моника и не знает, что сказать. Сейчас у неё тоже все чувства смешаны. С одной стороны, она знает, что Тэхён лжец, трус и предатель, но с другой — он пытается меняться. Это ведь видно по последним его поступкам, пусть и доверие к мужчине крайне мало. И это вызывает диссонанс. Что Тэхён будет делать дальше? Вызовет ли он у неё положительные чувства или нет? И не только у неё. Всё-таки, Ким многим портил жизнь.       — М-м-м, — Тэхён почти и не отвечает на это, отворачиваясь. Такие моменты вводят его в ступор и заставляют чувствовать себя неуютно. Он совсем не герой, зря Моника так реагирует, — я, пожалуй, пойду. Зайду позже, — Ким поднимается с места, направляясь к двери. На душе, однако, становится немного, но легче.

***

      Вечером, заходя в душ, Тэхён встречает того, про кого и думать забыл. В раздевалке стоит Рудольф Андер. Тот самый немец и военный, которого Тэхён когда-то называл феей. Позади Рудольфа стоит ухмыляющийся Ильсан, а рядом — Скотт. И, кажется, все они настроены недоброжелательно. Особенно теперь, когда Тэхён остался без мужиков. Братья Кимы в больничном отсеке, Хосок с дочерью и, очевидно, уже не в тюрьме, парни — Уилл и Лу — тоже трутся неподалёку, явно не собираясь принимать сторону Тэхёна. Он остаётся один на один с теми, кто считает его предателем. Хотя… Краем глаза Тэхён видит Немца, который встаёт рядом, принимая воинственную позу. В такие моменты он, кажется, готов поступиться своими принципами.       — Ну привет, спящая красавица, — Рудольф сплёвывает на пол, чуть склоняя голову, — не ждал?