Твоя душа - моё спасение 2. Кровь

      — Это ты виноват, Чимин, — Чонгук подходит ближе, а Чимин снова не может пошевелиться. Смотрит в чужие белые глаза, которые наливаются красным. Алым. Кровью. Она течёт по бледным щекам пацана, который тянет свои щупальца к Паку, — ты виноват, — тихий шёпот щекочет ухо, хотя Чонгук не наклоняется ниже, — я приду за тобой, Чимин. Ты следующий, — кровь Чонгука капает на лицо Чимина.       Пак громко вскрикивает, когда Чонгук всё же рывком нависает над ним. Чимин вскакивает с кровати, отходя от оцепенения. Бежит к двери, стремясь избавиться от фантомных прикосновений щупалец. Не получается. Такое чувство, словно они оплетают, тянут обратно, в комнату, оставляют на холодной коже липкие следы, которые жгут кожу. Чимин не может перестать их чувствовать. Вылетает за дверь, а шёпот Чонгука всё равно не прекращается, как будто усиливается. Пацан словно рядом, но его не видно, а шёпот всё громче. Чимин оглядывается — коридор пустой, только двое белоглазых в конце него, у двери. И от этого только хуже. Чимин, видя их, крупно вздрагивает и отшатывается, спотыкается о свои же ноги, мечется, не знает, что делать. Хочет вернуться в палату, но там хуже. Там его преследуют его кошмары. Они и в коридоре есть, но здесь он их хотя бы не видит. Только слышит. И этот шелестящий шёпот пугает до дрожи. Чимин руками закрывает уши, давит на них, жмурит глаза и вертит головой, пытаясь прогнать все слова, которые слышит. Не хочет слышать то, как Чонгук говорит о его скорой смерти. Не хочет слышать, как Гук обещает прийти за ним, прокусить шею и превратить в такого же уродливого монстра. Не хочет верить во все гадости, которые произносит Чонгук. Потому что прежний Чонгук никогда бы так не сказал. Или, может, теперь он Пака ненавидит? Всё может быть. Если это так, то и все слова могут быть правдой. И слова отца тоже. Вдруг Чимин для всех обуза? Для всех теперь ненавистен?..       — Эй ты! — Чимин ощущает то, как его встряхивают за плечи, слегка прикладывая головой об стену, — посмотри на меня! Слышишь? — его хватают за щёки, заставляя смотреть немного вверх. Прямо перед ним на корточках сидит Кара. Она обеспокоена, брови нахмурены. А Чимин, похоже, сам не заметил, как сел на пол, трясясь от ощущений, — что случилось?       — Н-ничего, — голос дрожит, как и подбородок. Пака всего потряхивает, а он и не понимает этого, пытаясь встать и отмахнуться от девчонки. На удивление, голоса Чонгука больше не слышно, — всё окей…       — Окей? — Кара видит, что Чимин и встать-то не может. Того трясёт, а на лбу выступает испарина. Явно не окей, — ну-ка, пошли, — девушка подхватывает едва соображающего Чимина под руку и ведёт к палате.       Чимин слушается. Не может не. У него перед глазами плывёт, во рту сушит, сердце колотится с бешеной скоростью, а ноги ватные. Ему плохо. Очень плохо. И сам он явно не справится. А Кара чувствует, какая у Пака стала горячая и липкая кожа. Как будто при температуре. Его натурально колотит.       Кара укладывает Чимина на кровать, выбегая в коридор и оставляя дверь открытой. Через минуту она закатывает небольшой стол с несколькими приборами, чтобы измерить давление, температуру и снять ЭКГ. Всё-таки, она с таким сталкивалась редко, а Чимин и сказать ничего не может. Даже взгляд сфокусировать нормально. Это странно. Если будут какие-то отклонения, нужно будет вызывать дежурного врача. А Алонзо слишком не любит, когда его дёргают посреди ночи.       Кара измеряет всё быстро, она это умеет. Показатели, увы, не радуют. Высокий пульс, низкое давление, высокая температура, спутанность сознания — Чимин не ответил ни на один вопрос, он продолжает трястись и беспокойно оглядывать палату, что-то шепча. Что он говорит, не понятно. Все слова тихие и, кажется, бессвязные. Кара могла бы вколоть успокоительное, но без назначений не имеет право это делать. Поэтому и бежит к кабинету Алонзо, который дежурит сегодня.       — Доктор! — Кара без стука залетает в кабинет, распахивая дверь и направляя взор на Алонзо, — пациент со сто пятой. Бредит, низкое давление, высокая температура и пульс. И в принципе он ведёт себя странно. Оглядывается по сторонам и что-то бормочет.       — Кто у нас там? — Алонзо не отвлекается от бумаг, продолжая писать и не собираясь идти. Ему это не обязательно делать, если медсестра уже всё измерила. А сделать назначения он может и так.       — Пак Чимин. Лагерный, которого недавно перевели, — Конте перестаёт двигать ручкой по бумаге. Он поднимает голову, на пару секунд задумываясь.       — Бредит, говоришь… — он встаёт и выходит из-за стола, надевая фонендоскоп на шею. Ему идти не обязательно, но Пак Чимин… Будет, чем надавить на Тэхёна. Ну и осмотреть парня нужно, всё-таки, к нему Алонзо так и не дошёл, — пошли, на месте разберёмся.       Они выходят из кабинета, быстро идя по коридору. Алонзо хотел с утра прийти к Чимину и обсудить с ним его состояние. Какие именно у парня симптомы, пока не известно, но анализы ужасные. Поэтому такое состояние вполне может быть объяснимо. Если Пак сейчас не сможет говорить, Алонзо подойдёт завтра, но сейчас нужно снять приступ. И лучше он будет присутствовать при этом, а не доверять дело начинающей медсестре, которую не так давно приняли в больницу.       Когда они заходят в палату, Чимин стоит на коленях на полу, держась за грудь и тяжело дыша. Его трясёт, это видно издалека. Видимо, он упал с кровати, когда пытался встать или, может, просто не смог контролировать тело. В любом случае, ему чертовски плохо.       — Поднимаем его! — Алонзо быстро подхватывает Чимина подмышками, дожидаясь, пока Кара подхватит ноги. Они укладывают парня на кровать, держа руки и ноги. А Чимина бьёт судорога, даже голова запрокидывается назад, — жаропонижающее, противосудорожное, успокоительное, Кара!       Алонзо ждёт, пока девушка сбегает до поста и принесёт шприцы и необходимые лекарства. Пока им нужно сбить температуру и успокоить пациента, а уже после разговаривать. Чимин проспит всю ночь, если поставить нужную дозировку. И лучше сделать именно это, чтобы у Пака были силы на следующий день.       Кара возвращается быстро. Несёт всё, что сказал доктор. Выбора в лекарствах особо нет, у белоглазых пусть и своё производство, но и им необходимо сырьё. Поэтому сейчас, в период войны, всех лечат одинаковыми препаратами примерно по одной схеме. Алонзо сам набирает лекарства в шприц, пока Кара удерживает трясущегося Чимина.       — Снимите штаны, нужно поставить внутримышечно, — Кара кивает, стягивая с парня одежду и еле поворачивая набок — Чимин всё ещё трясётся. Однако девушка замирает, когда видит обмотанную вокруг бёдер… туалетную бумагу? — Что это? — Алонзо тоже видит бумагу, в замешательстве останавливаясь на секунду. Он отмирает быстрее, вводя лекарство и после придерживая Чимина за плечи. Препарат должен действовать быстро, его всё же разрабатывали белоглазые, — какого чёрта у него на ногах?       — Я не знаю, — Кара сглатывает, удерживая Чимина за бёдра. Она сама впервые это видит, — смотрите! — из кармана Чимина торчит скальпель, который девушка тут же выхватывает и с удивлением смотрит на Конте. Тот только сводит брови к переносице, пытаясь провести цепочки связи, — откуда это у него?       — Разберёмся завтра, — Алонзо видит, как Пак успокаивается и засыпает, отключаясь из-за действия лекарств. А ещё он видит, как кровь просачивается через бумагу в нескольких местах, — размотайте бумагу, нужно его осмотреть, — плевать, что Чимин без сознания. Если у него что-то кровит, это нужно обработать. Кто знает, что под бумагой вообще? Может, там глубокие порезы?       Кара разматывает бумагу полностью, поражённо глядя на порезы на бёдрах Чимина. Их несколько. Они неглубокие, но, кажется, воспалённые — это понятно по покрасневшим краям. При первичном осмотре порезов не было, они не указаны в карточке Чимина. Значит, он сделал их сам этим скальпелем, уже находясь в палате. Этим порезам всего несколько дней, а, может, часов. И Паку явно нужна помощь. Причём, как физическая, так и психологическая. Если, конечно, не психиатрическая.       — А если у него ещё есть порезы? — Кара поднимает сосредоточенный взгляд на доктора, который тоже не выглядит воодушевлённо. Это не шутки, порезы могут быть слишком глубокими и их может быть много.       — Нужно снять с него одежду, — Алонзо кивает, давая добро на осмотр. Это даже не обсуждается. Это необходимость.       Кара быстро стягивает чужую толстовку, а за ней и футболку. Конте помогает, поднимает Чимина, чтобы было удобнее. И бумага под одеждой уже не вызывает удивление. Только злость. Алонзо ненавидит, когда люди умышленно причиняют себе вред, зная, насколько хрупкий у них организм. Как бы то ни было, он доктор, и он обязан помочь, даже если пацан сам по своей дурости натворил дел.       — Обработайте всё, — бросает он, осмотрев порезы. Они не очень глубокие, но шрамы точно останутся. Уродливые и вечно напоминающие о том, какую глупость сотворил парень, — не сводить с него глаз. Когда проснётся, позвать меня, — Алонзо раздаёт указания, уже зная, что их ждёт не самый приятный разговор. И, пожалуй, подключить Тэхёна, как близкого родственника Чимина, они тоже обязаны.

***

      Мерзкое чувство ломоты во всём теле выматывает, хотя Чимин даже и глаза открыть не успел. Он устал, чертовски устал. Кажется, его до сих пор знобит. Он не совсем помнит, что было вчера. Помнит, как ему привиделся Чонгук, как паника накрыла с головой, как он вышел из палаты, как наткнулся на Кару, а дальше — ничего. Сплошная темнота и пустота, словно он вырубился. Возможно, так и было, он не знает. Может, ему просто стало плохо и его поместили в палату. Может, та девчонка помогла ему дойти. Может, ещё что-то. Не важно. Ничего вообще не важно.       Чимин привстаёт с кровати, опираясь на локоть и открывая глаза. Оглядываясь, замечает, что в палате ничего не изменилось. Значит, всё в порядке. Однако… Пак откидывает одеяло, бросая взгляд на своё тело и с ужасом замечая, что он обнажён. И его смущает совсем не нагота, нет. Его бедра, плечи и грудь плотно перевязаны бинтами. Кто-то видел его шрамы. Кто-то, видимо, обработал их. Кто-то раскрыл ужасный секрет Чимина, который теперь не скрыть от врачей и остальных. Шум в ушах снова давит и усиливается. Сердце начинает колотиться, а ладони потеть. Чимин дышит мелко и быстро, не в силах сделать нормальный вдох и не понимая, что с ним происходит. Кажется, что стены начинают сжиматься. Становится невыносимо душно. Перед глазами плывёт, а паника снова оплетает сознание, полностью захватывая Чимина в свои оковы. Ему не справиться. Это какой-то приступ, названия которого Чимин не знает. С ним явно не всё в порядке. Явно что-то происходит. Быть может, он сходит с ума? Если это так, то это абсолютно заслуженно. Чимин сделал слишком много вещей, которые нельзя простить. Дышать становится сложнее с каждой секундой, лёгкие буквально горят, их обжигает, они словно плавятся.       Чьи-то холодные руки становятся спасением.       — Смотри на меня, эй! — голос той самой девчонки, Кары, вырывает из этой пучины и возвращает в сознание. Она смотрит Чимину в глаза, держа ладони на его щеках, — дыши, идиот! Вдох-выдох, давай! — Чимин пытается слушаться, пытается сфокусироваться, — давай, вместе со мной, — Кара дышит. Глубоко и медленно. Чимин дышит за ней, не обращая внимания на своё положение и наготу. Ему плевать на это, ему просто нужно снять болезненный спазм в области груди, чтобы не было больно, чтобы сердце успокоилось. И спазм проходит, как и паника, окутывающая и накрывающая с головой.       Дыхание выравнивается. Очень постепенно. Плавно. Настолько, что кажется, будто этот способ не работает. Но это не так. Чимин понимает это, когда начинает более осознанно смотреть на девчонку — на её нахмуренное, сосредоточенное лицо. Гул голосов из коридора становится яснее, собственное сердцебиение становится тише и уже не ощущается во всем теле. Боль отступает, хотя, казалось бы, Кара ничего не делает, только дышит, а Чимин повторяет за ней.       Чего Чимин не ожидает, так это обжигающей пощёчины, которая отрезвляет окончательно.       — Больно, идиотка! — Чимин шипит, хватаясь за щёку и поднимая гневный взгляд на Кару. Удар у неё поставлен, пусть и ладонью. А в наглых глазах ни капли смущения и раскаяния, — какого чёрта?       — Заслужил, — Кара фыркает, закатывая глаза, — и вообще, «спасибо» ты сказать не хочешь, нет?       — Пошла ты! — Чимин накрывается одеялом, внезапно осознавая, в каком виде он сидит. Пока он взаимодействовал с этой сумасшедшей медсестрой, на ломоту в теле и бинты на шрамах было плевать, но сейчас осознание снова накатывает. Врачи всё про него знают.       Чимин про это не заикается. Молчит и отворачивается к стене, укутываясь в одеяло. Мерзкие ощущения в теле снова дают о себе знать. Пак больше не смотрит на Кару, которая уходит, оставляя дверь открытой. Из вредности, Чимин уверен. Эта девчонка его бесит, неимоверно. Будь она парнем, они бы уже давно подрались. А Пак ещё не настолько скатился, чтобы бить девчонку. Этому, кстати, тоже Тэхён научил…       Чимин лежит на кровати, не собираясь вставать к двери, чтобы её закрыть. Возможно, так будет даже лучше. Может, кошмары не станут мучить… Он только тянется к одежде, натягивая бельё, футболку и штаны. Прикрываться толстовкой уже нет смысла, его видели. Отрицать не получится. Пак хлопает по карманам штанов, убеждаясь, что скальпель тоже забрали. Ну и плевать. Он просто будет молчать, пусть говорят, что угодно. Он знает, что к нему придут. Знает, что будут разговаривать и, может быть, снова осмотрят. Прятаться нет смысла, как и пытаться убежать. На выходе белоглазые, окон нет, запасных выходов тоже. Наверное. Да даже если и есть, они, скорее всего, под охраной. Чимин тяжело вздыхает, так и оставаясь в кровати, закутанный в одеяло едва ли не с головой. Его знобит, а делать ничего не хочется. Не то чтобы он вообще может что-то делать в палате. Здесь из занятий и развлечений ровным счётом ничего.       — Пак Чимин, — Алонзо не заставляет себя ждать. Приходит буквально через минуту, как уходит Кара. Чимин не оборачивается. Он не собирается разговаривать и смотреть на доктора. По крайней мере пока, — уделите мне полчаса своего времени?       Чимин молчит, и Алонзо ожидал этого. Вряд-ли кто-то, находясь в таком состоянии как Чимин, с готовностью расскажет о своих проблемах и добровольно покажет свои шрамы. Это было предсказуемо. И именно поэтому Конте пришёл не один.       — Тебе дважды надо повторять? — Чимин вздрагивает, слыша чужой, но такой знакомый грубоватый голос. Пак оборачивается, видя рядом с Алонзо Тэхёна. Тот привычно хмур, смотрит сурово, а яркий шрам на щеке только дополняет образ, — сядь и расскажи всё. И идиота не включай, а то на место быстро поставлю.       Тэхён уже в курсе событий. Знает, что Чимин сам наносил себе порезы. Знает, что где-то украл скальпель. Знает про обмороки и панические атаки, пусть и не особо понимает, что это и как выражается. Алонзо объяснял утром, рассказывал, что и почему происходит. Док сказал, что уже сейчас может предположить диагноз, но нужно, чтобы Чимин говорил. Ким не отказался помочь, пусть его методы и не самые лучшие. Конте попросил быть мягче, но… Но Тэхён просто не может быть мягче, когда видит Чимина. Как и сейчас. Ему проще заставить и надавить, чем просто поговорить с парнем. Пусть тот и будет злиться, будет обижен и раздражён, но они хотя бы узнают, что с ним происходит.       А Чимин тем временем послушно садится, пока Конте ставит стул напротив него. Тэхён встаёт за кроватью, со стороны наблюдая за движениями в палате. Чимин осунулся. Сильно. Кажется, реально кости торчат, даже через лёгкую ткань футболки видно. Щёки впали, под глазами почти чёрные синяки, кожа тонкая и бледная. Голова почти лысая — Чимина тоже брили наголо. Он больше похож на мешок с костями, чем на здорового парня. Даже в лагере Чимин выглядел лучше. Может, действительно не стоит орать на него и давить? Тем более, что Алонзо попросил не переходить черту…       — Расскажите, что вы чувствуете, когда происходит приступ? Такой, как был вчера и сегодня утром, — Тэхён видит, как Конте вытаскивает из-за пазухи халата экран наподобие того, который лежит у Эбада в кабинете. Можно сказать, что это человеческие планшеты, но они куда тоньше и, наверное, технологичнее.       — Плохо становится, — Чимин немногословен и на контакт идти не особо хочет, это видно. Он подтягивает колени к груди и обхватывает их руками. Поза закрытая, голова вздёрнута вверх и направлена чуть вбок. Пак на них и не смотрит.       — Как «плохо»? — Алонзо знает, что такие пациенты часто не хотят рассказывать о своём состоянии. Боятся. И каждый разного.       — Просто плохо, — Чимин всё ещё не смотрит на доктора, да и на Тэхёна тоже. Однако следующий момент заставляет Пака содрогнуться.       — Идиота не включай, — Тэхён говорит грубо. Пак на пару секунд поднимает на него глаза, но этого хватает, чтобы Тэхён увидел в них обиду, страх, сожаление и боль. Набор так себе. И, с одной стороны, Тэхёну дико хочется наорать на Чимина, выбить из него дурь, но с другой, он, кажется, больше не видит в этом смысла. Побои, крики и ссоры привели их к тому, что они имеют сейчас. И, честно говоря, Тэхён уже устал, ему действительно не хочется больше переходить грань, хочется решить всё без применения насилия, — отвечай на вопрос.       — Просто плохо… — Пак замолкает, не желая больше говорить. Он даже не знает, что говорить. Как описать всё то, что с ним было? И стоит ли рассказывать всё? Не посчитают ли его чокнутым? Пак и сам не знает, сходит ли он с ума.       — Чимин, — Ким тяжело вздыхает, выходя из себя. Его бесит то, что Чимин не хочет говорить.       — Просто плохо… — Тэхён не сдерживается, давая Чимину подзатыльник.       — Ты не понял или как?! — Чимин опускает голову, окончательно уходя от контакта. Смаргивает застывшие в глазах идиотские слёзы. Не хочет, чтобы их кто-то видел. Особенно Тэхён. Пак морщит нос, стараясь позорно не всхлипнуть. Вроде ему ничего и не сделали, он сносил побои похуже. Но этот подзатыльник как будто лишает всех надежд на мир, любовь и понимание.       — Тэхён, — Алонзо встаёт, отводя Кима в сторону, крепко держа его за локоть, — я же сказал, не трогать его.       — А он иначе не понимает, — Тэхён фыркает. Он пытался ведь найти контакт, пытался быть мягче, — мне надоело вытягивать из него каждое слово. Хочешь, сам с ним возись.       — Покиньте палату, — Алонзо смотрит сурово, Тэхён — раздражённо. Он действительно пытался. Не он виноват, что Чимин не идёт на контакт.       — Да пожалуйста, — Тэхён идёт к двери, на секунду задерживаясь около неё, — а ты, — он обращается к Чимину, чьи плечи невольно напрягаются. Понимает, что говорят ему, — режь вены вдоль, раз так хочешь сдохнуть…       — Покиньте палату! — Алонзо переходит на крик, защищая парня. Тэхён же только раздражённо зыркает, на сей раз уходя.       Позвать Кима было ошибкой. Конте понимает это после произошедшей ситуации. Чимин замыкается, дрожит, кажется. Понятное дело, таким пациентам, как он, нельзя сталкиваться с подобным стрессом. Да и не только пациентам — людям в принципе. А Чимин, плюс ко всему, ребёнок. Алонзо ненавидит лагерных за то, что те считают детей взрослыми, навешивая на них ответственность и напрочь лишая беззаботной жизни. В городе тоже многие подростки стараются быть наравне со взрослыми, но это происходит не так жёстко, как у лагерных. Конечно, может быть, у них нет выбора, но, чёрт, Чимин ещё ребёнок. Сломленный, забитый ребёнок, которому с каждым днём делают хуже. И, пожалуй, не стоит больше подпускать к нему Тэхёна…       — Если вы хотите, чтобы приступы прекратились, вам лучше начать говорить, — Алонзо вновь садится на стул, говоря строго, но не грубо, — в противном случае мы всё равно узнаем симптомы, но путём сканирования вашего мозга.       Чимин молчит. Может, он вовсе и не хочет, чтобы ему помогали? Не заслужил. Может, будет лучше, если врачи просто бросят все попытки и оставят его в таком состоянии? Чимин себя наказывает, сам того не понимая. Ему вечно кажется, будто он не достоин хорошего. Как и сейчас, особенно после встречи с Кимом. Его слова задевают, чего скрывать. Задевают и остаются где-то внутри, проделывая в груди огромную дыру. Они жгут органы и причиняют боль. И Чимин не может с ними справиться. Принимает их, проглатывает, будто так и должно быть. И помощи он просить не будет. Говорить не будет. Всё ещё не заслужил.       — Чимин, не заставляйте меня принимать более серьёзные меры, — Алонзо не хочет давить, но парень теперь даже не говорит «просто плохо», он вообще молчит и внимания не обращает, — хорошо, Чимин, это всё ещё ваш выбор.       Они могут залезть ему в голову. Могут вычленить все симптомы, все состояния и воспоминания. Вот только помочь, если Чимин сам того не желает, они не смогут, какое бы лечение ни назначили.

***

      Тэхён, после встречи с Чимином, направляется в кабинет Алонзо. Настроение отвратное. И не столько из-за Чимина, сколько из-за себя самого. Собственные мысли опять жрут мозг, не давая спокойно жить. Ким снова почти не спал. На завтраке снова видел довольного Пауля, к которому не мог подойти и ударить по лицу. И ему помешали не правила, а Немец, который попросил не влипать в неприятности или пока просто выждать время, чтобы вокруг не было так много муррийцев. Немец просто хочет отговорить его от этой затеи, беспокоится, видимо, и тянет время, надеясь, что Тэхён одумается.       А Тэхёну в принципе плевать и на муррийцев, и на Пауля. Он от себя никак отделаться не может. Гниющий человек его теперь не беспокоит, но теперь Ким беспокоит себя сам. И у него это отлично получается. Несколько дней он жил с чёртовой пустотой внутри, а теперь, видимо, мысли решили на нём отыграться сразу за всех. Пришло время анализа и осознания. И обстановка никак не помогает ему справиться со всем этим. Скорее, наоборот. И без того забот хватало, а теперь ещё добавился Чимин, который начал резаться. Тэхён собрал комбо из всех возможных проблем.       Но мысли, начиная с ночи, не оставляют теперь ни на секунду.       Они изводят, заставляют думать, заставляют видеть себя в плохом свете, показывают всю ту гниль, которой полон Тэхён. Ким не хочет. Не хочет этого знать, не хочет думать об этом, не хочет признавать то, что во всём был виноват он и только он. Но это так. Ким и раньше всё это понимал, но заталкивал поглубже, не позволяя себе об этом думать. Не думать было проще. Не считать себя виноватым, не волноваться о других, не проводить анализ своих поступков, не сравнивать себя с другими и с самим собой. Всё это было проще. А теперь, совершенно внезапно, на него обрушивается просто лавина из его мыслей, спрятанных эмоций, заглушенных чувств, не пережитого ужаса и потаённого страха. Всё это ощущается так, словно его окунают в ледяную воду, заставляя прийти в себя и сбросить личину, сбросить последнюю защиту, которая уже держится на соплях. Тэхён всё ещё борется с самим собой и с внешними обстоятельствами, показывая клыки и царапаясь. Боится признать, что, вероятнее всего, он проиграл. И уже давно.       Всё это время Тэхён был ужасным эгоистом. Он не заботился о близких так, как должен был. Как это делал Хосок для своей дочери или Намджун для брата. Тэхён всей душой ненавидит Ильсана, но, увы, он сам на него похож. Мужики были правы, когда сравнивали их и говорили, что Тэхён такой же. Просто Ким признавать не хотел и до сих пор это тяжело. А ненавидит он Ильсана за те же качества, что носит в себе. И от этого только паршивее. Он всегда ставил себя выше других, всегда ощущал свою правоту, а по факту… А по факту он то ещё чудовище. Похуже белоглазых, которые своих, кстати, тоже до последнего защищают. Особенно детей.       Так выходит, Тэхён боролся с монстрами, но не замечал, как сам превратился в одного из них.       Тэхён мотает головой, прогоняя первые пришедшие мысли после всего случившегося. Сейчас не время анализировать. Сейчас его задача — снова накормить Чонгука и обработать его клыки мазью. Ким уверен, что Алонзо мог бы сделать это и сам, но теперь это его обязанность. Чонгук — его обязанность.       Однако мерзкое сосущее чувство под ложечкой не сулит ничего хорошего.       Алонзо приходит в кабинет почти сразу после Тэхёна. Чимин не сказал ни слова, а вытягивать слова клешнями — не метод Конте. Поэтому они будут использовать другие методы, чтобы добиться хоть чего-то от Чимина.       — Тэхён, сегодня Чонгук должен укусить вашу шею, — Алонзо заявляет это с порога, не церемонясь. И это буквально заставляет сердце Тэхёна забиться в пару раз быстрее.       — Какого чёрта? — во рту мгновенно пересыхает. Видимо, поэтому под ложечкой сосало, — почему так быстро?       Нет, Тэхён знал, что этот момент настанет. Знал, что через пару дней, а, может, меньше или больше. Но, чёрт, прямо сейчас… Это слишком неожиданно. Каждая новость этим утром заставляет всё больше жалеть о том, что он вообще проснулся. Он не готов. Совершенно. К чёрту всё, он не станет этого делать. Его шею не тронут, иначе дороги за город ему не будет — только в пыточную…       Тэхён уже готов возненавидеть этот день, но внезапно осекается. Он снова ведёт себя, как трус. Снова хочет спрятаться и сбежать. Его типичная модель поведения. Привычная. Тэхён даже знает, что последует за этим — он убежит от проблемы, снова будет строить крепость вокруг себя, снова никого к себе не подпустит, будет холодным и отстранённым. А после снова вернётся. Или найдёт других людей, которых точно также привяжет к себе — осознанно или нет, не важно. Он повторит свои ошибки, потому что повторяет их из раза в раз, когда ему дают шанс на исправление. А сейчас нет права на ошибку, а, значит, нет права и на то, чтобы убегать от трудностей и отказываться от близких.       — Вижу, вы не сильно довольны…       — Отправь меня к нему сейчас, — Тэхён прерывает Алонзо, решая больше не медлить.       Свои собственные мысли порядком надоели, они слишком давят. Уж лучше он сделает всё сейчас, чем будет ждать и убегать от проблемы. Всё равно это ни к чему не приведёт. Из города он не выйдет, от муррийцев, а, тем более, от своей судьбы не уйдёт. Уж лучше сделать и больше не думать об этом, разбираясь с последствиями. Тэхён не знает, к чему приведёт это отчаянный для него шаг, но знает, что так Чонгук будет жив. А это важнее, чем его долбанные страхи, которые не дают жить спокойно. На секунду Тэхён задумывается и о том, что сегодня с утра почти что подтолкнул другого пацана к смерти. Снова не сдержался в грубости, хотя должен был. Как и с Чонгуком, с ним ведь сдерживаться получается. С Чимином всё просто в разы сложнее. Они всегда цапались по поводу и без. Слишком похожи, оттого и не могут найти общий язык.       — Смелое решение, — Алонзо, не ожидавший такого, едва дёргает бровью. Он удивлён, хотя своих эмоций почти и не показывает, едва кивая головой в качестве согласия, — Чонгук уже проснулся, его клыки ещё слабы, но по стадии он вполне может прокусить шею. Если сегодня что-то пойдёт не так, то есть ещё завтра, но это крайний срок, больше тянуть нельзя будет.       — Надеюсь, мы сделаем это сегодня, — Тэхён сам не верит в то, что он это говорит. Ему сложно это даётся, но он должен. И это действительно не просто слова для него — это его обязанность, его будущее зависит от его поступков. И он хочет изменить свою жизнь, пусть и действует крайне осторожно, не доверяя никому, даже себе. Пусть он всё ещё груб, не стабилен, жесток и труслив, но он готов пытаться.

***

      Тэхён заходит в комнату Чонгука с опаской. Находиться рядом с ним, в одной комнате, всё ещё странно. Это не пройдёт за один день, Тэхён знает. Ему, может быть, понадобятся годы, чтобы привыкнуть к такому Чонгуку. Но если не начнёт сейчас, не сделает этого никогда. Будет вечно откладывать, начнёт искать оправдания, будет вновь и вновь жалеть о ситуации, считать себя правым, а вперёд не продвинется. Это ведь уже проверенная схема — он жил так годами. Почему-то осознание этого факта происходит именно сейчас, когда Тэхён стоит у двери, сжимая кулаки от напряжения и глядя в белые глаза мальчишки. Это осознание также внезапно, как и слова Алонзо о том, что Чонгук должен прокусить его шею. Если сегодня день неожиданностей, Тэхён официально не готов. Если к такому вообще можно быть готовым.       Мысли одна за другой простреливают мозг, заставляя не просто думать, а переосмысливать. Тэхёну это буквально впервой. И очень не вовремя. Сейчас ему бы разобраться с пацаном, жаждущим его крови. А потом уже думать. Или не думать. Как получится. Но из-за вороха мыслей даже не получается сконцентрироваться на деле, которое буквально сейчас перед его глазами.       Чонгук, словно видя замешательство Тэхёна, медленно привстаёт с кровати. Он чувствует, что Ким уже не так категоричен, как раньше. Чувствует, как в его запахе что-то неуловимо меняется. Пока всё ещё очень тонко и едва заметно, но двигается в лучшую сторону. Это не может не радовать. Чонгук готов прыгать от счастья, хотя чувствует так мало отклика в запахе Тэхёна. Просто для него и эти крупицы уже много значат. Что уж говорить о том, что будет дальше, если Тэхён примет его вот таким? Об этом Чонгук пока боится думать — вдруг этого никогда не произойдёт? От ложных надежд Чонгук порядком устал. Особенно когда они касаются Тэхёна.       — Привет, — Тэхён едва выдавливает это из себя, облизывая сухие губы.       Он подходит ближе, делая осторожные шаги к Чонгуку. Тот не шевелится, а вот его волчонок вскидывается, принюхиваясь. Но тут же успокаивается, понимая, что в комнате никого, кроме хозяев. Значит, можно не принюхиваться и не рычать. А в случае чего Локи будет защищать маленького хозяина. Даже от второго хозяина, который больше и сильнее.       — Слушай, я не знаю, сказали тебе или нет, но ты должен будешь прокусить мою шею. Знаю, ты меня не понимаешь и мой голос тебе противен, но я не знаю, что сейчас делать. А ты даже ответить не можешь, да? А ещё доктор-сноб и чёртов Лорд смотрят на нас сейчас и слышат всё, что я говорю, — Тэхён говорит это быстро, буквально на одном дыхании. Волнение, которое ему прежде было несвойственно, кроет с головой.       Он действительно не знает, что делать. Просто подойти к Чонгуку и подставить свою шею? Сесть на пол или на кровать и дать пацану укусить себя? Что нужно сделать, чтобы Чонгук его понял? Как с ним говорить, если он просто ничего не понимает? Как Тэхёну собраться с мыслями? Что он будет делать после? Что будет чувствовать во время укуса и после него? Сможет ли однажды принять себя таким? Сможет ли принять Чонгука до конца? Будет ли связан с ним после этого ещё больше?..       — Тэхён, — голос, вырывающий из мыслей, раздаётся по рации, которую Тэхёну выдали в кабинете Алонзо. Конте, к слову, даже ухом не повёл, услышав, что его назвали снобом, — вам просто нужно сесть, Чонгуку уже всё рассказали. Скажите, вы прослушали мой инструктаж? — Тэхён сжимает губы в тонкую линию. Он действительно прослушал. Потому что мыслей и так тысячи, а здесь новая информация. И он один на один со своим ужасом. Он даже не помнит, чтобы Алонзо проводил какой-то инструктаж. Видимо, настолько выпал из реальности, — просто сядьте рядом с ним, он сам подойдёт, когда будет готов. Главное — будьте спокойны.       Быть спокойным. Тэхён многое бы за это отдал. В последний раз он был спокоен почти пятнадцать лет назад. Хотя, были некоторые моменты с Моникой и Чонгуком, когда Ким забывался. Но их можно по пальцам пересчитать. В остальное время Тэхён напряжён. Потому что во время войны нужно быть готовым. Всегда. Враг может напасть с любой стороны. Врагом может оказаться даже самый близкий, решивший сдаться тварям ради якобы лучшей жизни. Врагом можешь стать даже ты сам и тогда точно нужно будет думать, как не попасться тем, с кем ты раньше был в нерушимом союзе.       Однако Тэхён пересиливает себя, отмирая и двигаясь с места. Ноги всё равно ватные. Не гнутся и идти к кровати упрямо не хотят. Ким их двигает силой воли, которая внезапно как будто возросла. Он ноги еле переставляет на самом деле, но идёт, надеясь, что с Чонгуком всё будет в порядке. Мало ли, как его состояние влияет на мальчишку?       Он опускается на кровать, не отрывая глаз от Чонгука. А после отворачивается, локтями опираясь в колени и опуская голову. Спиной ощущает чужой пытливый взгляд, но не двигается. Такая поза вроде бы говорит о доверии. Однако им здесь и не пахнет. Тэхён бы с радостью убежал сейчас. Но упрямо сидит, пытаясь успокоиться и принять неизбежное. Напоминает себе, что он должен. Напоминает о плачевных последствиях и своей собственной вине. Это удерживает. Чувство вины неожиданно начинает свербеть внутри, хотя оно прежде всегда молчало. Никогда Тэхён не чувствовал себя настолько виновато. Совесть это или что другое, он не знает, но теперь внутри зудит, где-то в области груди. А в животе холодеет от одной мысли о том, что Чонгук может умереть.       Он сидит долго. Счёт времени теряется. Кажется, что проходит около часа, не меньше, прежде чем Чонгук осторожно начинает двигаться к нему. Он сидел всё это время на другой стороне кровати, обняв себя за колени и сверля чужую напряжённую спину взглядом. Мальчишка чувствовал, что Тэхёну тяжело, понимал это. Ждал всё это время, что Ким уйдёт или накричит, но тот сидел молча, пытаясь расслабиться и… принять его? Чонгук вдыхал его запах, убеждаясь в этом всё больше. Тэхён действительно пытается, и это подкупает. Это так важно для Чонгука, что остальные проблемы словно бы теряют значимость.       Чонгук приближается к Тэхёну, стараясь делать это бесшумно. Он видит, как Тэхён напрягается сильнее, но всё ещё не уходит. Ждёт. И Чонгук не может поступить иначе — он подсаживается к мужчине почти вплотную, зажмуривается и крепко обнимает Кима поперёк живота. Прижимается щекой к спине, поджимая губы и сцепляя щупальца друг с другом. Он, кажется, даже дыхание задерживает, когда чувствует, что Тэхён его не отталкивает.       А Тэхён тоже. Тоже задерживает. И тоже плотно закрывает глаза, стискивая челюсти и сцепляя руки в замок. Он готов поклясться, что эти несовершенные, почти односторонние и очень неловкие объятия одни из самых значимых для Чонгука, для них. Потому что ни Тэхён, ни Чонгук, очевидно, не хотели всего этого. Они оба боятся. Оба не хотят того, что будет дальше. И оба делают это, чтобы у них было будущее.       Тэхён не отвечает на эти объятия. Не может. Пока всё ещё нет. Но он не гонит и не выказывает неприязнь, как это было раньше. Он растерян. И всё же немного расслабляется. Совсем чуть-чуть, но это ощущается. Чонгук это тоже чувствует. Ему самому всё это в тягость, но если он не сделает то, что должен, не сможет нормально существовать дальше. А этого никто из них не хочет.       — Давай, пацан, — Тэхён произносит это негромко, хриплым от напряжения голосом, — сделай это. Тебе нужно, а я потерплю, ок? — он снова не верит в то, что говорит и делает. Чтобы он и жертвовал собой ради других? Никогда такого не было. Хотя… было. Но после этого Тэхён закрывался и поступал куда хуже. Больше он такого не сделает, — прокуси шею и поешь, со мной всё будет в порядке, — убеждает сам себя. А голос неожиданно не грубый. Мягкий, пусть и хрипит, — кусай, Чонгук.       Чонгук, словно понимая его, отстраняется. Даёт Тэхёну место, чтобы тот развернулся к нему — так кусать удобнее и правильнее. Ким усаживается, с ногами забираясь на кровать и ожидая действий Чонгука. Тот так боязно и осторожно подсаживается, забавно дёргая носом. Принюхивается, ощущая страх и напряжение. Но разрешение он тоже чувствует. Тэхён даёт добро на то, чтобы ему прокусили шею. И Чонгук не станет спорить и отнекиваться. Ему рассказали, что будет, если он откажется. И последствия ужасны.       Гук подбирается ближе, ощущая как Тэхён привлекает его руками к себе. Почти обнимает. Ким решается на этот шаг, не желая больше ждать. И без того слишком много времени прошло. Слишком сильно он задел Чонгука и больше делать этого не собирается. Его намерения на сей раз чисты, а действия благородны, пусть это и тяжело.       Клыки входят в плоть плавно. По коже разбегаются мурашки, а ладони потеют. Тэхён морщится от неприятной боли, но с удивлением замечает, что она не такая сильная, как он думал. Он может это вытерпеть. Может вытерпеть и то, как Чонгук делает первый глоток, а за ним второй и третий. Комок в горле от накативших чувств и эмоций Ким старается сглотнуть, чтобы не поддаться влиянию момента. Он справится.       Чонгук отстраняется слишком быстро, почти сразу отползая от Тэхёна, запах которого меняется. Гук с опаской смотрит на него, не зная, что тот теперь предпримет. Будет зол? Начнёт кричать? Ударит? Однако… Ничего из этого не происходит. Чонгук лишь замечает, что по шее Тэхёна течёт алая струйка, которую очень хочется слизать. Но он сдерживает себя, облизывая покрасневшие губы.       А Тэхён… В замешательстве. Кажется, его мир сейчас остановился и больше никогда не будет прежним. Его шея отныне и навечно с клеймом. И от этого кроет настолько сильно, что начинает щипать в носу.       Ким вылетает за дверь, не осознавая, что это только начало.