Немые чернила

      Автобус резко затормозил, с безразличной любезностью выплевывая часть сонных пассажиров. Ударившийся лбом о стекло Фёдор разлепил глаза, недовольно хмурясь, отнюдь не радуясь своему пробуждению. Он нажал на кнопку старенького телефона и попытался сфокусироваться на тусклом циферблате, чуть покачнувшись, когда автобус возобновил свое движение, механически кряхтя.       "Ещё пятнадцать минут мог поспать, - недовольно пронеслось в его вновь заболевшей голове. - Теперь бы под конец уроков не уснуть. Интересно, как там Микола вчера до дома добрался?".       Николай, как и говорил, проводил Федю до дома, дорогой иногда смеясь, удачно пошутив что-то про себя, но ни разу не промолвив ни слова. Достоевский жил на весьма приличном расстоянии от школы, едва ли не другой конец города, но деньги на проезд у него были только для утренних поездок, поэтому днём, после уроков парнишка был вынужден идти пешком.       Он не нуждался ни в чьей компании, предпочитая находиться с собой наедине, но не в силах игнорировать однажды ворвавшегося в его жизнь Колю, Федя понял, что ему нравится, когда тот с ним рядом. Обычно шумный, но никогда не говоривший, что в какой-то степени нравилось Достоевскому. Имея от природы крайне тихий голос, он ненавидел разговаривать с людьми, заранее зная, что те будут по сотне раз его переспрашивать. Единственные, с кем он не испытывал дискомфорта в диалогах - родители, которые в целом редко баловали сына вниманием, и Гоголь, общение с которым всегда было в рамках переписки. Парнишка и сам точно не знал, почему этот человек начал с ним беседовать именно в таком формате, лишь смутно догадываясь о причинах. Спрашивать же напрямую он счёл дурным тоном, ведь это не его дело.       Он вспомнил, как Микола громко и весело щебетал на переменах, если представлялась такая возможность, потому как в классе его не особо жаловали. Точно также, как и Фёдора.       За мутным, давно не мытым стеклом, бледным призраком появилась остановка, одиноко стоящая посредине тротуара. "Ещё две, и я в школе, - меланхолично пронеслось в темноволосой голове. - Как же все осточертело". Фёдор не смог бы ответить на вопрос, почему он устал. Его тело постоянно нуждалось в отдыхе, утягивая за собой и разум, топя все дни в недомогании, к которому парнишка уже привык. Он должен был сходить к врачу, сдать все анализы, но их семья не смогла бы себе это позволить, поэтому заранее зная обычный ответ "у нас нет на это денег", искуссно избегал чувства вины за свое никудышное здоровье, замалчивая все проблемы, которые у него только были.       Автобус неспеша подобрался к нужной остановке, находившейся в завидной близости от ворот школы, и через грязное стекло Федя заметил, как во всю прыть в калитку залетает парнишка, в котором он узнал Гоголя. Улыбка сама нарисовалась на нездорово бледном лице, а пальцы в предвкушении встречи покрепче сдали лямки простенькой тканной сумки. Длинные волосы - гордость Коли, растрепались, не сдерживаемые шапкой, которую тот всегда игнорировал, пока не наступали действительно суровые холода. "Со своим желанием перечить матери, ему попасть в больницу будет проще простого, - покачал головой Фёдор, выходя из автобуса и плотнее закутываясь в старенький шарф. - Глупый ты".        —Ха, Федя, - кто-то свистнул за его спиной и заливисто, с издевкой засмеялся. - Глянь-ка, вон твой голубок пришёл. Причём во всех смыслах!       Эта реплика сопровождалась мерзкими усмешками, которые Достоевский с видимым презрением проигнорировал, держа спину идеально ровно и идя дальше, поглубже спрятав свободную от лямки сумки руку в карман. Ускорив шаг, он нагнал Миколу, и, чуть запыхавшись, хлопнул того по плечу.       -Эй, что за, - хотел было ругнуться Гоголь, но, повернувшись, слова застыли на губах и он кивнул, ласково улыбаясь чужим и красивым глазам.        Фёдор кивнул в ответ, тихонько усмехаясь. Пройдя испытание в виде заполненной до отказа школьной раздевалки и лестницы на третий этаж, они вместе вошли в школьный класс.       "Вчера нормально до дома дошёл? - приготовившись к литературе, быстро написал Достоевский на клочке бумаги. - Твоя мама ничего не поняла?".        Гоголь прервал усердные рыскания в своём рюкзаке, суетливо подхватывая бумажку и пытаясь разобрать тонкий и витиеватый почерк.        "Да нет, - читая быстро появляющиеся буквы, Федя периодически наблюдал за чужим лицом, пока тот писал ответ, чтобы потом соотнести проявившиеся эмоции, на которые Микола никогда не был скуп, и ответ, так старательно царапаемый сломанной ручкой. - Точнее как сказать. Она начала что-то подозревать, но я когда пришёл, сразу же форму в корзину с грязной одеждой положил, чтобы она пропахла. А потом, когда она сказала показать рюкзак, (ну как обычно, знаешь же?) я незаметно подложил форму туда. Так что если она и сомневается, то доказательств то у неё нет! Правда хорошо придумал?".       Его глаза, которые при долгом рассматривании казались разноцветными, сияли восторгом.       "Неплохо, неплохо, - короткий росчерк занял последние свободные строки. - Рад, что все нормально".       Прозвенел звонок, и пока все приветствовали учителя, Николай взял исписанный листочек, бережно кладя его коробочку из под стержней для перьевой ручки, которую он выпросил у Феди. Не в первый раз оставляя переписку себе, он клал их то в коробочку, то под обложку паспорта, уплотняя свой документ, то складывал в бумажные полоски, делая из них закладки для учебников. Поначалу Достоевского забавляла эта манера его друга, но позже он и сам пристрастился сгибать исписанные листочки в книжные закладки.       Урок благополучно тянулся каплей смолы по холодной доске, из-за чего Коле быстро стало скучно, несмотря на то, что они должны были начать обсуждать его любимое произведение - "Мертвые души". Он любил литературу, но школьные уроки ему не полюбились своей нерасторопностью и, на его взгляд, скучными монологами, вместо бурных обсуждений, которых он жаждал.       "Федь, сыграем во что-нибудь? - быстрый росчерк лихо появился под его шустро кистью, крепко держащей ручку над вырванеым из тетради листом. - Я сейчас умру от скуки".       Не поворачивая головы, Достоевский скосил глаза в сторону бумажки, которой Гоголь упрямо щекотал его локоть. Дождавшись, пока дотошный взгляд преподавательницы ухватится за болтающих одноклассников где-то впереди, он аккуратно вывел:       "Я ведь говорил, что будет также скучно, - до его слуха донесся разочарованный вздох. - Искренне не понимаю, почему ты надеялся на что-то иное. Как по мне, то сочинение, которое ты писал в качестве тренировки для экзамена, гораздо лучше отображает анализ романа".        Он хотел написать что-то ещё, но довольно хихикающий Николай неожиданно вытащил листок из под ручки, из-за чего чужая рука случайно дрогнула и оставила длинный росчерк, перекрывающий нижнюю половину листа.       "Спасибо, Федь! Мне самому оно нравится, - из-за отсутствия чего-либо под бумагой, стержень зашаркал, словно писали сразу на парте. - Давай бесконечные крестики-нолики? Помнишь я тебе их..."       —Николай, что ты там так усердно конспектируешь? - грозный, но из-за высоких нот казавшийся писклявым, голос прервал его занятие, но он как ни в чем не бывало, выпрямился, незаметно убирая переписку под обложку тетради. - Убери все лишнее, и скажи мне, о чем мы сейчас говорили с классом?       Гоголь поджал губы, лихорадочно пытаясь понять, на чем они остановились. Быстро скосив глаза на Фёдора, он зацепился за буквы на страницах открытого романа, и тут же выпалил, надеясь, что он угадал:       —М-мы г-г-оворили пр-ро с-сюжет, - собственное заикание повергло парнишку в ещё большее волнение, к которому примешалось отчаяние.       —Так, можешь уточнить, на каком именно моменте мы остановились? - скрестив руки на груди, но чуть смягчившись, глянула на него поверх очков учительница.       —Встр-р-еча с-с К-кор-робочк-кой, - руки, лежащие на коленях под партой, мученически изламывали пальцы, когда Коля ощутил чужие взгляды, в том числе и Фёдора, чьё изумление он чувствовал едва ли не на физическом уровне.       —Почти, мы пока что просто подводили итоги диалога Чичикова и Манилова, - на этих словах Гоголь выдохнул, радуясь своей удаче, но все ещё ёрзая из-за перешептывания одноклассников и косых взглядов на него. - Но будь внимательнее, иначе я вас с Фёдором рассажу! Мне недолго дойти до вашего классного руководителя!        Успокоившись, преподавательница вновь вернулась к уроку, но парнишка, уязвленный своим заиканием, притих, уже даже ничего больше не строча для своего друга. Заметив внезапное уныние, Достоевский аккуратно, несмотря на слабое сопротивление, вытащил бумагу из под тетради и быстро написал:        "Ты чего так расстроился? Это из-за этих недоразвитых, из-за их идиотских шуток?"        Изящные, как контуры всего тела темноволосого парнишки, буквы наклонились чуть больше обычного, выдавая искреннее волнение их хозяина. Микола нервно облизнул губы, пододвигая незамысловатый текст к себе. Быстро, почти молниеносно прочитав его, он схватил ручку, чей треснутый корпус трещинкой поцарапал нежную кожу, тут же оставляя на ней красный след от раздражения.        "Всё нормально!! - наблюдая за тем, как дёргается ручка, а вторая рука все время норовила поправлять тонкую небрежную косу, Фёдор неверяще покачал головой. - Просто я терпеть не могу, когда я заикаюсь! Это так бесит, особенно когда это происходит от фонаря! Я всегда волнуюсь, просто разными эмоциями, но вот эта хрень иногда как вылезет, аж под землю провалиться хочется!"        Ручка вылетела и он с досадой цыкнул, быстро нагибаясь за ней. Написав короткую тираду, Коля не знал, куда деть свои руки, поэтому он всё норовил перебирать предметы в своём пенале, не глядя на друга.        "Но в этом нет ничего такого, - вздохнув, принялся писать ответ Фёдор, мельком ловя чужой издевающийся взгляд какого-то одноклассника и тут же убийственно зыркая в ответ. - Дефекты речи не проклятье, это корректируется. К тому же, я в целом удивлён этому факту. Я ни разу не слышал, как ты заикаешься".        Выпрямив помятый его рукой уголок, Достоевский вернул тетрадный лист обратно, легонько касаясь холодными пальцами чужого запястья, потому как Гоголь не обратил на него никакого внимания. Он вздрогнул, ощутив внезапный холод, но все же взял записку. По мере того, как он читал, волнение сходило на нет, но часть беспокойства, червячком гложущая его, никуда не делась. Однако, откинув назойливые мысли прочь, он улыбнулся шире прежнего, царапая ответ, от усердия высовывая кончик языка.       "Серьёзно?? - рука не поспевала за скоростью мысли, из-за чего буквы выходили на порядок кривее, чем обычно. - Мне казалось, это заметно, у меня ведь часто такая штука бывает".       Прикусив и без того покалеченную ручку, он принялся с бешеной скоростью строчить что-то ещё, предусмотрительно положив под лист свою тетрадь, впрочем, даже так умудряясь издавать шум, но на его счастье, на этот раз не замечаемый учителем.        "Ты что так тараторишь, что так, - посмеивался про себя Фёдор, искоса поглядывая на его воодушевленное лицо, любуясь как неугомонные брови то поднимались, образуя складочку на лбу, то опускались, сходясь тупым углом на переносице. - Довольно мило". Спроси его кто, в какой момент его стали посещать такие мысли, он бы не сумел ответил на этот вопрос: Достоевского это в целом не интересовало, поэтому внезапно появившейся симпатии, походившей на что-то иное, он не придавал значения.        Гоголь закончил писать, передавая другу листик с текстом, чей объем мог посоревноваться с Чеховским рассказом. Федя подпер голову, вновь захватываемую мигренью, и принялся читать чужие каракули, изредка прищуриваясь, пытаясь отличить "т" от "ш", а "к" от "п".       "Слушай, я знаешь на что мать уговорил? Позвать тебя на мой день рождения, к нам домой. И прикинь, она согласилась!".        Фёдор перевел удивлённый взгляд на довольное лицо слева от него и тут же продолжил читать, жалея, что не может делать этого ещё быстрее.        "Ты не представляешь, как я тогда был рад!! Я и сейчас рад, но тогда я думал, что расплачусь от радости (вообще так и было, но там пару слезинок, они не считаются!). Только учти, она может задавать вопросов всяких, по типу куришь - не куришь, ну знаешь, типичная проверка, с кем я общаюсь. Не обижайся на это, ладно? Оооо, и знаешь, я хочу попросить у неё в качестве подарка набор для грима! Типо да, она не одобряет это моё увлечение театром, но кто знает, вдруг разрешит?? Так что скажи, ты же свободен первого апреля, да?".        Последняя реплика сама озвучилась в темноволосой голове с ноткой мольбы и Федя, схватив первое, что попалось под руку, принялся писать такой же длинный ответ.        "Я крайне этому удивлён, но в этой же степени рад за тебя! Представляю, какое ты ей досье на меня выложил, - карандаш оказался тупым, но прежнее очарование почерка никуда не делось. - Спасибо, что позвал, это важно для меня. Думаю, родители отпустят, не должно возникнуть проблем, так что расчитывай на моё присутствие. Чтобы ты хотел получить именно от меня?".       Все это время не отрывая глаз от бледного текста, Гоголь выхватил их переписку из его рук, не дожидаясь, пока он сам подвинет. Прозвенел звонок, но проигнорировав школьный рефлекс вскакивать со своего места и как можно быстрее покинуть кабинет, он быстро чиркал ответ, шевеля губами.        "Что хочешь! Нет, правда, что кажется подходящим, то и дари! Мне будет интересно посмотреть, что в итоге выйдет, так что просто приходи!" - Фёдор кивнул, пробежавшись глазами по толстым буквам, отодвигая в сторону ненужную книгу и учебники. Поправив прядь непослушных волос, спрятав за ухо и освобождая от её тени лицо, он мельком глянул на друга и заметил в его глазах какую-то нерешительность, но решив лишний раз не лезть, промолчал, однако эту странную искорку на поверхности зрачков запомнил.        Оставшийся день прошёл спокойно, оставляя после шелест бумаги, тихое царапанье чернильного стержня по ней и мысль в темноволосой голове, заставляющую её обладателя досадно вздыхать.