Немые чернила

      Шаги гулким эхом разносились в пустом школьном коридоре, выглядевшим таким безжизненным по сравнению с временем после звонка на перемену. Весьма высокий и нескладный паренёк, не стесняясь совершенно ничего, влетел в класс, прерывая речь учителя и бодрой скороговоркой произнёс:        —Здравствуйте! Извините за опоздание! Можно пройти? - среди его одноклассников прошла волна смешков, но даже под косым взглядом преподавателя улыбка опоздавшего стала только шире.        —Проходи, Николай, - сухо ответил ему учитель, негодуя, что его перебили. - В следующий раз в коридоре будешь географию учить.        Николай усмехнулся, проходя сквозь нестройные ряды парт, по привычке игнорируя перешептывания его сверстников. По-быстрому, хоть и совсем не бесшумно, подготовясь к уроку, парнишка уселся на своём месте, легонько пихая своего соседа локтем, приветствуя его залихватской улыбкой. Черноволосый юноша спокойно кивнул, лишь немного приподнимая уголки губ, но тут же, делая вид, что конспектирует, написал на вырванном из его маленького блокнота листике:        "С матерью опять поругался?".        Коля заметил, что на него смотрит географ, едва ли не пронзая его бледное лицо своим взглядом, поэтому он быстро сделал вид, что ищет записи прошлого урока, хотя сам прекрасно помнил, что прогулял его.        "И как же догадался?" - гласили корявые буквы, написанные едва ли не молниеносным движением руки.        Он хотел было подвинуть листок, чтобы его сосед ответил, но тут же сделал быстренькую приписку:        "Можно у тебя физику списать?".        Тёмные, с чарующим фиолетовым переливом, глаза прищурились, прочитав это, а бледные и тонкие пальцы уже подхватили бумагу с их диалогом, чтобы ответить, но тут учитель чуть повысил тон:        —И, разумеется, практическая работа в парах, которую я проведу на следующем уроке, будет довольно простой, если конечно, вы не как Достоевский и Гоголь, отвлекаетесь от темы занятия! Мальчики, хватит что-то чиркать, я сейчас не говорю ничего, что нужно записывать. А вам, Фёдор, следовало бы пересесть, иначе ваша учёба скатится ещё ниже.        Пару одноклассников громко хихикнули, но их тут же приструнили и урок продолжился, за исключением последней парты, за которой и сидели нарушители спокойствия. Фёдор подвинул их листок, едва ли не каллиграфическим почерком выводя ровный ряд букв, даже не нуждаясь во вспомогательных линиях клеточек: будь это абсолютно чистый лист, ни наклон, ни размер его текста не пострадал бы.        "Потому что чаще всего ты опаздываешь из-за этого, - пока он писал, Николай любовался тем, как перьевая ручка, довольно необычный выбор для использования, оставляла фигурные разводы на бумаге, повинуясь воле его "собеседника". - Дай догадаюсь: настолько сильно повздорили, что ты опять решил прогуляться, чтобы остынуть, но увлёкся? Физику дам.".        На последней строчке Коля сделал вид, что хлопает в ладоши, с благодарностью кивая.        "Да, ты прав. Опять что-то про моё будущее твердила, знаешь же эту пластинку? Но я всё равно после девятого уйду. Мне всё равно, пусть делает что хочет!" - дождавшись, когда географ уткнётся в презентацию, настрочил Гоголь. Весьма крупные буквы, детище толстого стержня масляной ручки, размашисто темнели, привлекая внимание также, как и внешний вид его хозяина. Подумав, что восклицательный знак выглядит недостаточно весомо, парнишка ещё раз для верности провёл по нему ручкой.        "Как знаешь" - быстро написал Федя, чуть приближаясь к Николаю, чтобы снова не забирать листочек.        Остальная и незначительная часть урока пролетела весьма быстро, пока они переписывались, лишь изредка прерываясь на тему, чтобы в тетрадях осталось хоть что-то, кроме кривых рисунков на полях страниц и вороха текста. Прозвенел долгожданный звонок и, не обращая внимания на географа, большая часть класса толпой выбежала из кабинета, на ходу крича учителю железобетонный аргумент уважительной причины их резкого завершения урока: "У нас столовка!".        Что-то проворчав, преподаватель вышел. Ещё пару человек последовали его примеру, желая прогуляться по коридору, пользуясь самой длинной переменой за весь школьный день. Оглядев беглым взглядом кабинет, Гоголь поднял к себе на колени рюкзак, до этого сиротливо висящий на металлическом крючке парты, и принялся рыться в нём, что-то старательно ища, привлекая внимание Достоевского, удивлённо приподнявшего бровь. Закончив шуршать содержимым рюкзака, Николай с довольной улыбкой положил перед Федей яблоко и несколько имбирных печений в целлофановой упаковке.        Он хотел что-то сказать, но даже не раскрыв рта, замолк, перенося всё, что хотел сказать на бумагу. Пожалуй, это был их единственный способ коммуникации: за все месяцы их внезапно завязавшейся дружбы они ни разу не говорили, что вызывало разные эмоции у тех, кто знал этих двоих. Гоголь, обычно болтливый до ужаса, способный разговорить даже мёртвого, молчал как немой, когда находился рядом с Фёдором, предпочитая пользоваться лишь бумагой. Достоевский же наслаждался таким общением, хотя первое время он не знал как реагировать на такой подход к нему: ведь это Николай придумал подкинуть ему записку в пенал, наблюдая за дальнейшей реакцией.        "Это я тебе принёс, чтобы ты поел. В конце концов, я никогда не видел, чтобы ты ел в школе. Мы так-то много времени здесь торчим, так что не выпендривайся, ешь!!". - гласили чернила, всячески изломанные в кривые буквы.        Федя усмехнулся, но как-то по-доброму, и выхватил из чужих рук ручку, даже такой умудряясь написать идеально ровно:        "Я тебя об этом не просил. Но спасибо, я ценю это, - на этих словах Гоголь довольно кивнул головой, опираясь локтем на спинку старенького стула и не отрывая глаз от бумаги. - Ты идёшь сегодня на физкультуру?".        Он открыл упаковку с печеньем и принялся неторопливо его кусать, ожидая ответа от своего друга, который небрежно чиркал ответ, периодически сдувая с лица мешающие ему пряди блондинистых волос. Фёдор издал смешок, глядя на эту картину, но в то же время не прекращая наблюдать за чужим усердием. "Ты до чёртиков странный" - эта мысль стала едва ли не постоянной в темноволосой голове, так часто болевшей в последнее время.        Пока Коля что-то писал, Федя взял карандаш и на полях вывел несколько слов:        "Спасибо, печенье очень вкусное".        На долю секунды оторвавшись от своего дела и заметив эту аккуратную приписку, Николай просиял, радостно прищурившись. Оставив ещё пару слов, он отдал почти весь исписанный с одной стороны листик, внимательно следя за реакцией друга, который отложил в сторону свой обед, отряхивая пальцы от крошек.        "Кнчн нет, зачем? Четверть скоро кончится, оценок хватает, а средний балл живёт припеваючи, так что на кой хрен мне она сдалась? Единственное, с чем у меня проблемы - это физика, чтоб её метеором убило. Спасибо за лабораторку, я её сейчас на русском спишу, не возражаешь? О, слушай...".        На этой строчке, уходившей чуть вбок из-за кривизны почерка, Фёдор усмехнулся, иронично думая "Да, именно слушай, конечно." и продолжил читать, изредка прищуриваясь, пытаясь разобрать то или иное слово.        "...Давай с физры уйдём? Ну правда, нахрена? У тебя так вообще как будто круглогодичное освобождение, так что проблем не будет. Я просто скажу, что... Ну допустим, плакат классрук сказала нарисовать, хотя нет...".        Несколько перечёркнутых строк, по всей видимости, он подбирал наиболее убедительную отмазку от ненавистного урока.        "Я бы мог проводить тебя до дома, как думаешь? Всё равно если уйдём раньше, мне нужно домой вернуться так, что я будто был на уроке. И форму нужно намочить как-то и помять, чтобы мать ничего не заподозрила. Хотя, всё равно, разберусь с этим. Ну так что?".        Фёдор поднял глаза на Гоголя, замечая на его лице волнение, подрагивающее вместе с часто хлопающими белёсыми ресницами. "В первый раз зовёт меня куда-то за пределами школы, - думал Достоевский, прикидывая, что ему ответить. - Можно по идее, но он точно матери не попадётся?". Ему прекрасно было известно о том, насколько контролирующая была у его друга мама, потому опасения не были напрасными. Подхватив ручку и ощутив привычную тяжесть в руке, Федя вырвал новый листик и кратко написал:        "У тебя точно не будет потом проблем?".        Николай поморщился, но тут же помотал головой, с искорками в глазах уставясь в чужие, в очередной раз подмечая необычный оттенок, который Коля любил разглядывать в те редкие моменты, когда тёмные пряди волос не закрывали лицо.        "Тогда договорились." - улыбнувшись, дописал Федя, тут же нахмурясь, слыша звонок. Он достал из сумки тетрадь по физике, протягивая её другу. Его губы уже было дрогнули в готовности что-то сказать, но он остановил себя, откладывая карандаш в сторону и скрещивая руки на груди, плотнее прижимая к себе ткань кофты, которая уже давно перестала спасать от холода. Коля бросил мимолётный взгляд на часы и, не долго думая, кинулся прочь из класса, протискиваясь между пришедшими из столовой одноклассниками. Достоевский обескураженно проводил его глазами, машинально поправляя свои вещи на парте, кладя рядом с собой тот блокнотик, из которого он нещадно рвал листы, чтобы не засорять диалогами тетрадь. "Мама, конечно, не обрадуется, - пронеслось в темноволосой голове, когда юноша прикинул оставшееся количество страниц. - Она не узнает, но в идеале мне нужен ещё один блокнот. Тетради жалко на такое рвать."        В класс, запыхавшись, вбежала учительница, сразу же поднимая волну суеты среди учеников, которой воспользовался Гоголь, незаметно возвращаясь, крадучись проходя вдоль стенки. Быстро оказавшись за спиной Фёдора, он с немым восклицанием накинул ему на спину своё худи, скрещивая рукава у него на груди, насколько это вообще было удобно. Сдув с глаз надоедливую прядь волос, Коля уселся на место, с лукавым прищуром смотря на друга, подперев лицо кулаком, из-за чего его ещё детские щеки чуть сплющились, вызвав тихий смех Фёдора.        "Если будет также холодно, бери в любое время, оно обычно в раздевалке висит, я под куртку надеваю." - записывая число в тетрадь, рядом добавил карандашом Николай, нарочно пододвигая конспект ближе к Феде.        Он коротко кивнул, но выражение его лица было красноречивее всех слов благодарности. Звук пишущей ручки надёжно спрятался среди гула учеников, не выдавая этих двоих на задней парте, чьи умы трогал далеко не урок.