Фотоплёнка наполнена чувствами

Николай быстренько натянул плавки в виде шорт, накинул футболку и подхватил сумку, приглаживая растрепавшиеся волосы ладонью. Одежду погладить не хватило времени, да и, честно говоря, желания. Он быстренько спрыгнул со ступенек, перескакивая через одну, но, увидев за столом спящую мать, значительно замедлился. Губы дрогнули в слабой улыбке. Под головой женщины валялись разбросанные документы. Рядом стояла наполовину пустая кружка с остывшим кофе. Естественно, никакого малейшего намёка на еду не оказалось. Очевидно, Мария снова работала до позднего часа и едва успела сделать отчёты на дому, уснув прямо в завершении процесса. Гоголь тихо отправился обратно на второй этаж за пледом, аккуратно накрыл плечи матери и поцеловал её в щёку на прощание. Также легко, дабы не потревожить хрупкий сон. Затем ловко ретировался в прихожую, бросив последний взгляд на вход в основную часть дома. Играла надежда, что маме отведётся хотя бы немного времени на полноценный отдых. Правда, спина позже, скорее всего, будет болеть и суставы затекут. Это так, вторичное. Николай прикрыл за собой входную дверь, провернул ключ в замке на автоматическом уровне ровно дважды и, спрятав предмет в сумку, рванул на задний двор. В дом можно зайти через главные ворота, однако имелись ещё небольшие в конце заднего двора, за домиком на дереве. Вот как раз там иногда и происходило место встречи. — Привет, Феденька. Долго ждёшь? — Гоголь широко улыбнулся, тут же заключая друга в приветственные объятия. Потом отстранился на шаг, поправляя заколку с ромашкой на пушистой чёлке, открывающую вид на голубой глаз. Фёдор первоначально ничего не ответил, молча разглядывая выражение лица Коли. Взгляд, конечно, зацепился за украшение в волосах, что спровоцировало едва уловимую улыбку на краешках уст. — Нет. Сам только пришёл. — Достоевский спокойно пожал плечами, будучи полностью привыкшим к напряжённым взаимоотношениям Гоголя с пунктуальностью. — Вот и славно. Я, вроде как, всё взял, поэтому можем идти! — Прямо всё, а не как в прошлый раз? — Фёдор насмешливо фыркнул. — Не напоминай. Сейчас уже точно всё. — пробурчал Николай, обиженно надув губы. Впрочем, негромкие хрипловатые смешки от товарища кратно сгладили ситуацию. Небольшой городок в Северной Каролине не мог похвастаться изобилием внушительных общественных пляжей и похожим по масштабам водоёмов. Многие плелись на парочку общеизвестных пляжей, проводя досуг в летнюю пору именно там. Гоголь, признаться, практически ни разу не бывал ни на одном из них. Плавать без друзей рядом не возникало потребности, а с подобными людьми в его окружении всегда случался какой-то откровенный казус. Николай жил в этом штате с самого детства, однако не способен назвать имена своих близких друзей, кроме Достоевского. Удивительно, как две, на первый взгляд, полные противоположности так быстро сошлись вместе. Фёдор источал впечатление спокойного, рассудительного парня, возможно, в некоторой степени замкнутого и явно начитанного. Любителя литературы, уроков, связанных с филологией и различной наукой, не броского стиля и чёрного крепкого чая без сахара. Гоголь же в свою очередь был энергичным, активным и безудержным. Может, чуточку безбашенным. Совсем капельку. Зачастую данные качества пытались заглушить, подавить и притоптать. Да и окружающим не всегда удобно их свидетельствовать воочию. Зато Фёдор раскрыл Колю в полной мере. А Коля дал то самое неповторимое чувство комфорта в присутствии чужого человека Фёдору. Их тандем нетипичный, но бесспорно устраивал обоих. Тропинка с редкими толстыми камнями вместо нормальной лестницы, ведущая к их «личной» импровизированной речке, расположилась под наклоном и уходила к роще кустов с деревьями. На самом деле, то было озеро, где посещаемость буквально минимальная. Изредка приходили на ветхий мостик рыбаки по утрам, не более. К тому же, юноши выбрались ближе к вечеру, поэтому тут никаких проблем не возникнет. Озеро заросло по сторонам, но удобно открывало неплохой кусок, достигающий до берега напротив. В общем, в этом месте им нравилось купаться больше всего. Ни тебе шумных людей, ни кучи подзагоревших мужчин с пивными животами, ни орущих маленьких детей. Тишь да гладь. Гоголь окинул довольным взглядом пристанище, принявшись расстилать покрывало под большим деревом ивы. Земля рядом бугрилась от пустившихся толстых корней. Сумку небрежно бросили на покрывало, из-за чего из неё выпал фотоаппарат. Николай цокнул языком, стукнув самого себя по лбу. Нельзя же так обращаться с любимым полароидом! Сущее кощунство в худшем его проявлении. Коля бережно стряхнул с техники несколько маленьких упавших листиков и вдохнул свежий воздух полной грудью. Погода максимально хорошая. Не жарко, не холодно. За день вода точно прогрелась. Плюс, Фёдор со своей бледной восприимчивой кожей точно не сгорит под палящим солнцем. Иногда казалось, что, стоит сомкнуть пальцы на тонком запястье или сделать объятия крепче, на фарфоровой коже непременно останутся следы синяков. Гоголь тестировать, естественно, не хотел. Достоевский сел рядом, щедро отхлебнув воду из бутылки. Николай лукаво улыбнулся, сбросил футболку и рванул к берегу, сразу с ходу ныряя в слегка прохладную воду, предварительно не забыв снять заколку, оставляя на краю пледа. Тело обвили несколько непривычные ощущения, как всегда бывает при раннем погружении. Длинные белоснежные локоны намокли, становясь значительно тяжелее. Если Фёдор заходил в воду неспешно, чтобы привыкнуть, то Гоголь предпочитал не тянуть кота за хвост. — Эй, давай ко мне! — Коля вынырнул, широко улыбаясь. Рука ходила туда-сюда, как бы в приглашающем жесте, пока вторая убирала кончиками пальцев прилипшие к лицу белые пряди, которые приобрели металлический оттенок от влажности. Фёдор демонстративно закатил глаза, сдерживая улыбку. Гоголь со стороны, бывало, выглядел просто... безусловно мило, даже не подозревая об этой своей особенности. Лёгкий ветерок развивал зелёные, свисающие вереницей вниз, ветви ивы. Вода разразилась слабыми волнами от появившегося инородного объекта в своих владениях. Достоевский на мгновение прикрыл глаза, приводя мысли в порядок. После чего уверенно поднялся, снял серую майку и направился к озеру, оставив позади уютное пристанище с вещами. Всё равно в округе нет людей, поэтому за сумки волноваться в любом случае бессмысленно. Фёдор не успел нормально зайти в воду, как Николай подлетел к нему, создавая размашистыми движениями рук множество брызг. Капли поднимались в небо, рассыпаясь лёгким дождём над макушками под заливистый смех. Достоевский деланно тяжело вздохнул, внутренне думая, что у Коли весьма заразительный смех. Нужно иметь огромную выдержку, чтобы суметь не заразиться его очаровательным весельем. Гоголь безудержно смеялся, улыбался ярче любого солнца и всячески старался ополоснуть лучшего друга новой порцией брызг, спровоцированных соответствующими движениями рук по временно ровной поверхности. Фёдор, конечно, чисто символически бурчал, недовольно морщился и закатывал глаза на такие выходки, однако не просил прекратить всерьёз и не озвучивал никаких негативных комментариев. Так, отмахивался бледными ладонями для вида, отворачивался. И периодически испускал еле слышный хохот. Николаю для продолжения некого баловства данных факторов было более чем достаточно. Достоевский не эмоциональный. Дабы узнать его истинные чувства приходилось учиться считывать. И Коля усердно познавал все закоулки загадочной личности с немалым любопытством. Дальше в гениальной светловолосой головушке появилась идея внезапно шуточно потопить. Гоголь прищурился, нырнул, скрывшись из поля зрения, и неожиданно нарисовался совсем рядом, потянув в воду за бёдра. Фёдор от резкости на секунду растерялся, набрав в рот немного воды. Выскользнул наверх, отдышался, схватившись за любезно подставленные плечи. Аметистовые глаза многозначительно зыркнули сквозь заросли тёмных волос. Николай вновь рассмеялся, помогая убрать мешающие мокрые локоны с лица, попутно борясь с кучей одновременных мыслей на тему того, как приятно ощущать прикосновения чужих прохладных ладоней на собственных плечах. С целью отвлечься, ему вздумалось устроить перегонки в заплыве. Коля выкладывался на полную, поставив чёткую задачу выиграть. Стоит упоминать, что у него достаточно спортивное телосложение на фоне восхитительно худощавого Достоевского? Преимущество очевидное. К тому же, если излагать по сути, Фёдор сам не особо старался, а просто спокойно плыл, наслаждаясь своеобразной атмосферой. Ему вообще по душе приходились пустующие места без лишних присутствующих особ вокруг. Будь то заброшенные здания, бордюр за небольшим кафе, тишина одинокого дома или всеми забытое озеро. Через время Гоголь обернулся и, заметив, что потихоньку наступал закат, отправился на берег. При таких условиях повышалась возможность получить кучу прекрасных кадров. Настоящим преступлением было бы не запечатлеть. Он бухнулся задницей на покрывало, настроил полароид и направил объектив на линию горизонта, разрезающую высаженные деревья и уровень озера. Небо окрашивалось в розово-морковные цвета с золотистым отливом. Палец нажал на спусковую кнопку. Следующим объектом стала лежащая на пледе заколка в виде ромашки с редкими травинками, миниатюрным муравьём и полупустой бутылкой питьевой воды на фоне. В каждой картинке можно увидеть нечто прекрасное и особенное. Главное лишь выбрать правильный ракурс. Николай увлёкся своим занятием на все сто процентов. С поворотом головы в любую точку появлялись новые экспонаты для снимков. Хоть бы плёнки хватило! Но, когда объектив мазнул по водоёму, замер на месте, не рискуя двинуться ни на миллиметр. Достоевский стоял во весь рост, заправляя тонкими пальцами угольные волосы. На чуть подрагивающих ресницах собирались капли воды, стекающие по подбородку, острым скулам и шее со слабо дёрнувшимся кадыком. Аккуратные ключицы, словно кропотливо сделанные профессиональным скульптором, костлявые плечи, впалый живот с отлично выделяющимися рёбрами при любом вдохе. По бледной коже скользили блики и редкие капли воды. Гоголь откровенно засмотрелся на Фёдора, почти безостановочно фотографируя каждое телодвижение. Он до сих пор временами не мог поверить, что в действительности существуют настолько прекрасные люди. Глаза оторвать буквально невозможно. Как только Достоевский спокойно двинулся к нему, Николай форсированно спрятал фотоаппарат вместе со снимками в сумку, надёжно закрыв. Щёки мигом порозовели, скрывшись за кольцом рук, ибо подбородок упал на согнутые колени. Уши под белыми прядями горели от нарастающего стыда, покалывающего в грудной клетке чем-то до безумия тёплым. Коля молился всем известным богам, чтобы Фёдор никаким образом не заметил его ускоренный пульс. — Наделал фотографий? — Достоевский улыбнулся уголками губ, видимо, решив окончательно добить хрупкую нервную систему Гоголя. — А-ага... Он, право, старался прийти в себя обратно. Образ Фёдора, стоящего в озере по колена, настойчиво не хотел уходить из памяти. Николай собрался переключиться на что-нибудь другое, завалившись спиной на покрывало. В кустах послышалось подозрительное шуршание. Это самое «что-нибудь другое» появилось удивительно вовремя и, фактически, из неоткуда. Гоголь повернулся на бок, заметив из кустов собачью лохматую морду. Дворняжка вылезла из убежища, подойдя ближе к ним. Агрессивной не выглядела, бросаться явно не собиралась. Коля протянул руку, почёсывая пса за ушком. Достоевский остался молча наблюдать за сложившейся ситуацией, никак не реагируя на появление животного. За исключением того, что этот белобрысый придурок сразу полез гладить и тискать. Мало ли какие блохи и болячки собака собрала по пути сюда. — Такая ласковая... У тебя есть еда? У меня только шоколадные батончики. — Николай виновато улыбнулся. — Нет. Я не рассчитывал, что мы будем подкармливать дворняг. — фыркнул Фёдор. Пёс что-то жалобно проскулил, потираясь мордой о покрывало. Сердце сжималось за бедное животное. Непонятно ведь, по какой причине попало на улицу. Жестокие хозяева, к примеру. Гоголь обшарил сумку вдоль и поперёк, так ничего нужного и не находя. Вряд ли давать собаке шоколад хорошая идея. Накормить этим в любом случае никак не выйдет. Сделать только хуже, разве что. — Прости, у нас для тебя нет вкусняшек. — Гоголь расстроенно хмыкнул, погладив пса по голове. Тот, похоже, осознав, что сегодня поесть нормально не удастся, потерял всякий интерес к сидящим на берегу парням. Прежде чем окончательно скрыться за зарослями кустов, в крепко сжатой пасте блеснуло что-то странное. Николай, заметив незначительный момент, задумчиво посмотрел вслед ушедшему животному, постукивая пальцами по коленке. Взгляд опустился ниже. Чистое покрывало с двумя сумками. Чего-то не хватает. Коля на протяжении определённого периода фотографировал окрестность в деталях, потому чётко ощущал недостаток. Неполноценность происходящего. Точно. Заколка. Оставленная заколка с ромашкой на покрывале. Её не хватало. — Вот чёрт... Эта псина украла мою заколку! — Гоголь громко чертыхнулся, резво подскочив на ноги. — Только не говори, что пойдёшь за ней. Не глупи, — Фёдор вздохнул и покачал головой, предупреждающе схватив приятеля за руку. Николай дёрнулся несколько раз, намереваясь пойти за украденной вещью. — Что ты сделаешь? Она могла убежать куда угодно и на какую угодно дистанцию. Тем более, забирать прямо из пасти... Травму получить планируешь? Заболевание подцепить? — Но... Но у неё моя заколка! — беспомощно выкрикнул Гоголь, указав в сторону злополучных кустов. — Да что такого особенного в этой заколке? Обычная безделушка, которая точно не стоит твоего здоровья. Коля покорно опустился на плед, посчитав, что Достоевский, в общем-то, полностью прав. От понимания легче как-то не стало. Плечи его совсем поникли от досады. Он прекрасно помнил, при каких обстоятельствах получил маленький подарок и бережно хранил по сей день, позиционируя одним из своих сокровищ. Всё-таки, заколка являлась символом начала всего между ними. — Она... Она была очень важным подарком для меня. — Гоголь тихо выдохнул, опустив голову. Указательный палец выводил на покрывале хаотичные линии. Фёдор удивлённо хмыкнул, оценивая реакцию Николая. Никогда и мысли не возникало, что эта безделушка станет для него настолько памятной вещью. Да, Достоевский замечал, как Гоголь часто её носил по возможности. Замечал, по правде говоря, абсолютно всегда. Мысль казалась приятной, с лёгким сладковатым привкусом. Сейчас Фёдор глядел на поникшего Гоголя, всячески жалеющего, что оставил особенный подарок без присмотра. Для кого-то может показаться обычной мелочью, а для него — довольно болезненная утрата, чтобы желать сорваться за непонятной бездомной собакой в поисках пропажи. — Я не помню, где её покупал, но... Обязательно найду и подарю тебе три таких. — заключил Достоевский, ненавязчиво обвивая плечи Николая руками. Коля впечатлённо вытаращил глаза, в которых читался немой вопрос: «Так ты помнишь?». Повисла тишина на несколько долгих секунд. Объятия постепенно становились неловкими, и Фёдор собирался отстраниться, но Гоголь внезапно прижался ближе, уткнувшись холодным носом в бледную шею. Вдохнул аромат кожи, ощутив призрачный запах чёрного чая. С лёгкой улыбкой пришёл к выводу, что Достоевский пахнет так при любых обстоятельствах. Эта черта почему-то лишь больше привлекала. — Обещаешь? — спросил Николай. — Даю слово. — усмехнулся Фёдор, обнимая крепче и увереннее. Подбородок удобно устроился на белокурой макушке. Коля расслабился под прикосновениями рук Достоевского и приятной тяжести от чужого подбородка. Хотелось, чтобы время остановилось. Замереть вот так, прижимаясь друг к другу ближе, согревать, нагло игнорируя наличие полотенец. Дышать полупрозрачным запахом чёрного чая под лёгкие поглаживания по спине. Всё вокруг замерло, будто сама природа подстроилась под атмосферу. Пёс тут же вылетел из головы. Ничего не тревожило. В моменте показалось, что все проблемы и переживания в мире рассеялись, точно бесполезная пыль. Гоголь такими темпами привыкнет и станет донельзя жадным. Уже стал, в некоторой степени. Он подумал, что если спросить именно сейчас, именно в этот момент и в такой обстановке, то Фёдор непременно пойдёт навстречу. Согласится на предложение, которое Николай вынашивал с первого дня наступления лета. — Приходи ко мне на ночёвку, — на выдохе произнёс Гоголь, зарывшись лицом в шею Достоевского. — У меня мать на работе будет с вечера до обеда следующего дня. Мы будем вдвоём. — Хорошо. Приду. В голосе Фёдора проглядывалась улыбка.

***

Гоголь нетерпеливо носился по комнате, подготавливая окружающую среду к будущей ночёвке. Всё было обустроено. Взятый из чердака матрас рядом с кроватью, ноутбук на столе, гирлянда, развешанная над окном, подушки, одеяла, сладости. Мать благополучно ушла на работу ещё два часа назад. На город опускалась пелена вечера. Он нетерпеливо ёрзал на стуле, смотря на главный вход на территорию через окно. Занавесочки слегка колыхались от попадавшего в помещение лёгкого ветерка. Тот периодически разгонял по траве зелёные листочки, вздымая секундным танцем ввысь. Не волнуйся так Коля, точно бы сфотографировал пустующую улицу с напичканными домами и немного неровной дорожкой. Родная улица была объектом камеры уже очень давно и стала почти полностью неинтересной, однако иногда, на долю мгновения, хотелось запечатлеть даже наскучивший вид из окна, лишь бы повторно почувствовать текстуру полароида под своими пальцами, приглядеться к картинке и услышать характерный щелчок, символизирующий скорое появление пока тёмного снимка. В качестве некой своеобразной терапии. Калитка знакомо скрипнула, оповещая о везите постороннего человека. За роем ленивых мыслей Гоголь даже не сразу поднял взгляд на звук, чтобы узнать информацию насчёт личности пришедшего. Достоевский свободно юркнул во двор, закрыл за собой калитку и, устроив сумку на плече поудобнее, подошёл к входной двери. Указательный палец нажал на дверной звонок. Николай тут же спохватился, подпрыгнув на месте. Язык судорожно облизал пересохшие губы. Вот оно. Наконец-то им удастся впервые за всё лето побыть вместе дольше, чем на прогулке. Вообще, у них уже случались совместные ночёвки, просто крайне редко и всегда у Фёдора. Его мать составляла впечатление женщины рассудительной и доброй. А ещё по внешности мало отличалась от собственного сына. В то время как Гоголь, не был похож ни на одного из родителей. Скорее, на деда, но то дело не точное. Коля оживлённо вылетел из комнаты и слетел по ступенькам, поскрипывая старенькими досками. По пути, из-за невнимательности, задел стул за обеденным столом, перевернув несчастную мебель на пол с громким грохотом. В частности, потому что упал сам. От входной двери проходил недлинный коридорчик, выходящий сразу в довольно просторную кухню, где, пройдя в другую сторону дома, расположилась соединённая гостиная. Сбоку же была лестница, ведущая на второй этаж. Поэтому Гоголь не упускал возможности во время спешки что-нибудь да задеть и перевернуть. Зачастую удавалось сохранить равновесие без лишних падений, но сегодня явно не тот случай. — Иду! — крикнул Коля, быстренько ставя стул обратно, после чего ринулся вперёд. В прихожей пришлось притормозить перед зеркалом, оценивая внешний вид. Ничего особенного. Обычная светлая футболка с эмблемой любимой музыкальной группы, домашние штаны и растрёпанные белоснежные локоны. Гоголь моментально поправил волосы, глубоко выдохнул и открыл дверь, увидев перед собой Фёдора. Кажется, тот ничуть не удивился грохоту, доносящемуся из недр дома. Хотя складывалось впечатление, что этого человека в принципе проблематично удивить. — И я рад тебя видеть, Николай. — Достоевский насмешливо фыркнул, скептически выгнув бровь. Коля неловко посмеялся, привычно бросившись обнимать товарища при встрече. У него всегда возникало двоякое чувство, когда Фёдор использовал в роле обращения полный вариант имени. С одной стороны, его никто так толком не называл и в этом присутствовала какая-то своя особенность, а с другой... Складывалось впечатление, будто Достоевский не выделяет среди других. Возможно, мысли те глупые и беспричинные, но всё равно посещали голову в разные моменты жизни. И ничего с такими нападками сотворить нельзя. Разве только переключить внимание. — Пойдём наверх. Я уже всё подготовил. — Гоголь широко улыбнулся, схватил Фёдора за руку и поволок следом обратно в комнату. От чужой ладони исходил лёгкий приятный холодок после улицы, даруя контраст на фоне собственной тёплой кожи. Парни добрались до пункта назначения, открыв вид на небольшую комнатушку классического подростка. Клетчатое одеяло на односпальной кровати, письменный стол, обклеенный разными фотографиями шкаф и плакаты на стенах. Достаточно простенькая, однако Достоевскому всегда приходилась по душе. Так вышло, что весь гоголевский дом напоминал брошенную хозяевами уставшую частичку. Без элемента жизни и красочности, коих в личности Николая вагон. Дверь в личную комнату разделяла уютный уголок от серой бытовой рутины, не давая второму проникнуть и запятнать. — Хочу посмотреть вместе ужастик! Вдвоём всегда веселее и не так стрёмно. — гордо заявил Гоголь, повернув голову в сторону Фёдора. — Как скажешь. — ответил тот, скидывая сумку на пол. — Вот и славно. Можешь пока душ принять, если хочешь. Я буду на кухне, приготовлю нам чай. Николай вновь скрылся за углом, уловив кивок Достоевского, сошедшего за положительный ответ. Он поставил чайник, перерывая в кухонном ящике все имеющиеся виды чая в коробках. Мать больше отдавала предпочтение кофе, иногда покупая данный напиток вовсе за пределами жилища в каких-либо заведениях. Гоголь давно выучил вдоль и поперёк все доступные фавориты среди марок пакетированного чая Фёдора, так что найти их на кухне отнюдь не сложно. Как всегда, себе три чайные ложки сахара с горкой, другу ни одной. Коля искренне удивлялся, как Достоевский мог совершенно спокойно пить крепкий чёрный чай без сахара или терпкий кофе без добавления и капли молока, сливок. Пока Гоголь заодно занялся пересыпанием самодельных сырных шариков и мармелада в разные миски, послышались шаги. Фёдор спустился к нему, шаркая любезно выданными домашними тапочками по полу. Имелась у преданного поклонника чая ещё одна занимательная привычка. Очень быстро принимать водные процедуры. Если многие любили постоять под тёплыми каплями, думая о сущности бытия, или распевая глупые песенки, то Достоевский сразу мылся, заканчивал с поставленными задачами и тотчас выходил, не теряя времени. — Давай помогу. — Фёдор подхватил чашку с горячим напитком и миску с мармеладом. С чёрных волос стекали редкие капли воды, попадая на ткань футболки на плечах. — О, супер. Я пока это отнесу и можем выбирать фильм. — Гоголь улыбнулся, провожая чужую спину благоговейным взглядом. Разумеется, скрытно. Николай поднялся следующим, помогая расставлять предметы на самые выгодные позиции. Ноутбук разместился на столе — лучшим решением было поставить подушки поудобнее и смотреть фильм, опёршись на них спинами, миски с вкусностями прямо на кровати. Кружки с чаем на специально подставленный толстый словарь на полу. Свет включать пока не требовалось, не настолько потемнело. Правда, владельцу спальни сей факт не помешал всё равно заставить работать излюбленную гирлянду. — Как насчёт этого? — Коля вопросительно посмотрел назад, указав треугольным курсором на обложку одного из множества фильмов ужасов в каталоге на экране ноутбука. — Мне не принципиально. Выбирай на своё усмотрение. — ответил Достоевский, закинув в рот сырный шарик. Начало просмотра, естественно, прошло под хрустящие звуки панировки и тихие смешки Гоголя без конкретной на то причины. Потом пришлось вникать в сюжет, дабы не потерять нить повествования. Фёдору удавалось безошибочно предполагать все сюжетные повороты, поэтому его вежливо попросили заткнуться с подобной темой. Может, Николай и не такой догадливый, зато по уровню эмоциональности единогласно выигрывал. Травил шутки в самые неподходящие моменты, парочку раз вздрагивал от резких страшных картинок и неожиданных звуков, от мерзких сцен морщился, словно съел кислую конфету. Достоевский иной раз ловил себя на мысли, что увлекается разглядыванием эмоций Гоголя с очень подвижной мимикой в абсолютно хорошем ключе. — Ух, да чтоб! — Николай вздрогнул, вжавшись спиной в подушку. Гетерохромные глаза стали напоминать два округлых шарика. Фёдор незаметно улыбнулся самими краешками уст. На экране проходил напряжённый момент и появился резкий пугающий, что вызвало такую реакцию Коли. Выглядело довольно очаровательно, признаться. Достоевский, не отводя безмятежный взгляд от фильма, взялся пальцами за руку Гоголя, слабо сжимая. С этим действием мигом пришло некое умиротворение и ощущение безопасности. Николай слегка поджал губы, повернувшись к Фёдору. Тот никак не отреагировал, невозмутимо продолжая просмотр. Уши предательски покраснели. Ладонь Гоголя неуверенно двинулась, сплетаясь пальцами с другой. И не казалось это странным, неправильным. Оба сидели так, не разнимая рук до конца. — Фух... Ну, вообще-то, было совсем не страшно. — протянул Гоголь, потягиваясь и слезая с кровати. — Так ты поэтому матерился каждые минут десять и дрожал как осиновый лист? — усмехнулся Достоевский, отставляя пустую посуду на стол. — Ой, да иди ты! Тут холодно просто... — буркнул в ответ он, забирая миски, в которые удобно поставил чашки, чтобы отнести всё сразу в один присест. Фёдор ухмыльнулся уголком рта, но ничего не ответил. В конце концов, окно в комнате действительно было приоткрыто на проветривание, впуская слабый ветерок и свежий воздух, из-за чёртового жаркого лета. — Я вот подумал, может мне удариться в криминальную психологию? Ну а что? С психами всякими разговаривать, узнавать всякие интересные штучки! — Николай забавно высунул язык и скорчил гримасу карикатурного детектива, придерживая посуду свободной рукой, пока второй изображал пальцами усы над верхней губой. Как этот образ вязался с профессией криминального психолога известно разве что богу. — Хах, а у тебя, к слову, уже есть варианты университетов? — Достоевский вопрошающе сверкнул аметистовыми глазами, сползая с кровати на махровый ковёр. — О, кстати, шутки шутками, но у меня есть парочка на примете. Там где-то всякие буклеты были под кроватью, если хочешь, то можешь посмотреть, — Коля пожал плечами, кивнув в угол, где располагалось спальное место. — Коробка подальше, возле ножки. Думаю, ты найдёшь без проблем. Я пока это всё отнесу наконец. Фёдор кивнул, наблюдая, как Гоголь скрылся за поворотом, ловко удерживая все предметы в руках. Конечно, хотелось бы попасть вместе в одинаковое учебное заведение. На деле Николай не составлял впечатление зрелого человека, волнующегося за своё будущее и подбирающего специальность со всей серьёзностью. Однако Достоевский непременно верил в его способности и прекрасно понимал, что он просчитал лучшие варианты наперёд. Коля не такой легкомысленный, каким стремился казаться перед окружающими. Фёдор развернулся и наклонился пониже, протягивая руки под кровать в озвученном ранее направлении. Нащупать какую-то коробку не составило труда. В любом случае воспользоваться зрением чуток неудобно, так как уже вечер. Гирлянда не сильно спасала. Если бы не удалось сразу взять коробку без происшествий, то пришлось бы включать свет в помещении. Очень удобно сложилось. Гоголь был прав, найти совершенно не сложно. По большей степени Достоевскому стало интересно, совпадут ли выбранные университеты. Скорее, даже важно знать. Полностью тёмно-коричневая коробка походила внешне на потрёпанную и несколько небрежную. Фёдор не придал этому никакого значения, посчитав, что Николай банально скинул все буклеты в какую-то старую коробку. Возможно, из-под обуви или ещё чего. Та была не очень маленькой, довольно вместительной. Пальцы легко скинули верхнюю часть, открывая вид на содержимое. Там действительно находилось много карточек. Правда, отнюдь не буклетов с разными университетами. Достоевский растерянно хлопнул ресницами, смотря на гору всевозможных фотографий с его участием. Буквально на каждом снимке красовалась его фигура. В разнообразных ракурсах, позах, локациях, освящениях. О существовании некоторых сам отлично знал, поскольку давал на них прямое соглашение, однако о большинстве даже не догадывался. Фёдор иногда замечал, как Гоголь старался незаметно сфотографировать, не задумываясь, что у того имелось для подобных целей отдельное хранилище. Глаза разбегались от того, как много увлекательных иллюстраций оказалось перед ним. В стенах школы, на прогулках, готовящего бутерброды на кухне в своём доме, читающего книгу, попивающего чай. Разные периоды времени и года. Заметились также и те, что были сделаны недавно на озере. Достоевский глядел на себя на изображениях, в исполнении Николая видя другую сторону. Не узнавал самого себя. Словно чувствовалось, насколько сильно автор считал объект фотографий особенным. В каждой читалось неимоверное рвение запечатлеть эмоцию, момент. Фёдор чувствовал себя не простым юношей, каковых на планете целые миллионы, а чем-то неземным, произведением искусства. Послышался изумлённый вздох. Гоголь замер на пороге, удерживаясь за дверной косяк. Лицо его побледнело так, словно предстал не сидящий на полу Фёдор, а леденящий душу призрак. — Я... — Николай нервно облизнул пересохшие губы. — Я могу всё объяснить... Фёдор постучал кончиками пальцев по месту рядом с собой, держа в ладони недавний снимок, сделанный на озере. Гоголь послушно подошёл ближе, бухнувшись на ковёр. Ноги по ощущениям стали ватными. Сердце то начинало биться с усиленной мощностью, то наоборот будто совсем останавливалось. Язык предательски прирос к нёбу, не давая выронить ни слова. В этой коробке скрывались все его чувства и впечатления, которые не планировалось открывать никому. Теперь по собственной глупости маленькая тайна оказалась вытянута на поверхность перед парнем, вокруг которого крутилась. Николай до последнего не желал рассказывать про свою глупую влюблённость, списав её на мимолётное увлечение. Вскоре простая симпатия переросла в нечто куда большее, с чем в ранние сроки было крайне тяжело смириться. Страх, что от него отвернутся. Страх быть бесповоротно отвергнутым и всё разрушить собственными руками. Преследовали они безостановочно. Почему ему никогда не нравились девочки, в то время, как одноклассники спокойно имели на счету как минимум одни отношения? Почему лёгкая обжигающая щекотка в желудке появлялась только в присутствии Достоевского? Почему поцелуи, прикосновения и свидания всегда представлялись не с красивой девушкой из класса, а именно с лучшим другом? На все эти вопросы Гоголь нашёл ответ ещё в лет шестнадцать. И умудрялся успешно скрывать до сегодняшнего дня. — Судя по реакции, это ошибка, — Фёдор тяжело выдохнул, бережно пряча фотографии на место. Николай приоткрыл рот, выдавив какой-то неразборчивый хрип. Казалось, что он был буквально в ужасе. Достоевский сильно сомневался, что это обусловлено вскрывшейся правдой насчёт кучи снимков. Зная Колю, друг бы отшутился, покраснел и неловко улыбнулся, постаравшись объяснить ситуацию. За этими фото скрывалось нечто сокровенное, личное. Фёдор не знал, почему об этом так настойчиво размышлял, но чувствовал на интуитивном уровне. Подобным образом в обычных ситуациях и обычных людей не фотографируют. Гоголь явно рисковал, когда делал всё это за спиной Достоевского. И он решил рискнуть тоже в ответ. — Как думаешь, я мог бы сделать что-то абсолютно необдуманное? Гоголь удивлённо моргнул глазами, слегка покачав головой. — Нет, не думаю. А к чему... — В таком случае, прости, что разочарую, не оправдав твои ожидания. Фёдор шумно вздохнул, взялся пальцами за воротник верхней одежды Николая и резко потянул на себя, столкнувшись губами. Гоголь ошарашенно промычал, распахнув блеклые веки. Жар моментально прилёг к щекам, делая их пунцово-красными. Грудь судорожно вздымалась от сбитого дыхания. Коля неуверенно поддался ближе, прикрывая глаза. Достоевский, ощутив, что ему отвечают, провёл руками по чужим плечам, зарывшись в белые волосы на затылке. И чуть сжал, не причиняя никакого дискомфорта. Гоголь много — серьёзно, очень много — раз представлял себе этот момент, но никогда не надеялся воплотить в жизнь. Бледные губы на его, мягко целующие, опаляющие горячим дыханием и немножко царапающие сухостью и мелкими потёртостями. Он сам, проводящий по бледной скуле подушечкой большого пальца. Николай видел поцелуи со стороны. Как показушно целуются одноклассники на глазах у жадных зрителей, как целовались родители, когда ещё были вместе и не разошлись по разным частям страны. В романтических фильмах. На улице. Гоголь никогда не думал, что поцелуй настолько приятная вещь. — Мх... — Николай тихо негодующе хмыкнул, стоило Достоевскому отстраниться от поцелуя ради пополнения запасов воздуха в лёгких. Два парня, ни разу до сегодняшнего дня не целовавшихся, пока не научились контролировать дыхательную систему. Фёдор негромко усмехнулся, заправляя угольные пряди за ухо. Гоголь сглотнул и втянул воздух носом одновременно, из-за чего чуть не подавился. Сердце билось так быстро, что, казалось, вырвалось из оков рёбер и выпало через окно, отплясывая чечётку на земле. — Мало. — прошептал Гоголь, закрыв лицо руками от нахлынувшего стыда. Достоевский благосклонно посмеялся, подтянувшись, чтобы ласково чмокнуть в тыльную сторону ладоней. Вот неугомонный.