Фотоплёнка наполнена чувствами

Коридор заливал желтоватый свет ламп, отбрасывая мрачные тени от поставленных вряд шкафчиков. Зелёная краска на них выглядела немного облезлой и потёртой. Некоторые самостоятельно выцарапывали на металлической поверхности нецензурные слова или похабные рисунки. Плитка изобиловала различными полупрозрачными пятнами и кусочками грязи с пылью. Гоголь глубоко вдохнул воздух носом, сжав кончиками пальцев ремешок рюкзака на плече, и двинулся вперёд, скрывая один глаз под покровом пушистой белоснежной чёлки. Волосы за спиной туго сплетались в косу. Ноги по заученному маршруту сами повели в сторону столовой с подачи урчащего желудка. Еда там была, откровенно говоря, не очень, но для утоления голода вполне пойдёт. Тем более, могло попасться и куда хуже. Коля не раз выслушивал истории от ребят из других школ, пускай их в небольшом городке располагалось и не очень много, про отвратительное питание и крыс на кухне. Может, то были всего лишь сказки для пущей драматичности, однако проверять, право, отнюдь не хотелось. — Эй, снежок! — Оливер смахнул с лица вечно грязные блондинисто-каштановые пряди волос, бросив чуть ли не через пол столовой в руки Гоголя запечатанную булочку. Николай тут же наигранно улыбнулся, ловко поймав угощение. Компания парней свистнула за определённым столом, одобрительно усмехнувшись. Он никогда не числился в толпе популярных ребят, просто старался поддерживать более-менее нормальный контакт со школьниками. В конце концов, не хватало ему ещё заработать проблем в учебном заведении. Людям не нужны настоящие эмоции и чувства. Их расположение легко заполучить парочкой смешных анекдотов, неискренней улыбкой и поведением человека «на веселе». Интересно, часто ли окружающие задумываются, насколько иногда ничтожным бывает их внимание по отношению к другим? Гоголь присел на лавочку, без особого аппетита откусывая булку. Внимание привлекла неожиданно изменившаяся атмосфера вокруг. Внезапно зал оглушила максимально подозрительная тишина. Крайне редкое явление, учитывая, как подростки любят переговариваться за едой, рассказывать истории, издеваться или подкалывать. В общем, становиться непосредственным источником самого надоедливого шума. Николай повернул голову в бок, пытаясь понять, что конкретно произошло. И тогда на глаза попался он. Несколько сгорбленная, но в то же время необычайно изящная фигура в выглаженной форме, соответствующей правилам школы. На секунду даже стало стыдно за свой наспех скомканный галстук в переднем кармане уродливого болотного пиджака. Многим — большинству — эта форма не приходилась по душе. Вот только на нём выглядела вполне гармонично, естественно, правильно. Тонкие пальцы без усилий сжимались на краях подноса, на котором находился стаканчик какого-то горячего напитка, ибо поднимался в воздух еле уловимый пар, салат и злаковый батончик. Бледная кожа казалась практически фарфоровой. Словно выполнена лучшими мастерами своего дела. Всего на долю мгновения появилось неистовое желание достать из рюкзака камеру и запечатлеть незнакомца на снимке. Все взгляды были обращены на вошедшего. Зрители наблюдали, точно притаившиеся шакалы, усердно ожидая удобный случай для порции смешков и издёвок. Судьи смотрели на новое лицо в коллективе хищными взглядами, пожирая до последней оставшейся косточки. Выжидали хоть малейший намёк на провал. Однако он выглядел совершенно спокойно, будто ничего вокруг не заботило его. — Кто это? — спросил шёпотом Коля, почему-то не захотев прерывать хрупкую атмосферу. — А ты не слышал? — так же тихо спросил Генри, ковырнув кончиком отросшего ногтя на мизинце внушительную родинку над верхней губой. — Новенький. Переехал недавно из России. Кажется, Фёдор Достоевский. Гоголь подумал, что сразу видно отличные от остальных черты лица и манера поведения, решив данный факт не озвучивать. Названный Достоевский окинул безразличными глазами — те были потрясающего цвета, схожего с фиолетовым, больше ударившись в драгоценные камни, о названии которых Николаю, пока, к сожалению, неизвестно — всю столовую, уверенной походкой шагая к свободному столу. Не спросил, можно ли сесть. Просто упал на одно из мест рядом с несколькими другими учениками, отпил свой напиток из стаканчика и прожевал кусочек помидора. Стало интересно, каким образом у парня не появилось несварение от настолько некомфортного приёма пищи. Какому психу будет плевать, когда во время трапезы на него смотрит целая дюжина внимательных наблюдателей? Николай отвернулся, слегка сдув с лица отросшую чёлку. Фёдор Достоевский. Как интересно. Закон подлости, похоже, действительно существует. Правда, непонятно, по какой причине вообще появился. Сначала всё шло обычным темпом. За исключением редких фраз про странного новенького, ничего необычного не появлялось. Гоголь прошёл за свою любимую предпоследнюю парту у окна, лениво наблюдая, как по стеклу стекали редкие капли дождя. Кулак, чей локоть упёрся в исписанную деревянную поверхность парты, подпирал щёку. Учитель по истории, будучи их классным руководителем, до сих пор не явился, хотя до начала урока и оставалось не так много времени. Последний раз проверив наличие тетради на столе, Коля для вида хихикнул на язвительный комментарий в сторону завуча от Оливера, уставившись на пробегающих на заднем дворе девушек, пытающихся скрыться от дождя общим пиджаком. Видимо, выбрали самую податливую, чтобы не испортить собственные одежды. — Так вот, на прошлых выходных мы поехали ко мне и... — Оливер затих для эффективной интриги, выжидающе смотря на слушателей. — У нас всё произошло. — Серьёзно? — Томми ошарашенно выпучил глаза. — И как оно? — Ага, так я вам всё и растрепал. Ванесса просила не сильно хвастаться. — одноклассник задрал подбородок, словно самый настоящий напыщенный петух. Гоголь незаметно закатил глаза, постукивая указательным пальцем по парте. Один из тех моментов, когда больше всего хочется приближение чёртового звонка. Выслушивать чужие похождения прямо над ухом не совсем приятное времяпровождение. — А ты? Не хочешь в субботу ко мне на тусовку? Подцепишь себе кого-нибудь. — Оливер подмигнул, толкнув Николая в плечо. — Нет, спасибо. Меня это не заботит. Буду гордым холостяком. — Гоголь насмешливо усмехнулся, перекинув руку через спинку стула. Тема девушек, почему-то, вообще никогда его не привлекала. Один раз он пробовал целоваться с другой девушкой. Его чуть не стошнило по пути домой. Чувствовал себя потерянным, разбитым, не на нужном месте. Больше повторять не горел желанием. Да и расставаться с девственностью в четырнадцать-пятнадцать лет, как это делали некоторые одноклассники, не было необходимости. — И помрёшь с облезлым котом, да-да. Коля сложил руки на парте, улёгшись на них щекой. Блеклые ресницы прикрылись. Лучше было бы очутиться в удобной, уютной кроватке под мягким пледом и ноутбуком с включённым фильмом рядом, чем просиживать задницу тут на жёстких стульях. Слух порезал резкий звук звонка. — Ох, простите, простите... — протараторил мистер Рид, врываясь в кабинет. За ним в класс влилась ещё одна персона. — Не хотел, так сказать. Так получилось, что... Да где же карта? Так... Вот, задержали меня. Совсем счёт времени потерял, так сказать. Гоголь даже не потрудился поднять голову, тихо фыркнув в изгиб локтя. Единожды у него предпринимались попытки посчитать, сколько раз за урок мистер Рид произнесёт излюбленную фразу «так сказать», но на двадцать первом сбился. Занятие быстро наскучило. — Про что я говорил? — преподаватель почесал облысевшую макушку, поправив массивные круглые очки на переносице. Его волосы тёмно-седыми прядками пробивались на затылке и висках. Частая рассеянность мешала сосредоточиться на главной теме монолога. — Ах, да... Как я мог забыть. Прошу вас принять в наш, так сказать, дружный коллектив иностранного ученика. Напомните своё имя, пожалуйста... — Фёдор Достоевский. — голос его раздался негромко, с лёгкими хриплыми нотками, но почему-то дошёл до слуха каждого из присутствующих. Ему не нужны были повышенные тона, чтобы передать тону уверенность. Николай энергично выпрямился, из-за чего едва не упал со стула, схватившись обеими руками за парту. По комнате прокатились негромкие смешки. Неприятный укол стыда обрушился на лёгкие, заставив испустить тихий вздох. — У тебя какие-то проблемы, Николай? — мистер Рид выгнул бровь, сложив костлявые пальцы вместе на столе. — Нет, извините. Коля опустил взгляд на свои колени, скрестив ноги. Представление этот Достоевский умудрился сделать таким же странным, каковым являлся сам. Просьбу учителя рассказать о себе побольше практически полностью проигнорировал, пожал плечами и, сказав лишь, что о нём уже знают здесь больше фактов из биографии, чем у него в реальности имеются, сел на место последней парты в противоположном конце кабинета в полумраке. Урок превратился в полный хаос. Мистер Рид не мог успокоить учеников, поэтому принял решение не стараться, записывая что-то на доске. Все переговаривались, шептались, не заботясь о чувствах главного объекта обсуждений. Дети и подростки, на самом деле, жестокие существа. Могут улыбаться в лицо, а за спиной покрывать сплетнями. Могут вообще не скрываться, подтрунивая прямо перед кучей зрителей за необычный цвет волос, гетерохромию или, как получилось в случае с Фёдором, странный грубоватый акцент в речи и национальность. На удивление, английский язык Достоевский знал почти безупречно, что не мешало проскакивать некому, похоже, русскому акценту. Тот, в прочем, никак на бурные возгласы не реагировал, будто это вообще его не касалось. — Странный приезжий попался. — Оливер откинулся на спинку стула, покачиваясь вперёд-назад. Сиденье с неприятным звуком каждый раз ударялось о стену за спиной юноши. — Да, — согласился Гоголь, проследив за флегматичным выражением лица Фёдора. Было смутное ощущение, что лучше держаться от него подальше. Мало ли. — Стрёмный он какой-то. После урока Николай быстро схватил свой рюкзак и выскользнул из класса, оставив шумных ребят позади. Кажется, кто-то крикнул ему вслед. Не важно. Он сбежал по ступенькам на первый этаж, наспех извиняясь перед незнакомым учеником за небольшое столкновение. Из чужих рук посыпалось несколько книг, на что должного внимания не обратили. Гоголь даже едва разобрал отборную брань в свой адрес. Хотелось как можно скорее скрыться от суеты, пока есть возможность на большой перемене, и заглушить надоедливые слухи про новенького, льющиеся из каждого угла беспрерывным потоком. Участие в таких разговорах вынуждало ощущать себя грязным. Что бы тогда не имелось ввиду на занятии, Достоевский попал в самую точку. Не было смысла озвучивать какие-либо обыденные факты о досуге, увлечениях и тому подобное. Недобросовестные слушатели успешно придумают то, что для них станет куда более интересной правдой, чем расположение дел на самом деле. Да, Фёдор настораживал, но от этого не прибавлялось рвения перемыть ему косточки до блеска. Деревянная старенькая дверь тихо скрипнула, оповещая о везите непрошеного гостя. В этой комнате всегда было достаточно темно, компактно и загромождённо. В углу то ли дело виднелись всякие коробки с неизвестным наполнением, вышедшие десятки лет назад фотоаппараты и кучу всевозможных альбомов. По большей степени то были альбомы с фотографиями бывших выпускников учебного заведения. Ничего занимательного, Гоголь в свободное время иногда их перебирал. Вокруг привычно пахло старыми страницами и совсем немного сигаретным дымом. Форточка около стола не очень спасала от ядовитого запаха. — Добрый день. — послышался знакомый голос. Коля обернулся, заметив на стуле фигуру женщины со связанными в высокий хвост каштановыми волосами, в белой рубашке и чёрных брюках. В пальцах разместилась зажатая сигарета. — И вам, Миссис Кларк. — Николай вежливо улыбнулся, изучая взглядом вывешенные новые снимки. — Ты не избавишься от дурацкой привычки даже перед моим отъездом? — Элизабет Кларк, преподаватель по обществознанию, снисходительно улыбнулась, покачав головой. — Разве могу я называть свою учительницу просто по имени? — Коля улыбнулся в ответ. Надо признать, впервые по-настоящему за день. Парень вновь вернулся к первоначальному занятию, рассматривая выведенные изображения школьного двора, стадиона с зелёными решётками вокруг и синими лавочками по периметру, парковочного места, центрального входа и той самой двери, через которую он самостоятельно вошёл буквально несколько минут назад. По его скромному мнению, в стенах школы не было ничего завлекательного, цепляющего глаз и нотки души заодно. Сколько бы не пытался, у него никогда не получалось полноценно увидеть нечто такое особенное здесь, что заставило бы сразу схватиться за камеру и запечатлеть. Впрочем, у каждого виденье одного и того же места радикально отличается. Сколько людей, столько и мнений. Гоголь тихо фыркнул. — Хотела сделать серию с местом, где я проработала целый год. — Элизабет пожала плечами, словно наперёд знала, о чём думает её любимый ученик. — На память? — Николай вопросительно выгнул бровь, не рискнув коснуться фотографий как бы того не хотелось. — Именно. Схватываешь на лету. — Вы всегда так говорите. — И всегда попадаю в точку. Гоголь коротко усмехнулся, лениво бухнувшись на соседний стул. Сигаретный дым ничуть не волновал и не вызывал дискомфорта. Наоборот, стал чем-то до горечи знакомым в самом прямом смысле. Несмотря на довольно миловидную внешность и статус молодой учительницы, Элизабет Кларк курила как паровоз при любом удобном раскладе. Год назад она приехала в их город, окончив университет, на практику в качестве некой подработки. Сюда как раз не хватало учителя обществознания, а набрать нового прямо в начале года оказалось проблематично. В общем, Элизабет появилась как раз вовремя. В конце лета молодой человек наконец-то сделал ей предложение и начал получать стабильный доход, поэтому женщина уезжала на следующей неделе. За этот промежуток времени Николай неплохо к ней привязался, изредка называя своей наставницей. Эта выделенная для увлечения фотографиями коморка стала особенной отдушиной и уютным уголком с хобби. Когда Гоголь искренне не понимал, что ему делать, Миссис Кларк предоставила возможность попробовать своё собственное излюбленное занятие. Искусство фотографий. Они могли вместе встретиться тут на большой перемене, попить чай, рассказать про новые снимки и обменяться историями по этому поводу. Также иногда заходили и на другие темы. Коля сник, опустил голову и тихо выдохнул, нервно перебирая край белоснежной косы. Её здесь будет крайне сильно не хватать. — Хей, — вдруг позвала Элизабет, бросив окурок в пепельницу. Похоже, почувствовала несколько мрачное настроение, витающее над макушкой ученика сгущающейся тучей. — Помнишь, как мы впервые встретились? — Как такое забудешь. — Гоголь улыбнулся краешками уст, подтянув одну ногу на шаткий стул. Мебель немного потёрлась о пол, издав характерный скрип. — Ты выглядел таким расстроенным. — Миссис Кларк беззлобно хихикнула, подхватывая вторую никотиновую палочку из помятой картонной упаковки, заметно опустевшей. — Я, вообще-то, подвёл команду на физкультуре, сбил коленки в кровь и надо мной смеялся весь класс, так что у меня была уважительная причина! — Николай чуть надул щёки, нахмурив светлые брови. — И ты спрятался тут, чтобы тебя никто не видел с заплаканным лицом. — Да-да, какая важная деталь. Гоголь по-доброму закатил глаза, на автоматическом уровне ковыряя кончиком ногтя облезлую краску на деревянной поверхности стола. В тот момент Элизабет без лишних слов помогла ему отвлечься от подросткового горя, переключив внимание на собственноручно сделанные фото. При этом никак ситуацию не прокомментировала. И учтиво не вспоминала по сей день. — Я помню, как у тебя горели глаза, когда ты увидел мою маленькую коллекцию фотоаппаратов. — Миссис Кларк, подпирая голову рукой, сделала затяжку, выдыхая клубы дыма в сторону форточки. Коля, по правде, слегка волновался за её здоровье из-за частого курения, однако ничего против не говорил. В конце концов, взрослый человек сам способен решать, какими способами отравлять свою жизнь. — Ага, мне скоро вообще не понадобится ваш старый. Я почти накопил на полароид. — Гоголь гордо выпятил грудь, после чего рассыпался в приглушённом смехе. — Ты его, вроде, ещё с апреля месяца собирался приобрести? Что же, поздравляю. Делай на него только душевные для твоего восприятия фотографии. Потому что не бывает хороших и плохих фотографий. Бывают такие, которые не откликнуться в душе. У людей восприятие одного и того же предмета абсолютно разное. Там, где для кого-то растекается обычное размытое пятно, для другого выигрывает красками дорогой сердцу пейзаж. Николай выучил данный урок уже давно. — Обещаю, — он уверенно кивнул, придав голосу капельку больше серьёзности, чем обычно. Потом спохватился, выудив из кармана штанов прямоугольный снимок. — А, вот ещё... Это вам. Элизабет удивлённо хмыкнула, без возражений принимая жест. Покрутила в пальцах, внимательно вглядываясь в любую малейшую деталь, будто понимала, что в них крылась какая-то своя суть. Гоголю нравилась эта способность. Видеть в, казалось бы, совершенно обыденных вещах нечто совершенно неординарное. — Красивая работа. Я бы даже сказала, одна из твоих лучших. — заключила женщина, даже позабыв о наличии сигареты в руке. — Я тоже так думаю. Поэтому дарю вам. — Уверен? — На все сто. Не забывайте меня, пожалуйста. Миссис Кларк бережно спрятала изображение в сумку, пока уголки напомаженных губ поползли вверх. — Не забуду. Николай вздохнул, поднимаясь со своего места. Потихоньку нужно было уходить, ибо скоро прозвенит звонок на следующий урок. Юноша закинул рюкзак на спину, пригладил растрёпанную пушистую чёлку, тщательней закрывая один глаз, и с привкусом важной потери во рту направился ближе к двери. Ладонь тяжело упала на ручку, потянув вниз. — Пока, Коля. — сказала она за спиной. — До свидания, Лизи. — ответил Гоголь и переступил порог, прекрасно понимая, что это последняя их встреча.

***

— ... Так ты считаешь, что я виновата в этом?! Гоголь зажмурился крепче, до светлых кругов на чёрной завесе, и прижался вспотевшей спиной к кровати, вдавливая с немаленькой силой ладони в уши, лишь бы хоть немного заглушить крики матери с отцом. Те ссорились в последнее время крайне часто и при любом незначительном случае, поэтому приходилось закрываться у себя в комнате, дабы не стать причиной очередного скандала. Не хотелось быть вовлечённым в беспрерывные перепалки. В такие моменты единственным желанием было провалиться под землю или вовсе исчезнуть напрочь, стерев о своей личности абсолютно все воспоминания. Николай прекрасно знал, что становился неким двигателем в ссорах родителей. Мама истерила, пытаясь кричать как можно громче, а отец с пеной изо рта доказывал собственную правоту, не разбираясь в оскорбительных фразах. Неужели вот так выглядят настоящие супружеские пары? Нельзя ли просто сесть и нормально поговорить без лишних конфликтов? Гоголю приходилось удивляться тому, насколько всё-таки глупыми оказываются на вид взрослые люди. С возрастом он стал понимать, что количество прожитых лет не всегда равно уровню интеллекта. — Это твой ребёнок, Мари! Ты его таким воспитала! — Я его даже не хотела, Лёв! Коля всхлипнул в колени, зачёсывая пальцами растрёпанные белые волосы. Некоторые дети вовсе не задумываются над тем, желанные ли они. Некоторые знают, что действительно запланированные. Некоторым врут насчёт истории их зачатия. А Гоголь... Гоголь знал о том, что, фактически, стал стимулом для женитьбы «по залёту» с самого детства. Укол внутренней боли проткнул какой-то тугой шар в лёгких, мешающий нормально вдохнуть. Стало невыносимо слышать голоса спорящих внизу, непроизвольно внимать каждому произнесённому слову и познавать то, что, очевидно, не должно было дойти до подростковых ушей. Коля резко спохватился, аккуратно приоткрыл дверцу и на цыпочках спустился вниз по ступенькам. Свежий воздух помог бы остудить голову. Главная задача осторожно проскользнуть на улицу, чтобы родители не переключили внимание на него. Гоголь прикусил нижнюю губу, прислоняясь к стене так близко, словно собирался слиться с ней воедино. Затем прошмыгнул за угол, натягивая наспех кеды. Оставалось только открыть дверь и выбраться на свободу, подальше от этого проклятого дома, кишащего недоброжелательными жителями изнутри. — Куда собрался?! — Мария поставила руки в бока, мрачно нахмурившись, будто грозовое облако. Николай замер, не рискуя оборачиваться на звук. Раздались тяжёлые шаги. Отец также подобрался поближе посмотреть на сбегающего сына. — Ничего, мам... Я это... Прогуляться хотел... — Отлично устроился, ничего не скажешь. — проговорила она, буравя тяжёлым взглядом спину парня. — Ладно тебе, оставь его. — вмешался Лев, скрестив жилистые руки на груди. Глаза его выглядели уставшими, с полукруглыми глубокими синяками. Брак сжирал всю энергию у них обоих. — Оставить? Тебе так плевать на то, где шляется твой ребёнок?! «Опять начинается» — подумал с досадой Коля, вздохнув себе под нос. Похоже, отец полностью разделял данное настроение. — Я этого не говорил, хватит раздувать скандал на ровном месте! — мужчина стукнул кулаком по стене, повысив громкость голоса. Сложившиеся обстоятельства порядком надоедали. — На ровном месте? — Мария ткнула в грудь сына острым наманикюренным ногтем, немного больно царапнув сквозь тонкую ткань домашней футболки. — А вот это уже твоё воспитание, твоё! Я такому нашего мальчика не учила! — Мам, я не... — Закрой рот! Весь в своего придурковатого папашу, так не сыпь соль на рану ещё больше! Николай ошарашенно распахнул ресницы, уставившись на агрессивно настроенных родителей. Мать без умолку разглагольствовала о сломанной жизни и неудавшейся карьере, отец кричал что-то в ответ, играя желваками на шее. Потребовалось несколько секунд, чтобы переваривать происходящее, после чего мгновенно сорваться с места. Гоголь слышал, как его в спину называли ужасным сыном, дьявольским отродьем и ошибкой молодости. Слышал, пытался заглушить ускоренное сердцебиение и стирал горячие дорожки слёз с щёк, которые застилали глаза, мешая видеть картинку вокруг более чётко. — Я подаю на развод! — Подавай на что хочешь! Ноги моей больше на этом чёртовом пороге не будет, Мари! Коля громко выдохнул, чуть не споткнувшись о камень на дороге. Он толком не осознавал, куда именно бежит, но останавливаться не был намерен даже тогда, когда внутренности горели от беспрерывной активности. Ещё и дыхание полностью сбилось окончательно. Любой вдох давался с огромным трудом. Лицо горело от стёртых слёз, волосы хаотично растрепались, ибо обладатель забыл сделать какую-нибудь причёску, а в кожу вбивался холодный ветер. Не представилось возможности накинуть по пути ветровку. Гоголь зашёл за небольшое здание в деревянном стиле с зелёным карнизом, обессиленно бухнувшись прямо на бордюр. Грудь вздымалась от учащённого дыхания. Пульс пульсировал с неистовой скоростью, также, как и виски. Руки скатились с колен на ровный асфальт. Николай закрыл глаза, откинувшись спиной на ближайшую стену. В голове всё ещё мелькали провокационные фразы и на протяжении некоторого времени чётко разрезало пустоту в мыслях утверждение про развод. — Привет. Гоголь крупно вздрогнул, внезапно оттолкнувшись от стены. Удивлённый взгляд устремился на сидящую рядом фигуру, которая ранее не была замечена. Достоевский спокойно хмыкнул, хлопнув своими потрясающими глазами. Странности странностями, но отрицать их красоту поистине глупо. — Ты что тут делаешь? — буркнул Коля и шмыгнул носом, утирая пот со лба тыльной стороной ладони. — То же, что и ты, полагаю. — Фёдор флегматично пожал плечами, изучая внешний вид одноклассника. За неделю учёбы в одной школе и совместном классе, они ни разу не сталкивались друг с другом, не перебросились и парой слов. В целом, Гоголь успешно исполнял волю держаться от новенького на расстоянии. По сей день тут никаких проблем не возникало. Николай не принялся переспрашивать, что тот имел ввиду, сконцентрировавшись на восстановлении функционала дыхательных путей. Проскакнула мысль, что прийдётся уходить в другое место выполнять предыдущее рвение побыть наконец-то наедине без посторонних вмешательств. Морозный ветер прошёлся по разгорячённой шее, заставив поёжиться. Обвисшая футболка ничуть не спасала от погодных явлений. Достоевский снял свою чёрную ветровку, накидывая на плечи Гоголя. Резкое тепло подтолкнуло переключить внимание обратно на неполноценного собеседника. — Зачем? — Тебе же холодно. Для него это будто обычное дело. Коля неосознанно вяло улыбнулся краешками уст, закутываясь в чужой элемент одежды поплотнее. От ткани исходил приятный аромат чёрного чая. Нос зарылся в неё поближе, вдыхая повторно. На мгновение стало неловко. — Кхм, спасибо... — Гоголь заправил непослушные передние локоны за ухо, случайно открыв вид на голубой глаз, ранее скрывавшейся под чёлкой. Второй был настолько ярко-карим, что казался практически жёлтым, особенно при свете дня. — Почему ты прячешь...? — Фёдор не договорил предложение, соответствующе кивнув на лицо Гоголя. Он замялся, подцепив пальцами маленький камушек. И слабо замахнулся, бросив отпрыгивать по луже. Недавно снова шёл дождь. Осень была достаточно суровой в своём проявлении. — Вот, — Достоевский протянул ему какой-то маленький предмет в кулаке. На раскрытой ладони оказалась заколка с ромашкой. Николай не сдержался, поэтому тихо хихикнул, вновь шмыгнул носом и бережно перенял подарок. — Теперь волосы мешать не будут. У тебя глаза красивые. Гоголь собирался сказать нечто по типу «Ты вообще свои в зеркало видел?», но воздержался, кивая с неподдельной благодарностью. Ещё никогда никто не говорил комплиментов насчёт собственной гетерохромии, учитывая, что в целом положительные слова получать удавалось не часто. На щеках залёг полупрозрачный румянец. Коля прокрутил вещицу в пальцах и нацепил на чёлку, заколов её на бок. — А... А ты почему сюда переехал? — поинтересовался Гоголь, решив перенаправить тему в иное русло под влиянием небольшого смущения. — Матери достался от родни дом в наследство. Пришлось перебраться сюда. — кратко ответил Фёдор. За столь короткий промежуток выяснилось, что Достоевский сам по себе личность довольно немногословная. Скорее, спокойная, расслабленная. Николай неожиданно подумал, что ему вполне комфортно в компании подобного человека. Достоевский не бросал пренебрежительных комментариев, не осуждал за некое рыдание при людях и не задавал лишних неудобных вопросов. Гоголю даже стыдно за своё поведение в стенах школы. Время вовсе перестало быть помехой. Они просидели в полной тишине с редкими звуками машин и топотом прохожих, возможно, десять минут, полчаса или половину жизни. Николай считать не собирался. Хотелось продлить этот момент подольше. Застыть в нём на некоторый срок. Жалко, что не успел взять фотоаппарат. — Мне пора. Мать говорила вернуться к ужину. — Фёдор поднялся, стряхнув со штанов несуществующую пыль. — Уже? — Гоголь вздохнул, повторив движения одноклассника. — Ну, бывай. Увидимся. Достоевский кивнул, двинувшись дальше по улице. Коля также развернулся в противоположную сторону, сделав несколько шагов. Остановился, что-то тщательно обдумывая. — Федь! Фёдор замер, повернув голову назад с немым вопросом. — Давай завтра сядем вместе за одной партой? От широкой улыбки Гоголя в груди на долю секунды встрепенулся тёплый сгусток. — Хорошо. Николай самодовольно кивнул, помахал на прощание, и пошёл дальше, сжимая кончиками пальцев воротник ветровки.