Свидание в Варанавате

Великого Бхишму, часто навещавшего Индралоку, немного беспокоило то, что Триада восстанавливается медленнее остальных дэвов. В прошлый раз «святая троица» родилась на свет из первичного хаоса раньше прочих. Сначала возник Махадэв, вторым явился Вишну и за ним последовал Брахма, ставший отцом прочих дэвов. Теперь же процесс запустился в обратном порядке. Дети рождались раньше родителей, а воспитывать их приходилось Шани и Яме — самым старшим в этом новом мире. — Ладно, пусть рождаются они не по порядку, но, я вижу, из них выйдет толк, — бормотал Великий Бхишма, наблюдая за трогательным «детским садом» в высших Локах. Дьяус хорошо помнил, как в прошлый раз Брахма начал свой жизненный путь с попыток установить главенство над Махадэвом. Его поведение у истоков мира определило будущее. Соперничество и вражда стали обычным делом среди жителей всех Лок. Теперь Бхишма видел одно: новые дэвы заботились друг о друге, старались понять один другого, и это радовало. — Я понял, что в прошлый раз пошло не так, — сообщил Бхишма Шакуни, вернувшись в Хастинапур после посещения возрождённой Вайкунтхи. — Патриархи сжирали часть энергий, которыми я «питал» дэвов. Это повредило сознание тех, кто должен был охранять миры. Они ослабели и легко сдались врагу, когда тот вторгся. Ничего, больше такой ошибки не повторится! Я сейчас очень внимательно слежу за происходящим. — Я невероятно рад это слышать, любезный друг, — расслабленно отозвался Шакуни, нежась в прохладной купальне. — А теперь, когда проверка высших Лок закончена, не соизолишь придти в мои объятия? Я стосковался. — До того, как я приду в объятия, передай своему Дурьодхане, чтобы перестал ломать царские кровати, — недовольно пробурчал Гангея, но к Шакуни приблизился вплотную и довольно охотно. — Сандаловых деревьев на него не напасёшься. Что ни ночь, то мебель в труху! Перед невесткой династии стыдно. — Развяжи ты их, — Шакуни игриво поддел указательным пальцем завязки чужих шаровар. — Если не поторопишься, и я могу испортить что-нибудь. Знаешь, я умею быть горячим не хуже наших молодожёнов. Поверь, если бы юную Бханумати беспокоили сломанные ложа, она бы уже прибежала жаловаться к сестрице моей Гандхари. Однако такого не случилось ни разу, стало быть, царевну всё устраивает. — М-м? — задумчиво вопросил Бхишма. — Думаешь ей нравится бешеная любовь, больше похожая на бои слонов? — Само собой! И я могу её понять, потому что наши бои слонов мне нравятся не меньше, — ласково выдохнул ему в самое ухо Шакуни, а затем страстно приник к губам склонившегося к нему Гангеи. *** Прошёл год. Махарадж Дхритараштра отдал приказ высаживать как можно больше сандаловых деревьев в окрестностях Хастинапура. О причинах огромных вырубок сандала махарадж никому не сообщил. Слуги рьяно взялись за выполнение приказа, о чём Шакуни вскоре сообщил племяннику. Дурьодхана в ответ порадовал дядюшку новостью о том, что временно кровати ломаться не будут, так как Бханумати в тягости, а, значит, обоим супругам придётся поумерить свой пыл. Тень, когда-то весьма переживавшая из-за необходимости присутствовать на свадьбе собственного оригинала под видом странствующего брахмана, чтобы не напугать почётных гостей, давно отбыла с Юдхиштхирой в заново отстроенный дом в Варанавате. Оставшиеся в Хастинапуре адхармики также не бедствовали. Ни Видура, ни Великий Бхишма не пытались более уличать их во грехе. Да и с чего бы? Великий Бхишма перед всеми открыто признал свои отношения с Шакуни, после чего стыдить хоть кого-то из царевичей, замеченных в подобных связях, не посмел бы никто. Тягостным думам предавался один Бхимасена. После того, как Сахадэва открыл ему истину о наслаждениях плоти, Врикодара не знал покоя. Особую боль ему причиняло то, что за целый год ни единая дэви, ни один бравый кшатрий не ответили ему взаимностью! Этот факт причинял Бхиме невыразимые страдания. — Чем я хуже вас? — ныл Бхима, зажёвывая своё горе тридцатой по счёту лепёшкой с мёдом. — Почему вы нашли возлюбленных, а я нет? — Потерпи, брат! — утешал его Арджуна. — Найдётся и твоя любовь. — Да сколько терпеть? — окончательно расстроился Бхима. — К кому ни подойду, все от меня шарахаются. Даже крепкие кшатрии. Почему они меня боятся? — Ну знаешь, — протянул Накула. — Видишь ли, брат, даже для рослых кшатриев ты… огромный. И тяжёлый. — Я? — обиделся Бхима. — Может, тебе стоит поменьше употреблять лепёшек? — осторожно намекнул Арджуна. — Чтобы ни милые дэви, ни рослые кшатрии не опасались быть раздавленными в порыве страсти? — Ы-ыыы, — зарыдал Бхима, откладывая надкусанную тридцать первую лепёшку в сторону. — Ты испортил мне аппетит! Вся радость жизни заключалась в еде, но даже это счастье отобрали-и-и-и… — Всё плохо, — констатировал Накула. — Очень, — согласился с ним Арджуна. А Сахадэва молчал и почему-то разглядывал Бхимасену со сверхъестественным ужасом. Неожиданно в покои пандавов впорхнула счастливая Кунти. — Дети мои любимые! — вдохновенно прощебетала она. — Рада вам сообщить, что в ближайшие дни я и ваш названный батюшка едем в Варанавату навестить брата Юдхиштхиру. Хоть мой дорогой сын и шлёт мне успокаивающие послания почти каждый день, но душа моя не знает покоя. Я желаю отправиться в путешествие, чтобы удостовериться, что с ним и его избранником всё хорошо. — И я с вами! — Бхима, вскочив, едва не опрокинул стол и сиденье. — Ты? — растерялась махарани. — Я! — глаза Бхимы сверкали неподдельным энтузиазмом. — Я год не видел брата Юдхиштхиру. Я соскучился! — Матушка, не берите Бхиму! — неожиданно воскликнул бледный, как морская пена, Сахадэва. — У меня только что были дурные видения. Возможно, и вам ехать не стоит. Останьтесь в Хастинапуре. — Но что плохого может случиться? — опешила Кунти. — Я возьму с собой телохранителей. Со мной едет мой муж. Что может угрожать нам? — Пожалуй, несмотря на телохранителей, нужно поехать также и мне, — принял решение Арджуна. — Буду защищать матушку, тогда с ней точно ничего не случится. — И я тогда поеду. Если чьё-то здоровье пострадает или лошади заартачатся, я сумею помочь. А ты? — повернулся Накула к Сахадэве. — Конечно, и я тогда отправляюсь с вами. Сам толком не понял, что за странное видение меня посетило, но там был брат Бхима и много-много синего цвета. — Кого-то отравят?! — напрягся Арджуна. — Но кого?! — Не знаю, — поник головой Сахадэва. — Говорю, мои видения не всегда ясны даже мне. — Ладно! Едемте. И будем осторожны, — произнёс Арджуна. — Да, — и братья крепко соединили свои руки, как в старые добрые времена. *** Новый домик для влюблённых, выстроенный в Варанавате, оказался не таким уж просторным, как представлял Бхимасена. Во дворце, построенном год назад, помещений было раз в пятьдесят больше. Ходи себе, броди, еду ищи… Есть где разгуляться! Вот только смола и солома тогда знатно всех подвели. «И зачем так погано было строить? Если, как говорится, взялись возводить, то работайте на совесть. Гнусное всё-таки племя эти якши!». Бхима вспомнил, как он однажды ночью в поисках пищи заплутал и услышал возгласы… Такие томные. Такие возбуждающие. — А-аах, — слабо простонал кто-то из темноты, прерывая мучительные размышления Бхимы о сути бытия и плохом качестве дворцов. Бхима вздрогнул и весь покрылся испариной. «Показалось? Или нет?!» — Да-аа! — повторилось из глубины ближайшей комнаты. — Умоляю… Ещё. Голос брата Юдхиштхиры. Но ведь их с двойником опочивальня находится на другом этаже! Что они здесь делают? Бхима сглотнул и на цыпочках подобрался к приоткрытой двери. Он сразу понял, что здесь, наверное, кладовая. Внутри горела одинокая лампада, а среди кучи сосудов и кувшинов, расставленных возле стен, расположился его брат и тот, кого он вытащил в мир живых из небытия. На сей раз Бхима понял, что надо быть мудрее. Не стоит кричать и не нужно убегать, чтобы позвать матушку. Лучше притаиться и посмотреть, как это правильно делают опытные люди. А брат Юдхиштхира, несомненно, в течение года набрался опыта! Чувствуя себя распоследним грешником, Бхима ослабил узел дхоти и, не сводя глаз с происходящего за дверью, с наслаждением прикоснулся к восставшему лингаму рукой. *** Очнулся он от нахлынувшей сладостной волны экстаза, слитой с невыносимой болью. Его ухо выкручивали будто бы железными щипцами. — Нет, ну ты взгляни! — бушевала нагая Тень, демонстрируя Юдхиштхире трепыхающегося в его руках «преступника». — Это ни в какие ворота не лезет! Твой брат прятался здесь и подсматривал за нами! Ещё и всякими гнусностями под шумок занимался! Я возмущён. — Да ладно, отпусти его, — расслабленный и разнеженный после ласк Юдхиштхира вовсе не держал на Бхиму зла. — Он случайно зашёл. Он же как ребёнок, пойми. — Боюсь, он далеко не ребёнок, милый. Знаешь, ты ведь сам рассказывал, как год назад Врикодара первым обнаружил твоих братьев, предающихся любви, когда вы все жили в прежнем дворце, построенном якшами? — Верно, так и было, — Юдхиштхира уже успел облачиться в дхоти и теперь аккуратно пристраивал шёлковую накидку на плечо. — Потом он притащил в наши покои матушку, чтобы она узрела нас с тобой в первую сладостную и долгожданную ночь! Да, он огрёб «удар светом», но напряжение кундалини оказалось, видимо, недостаточным, чтобы отучить его от тайного шастания по ночам. И вот он здесь. Так ничему и не научился. От него даже в кладовой не укрыться! Я полагаю, такое поведение можно считать целенаправленным преследованием. Я ему всё-таки наваляю, родной, чтоб больше неповадно было! — Н-не н-надо, — жалобно пробормотал Бхима, даже не делая попыток вырваться из безжалостных пальцев, скрутивших его ухо так, что оно потеряло чувствительность. — Я больше не буду. — Конечно, не будешь! — с этими словами Тень приподняла его над полом и тут же отпустила. Бхима с грохотом рухнул навзничь, тяжело дыша и пытаясь одной рукой подтянуть наполовину развязанные дхоти, а второй растирая опухшее ухо. Никто даже не заметил, как при падении Врикодары от его туловища отделился небольшой предмет, вспыхнувший бледно-золотым отблеском в свете одинокой лампады. Откатившись от Бхимы, предмет очутился поблизости от левой ступни Тени. — Не заступись за тебя твой брат, я бы разукрасил тебя так, что махарани не узнала бы! — нависнув над лежащим на полу злосчастным сластолюбцем, грозно прорычал двойник. — Ищи собственного любовника, а к нам не лезь! — Но я ведь и не лез, — неуклюже попытался оправдаться Бхима. — Я осторожно. Из-за двери только, одним глазком… Он всё ещё никак не мог придти в себя после ярчайшего оргазма, смешанного с нечеловеческой болью, исходящей от выкрученного уха. — Спорить, значит, со старшими будешь?! — Тень резко шагнула вперёд с таким яростным видом, что Бхима невольно отшатнулся и быстро пополз прочь на четвереньках, мечтая поскорее очутиться снова в безопасном коридоре. Что-то жалобно звякнуло, царапнув по гладкому покрытию пола… Тень ощутила, как под её стопой медленно раздавливается некий хрупкий предмет, из которого, в свою очередь, вытекает густая влага. Ощутив неладное, двойник приподнял ногу и в ужасе взглянул на свою левую ступню. К ней прилип смятый в лепёшку сосуд, сделанный из тонкого, как бумага, золота. — Нет… — мгновенно поняв, что сейчас случится, прошептал двойник. — НЕТ!!! Только не это!!! — он панически метнулся к стене, но было поздно. Свет от лампады быстро очертил контуры его фигуры на полу кладовой ровно там, куда упали последние капли магического эликсира. Юдхиштхира, Бхима и двойник, задержав дыхание, наблюдали за тем, как из мечущейся по полу тени вырастает, становясь всё более плотным и осязаемым, очередной юврадж. Как и его нынешний оригинал, новый царевич был совершенно нагим, но вот ярости и желания наказать сладострастного преступника в нём не наблюдалось ни на пан. — Эй, — он последовательно оглядел троих кшатриев, которые присутствовали в кладовой вместе с ним, — а что случилось, ребята? Я пропустил ужин? *** — Как ты мог совершить такое?! — возмущённо отчитывал Бхимасену Юдхиштхира, в то время как Дурьодхана-номер-три, уже облачённый в дхоти и накидку, жадно поглощал кхир впикуску с ладду. — Почему не сказал, что подобрал артефакт?! Ты ведь знал, что я его ищу! — Брат, прости! Я не знал, что моя находка и есть твой артефакт! — заикаясь, извинялся багровый от стыда Бхима. — Я пошёл в сад, потому что расстроен был в ту ночь. Всё никак не мог понять, почему ты и Дурьодхана втайне занимаетесь этим… — он не договорил и тяжело вздохнул. — В саду я увидел початый кувшин бханга и допил. А рядом валялась малюсенькая такая штучечка. Она выглядела так, будто с небес упала. И я подумал: «Вот амулет на счастье. Сами боги мне его дали. Буду носить!» Ну и носил… — Где носил? — тоскливо уточнил Юдхиштхира. — Почему никто не видел? — А я его в пупок вставил и поясом прикрывал по совету Крипачарьи. Учитель сказал, что так я сделаюсь привлекательнее в глазах дэви. А я втайне надеялся, что ещё и в глазах кшатриев. Или всех вместе. Но амулет прятать надо, сказал ачарья, иначе он не сработает. В пупке чакра особая. Называется манипура. Она жёлтая, как золото, и она всех приманивает, потому и манипура! В неё надо вставить что-то золотое, посланное богами. Вот я и воткнул, — голос Бхимы, обычно раскатистый, громкий, становился всё тише, пока не превратился в едва различимый неуверенный шёпот. — Когда ты говорил «артефакт», я думал, это что-то такое большое. Откуда я знал, что это совсем мелкая штучечка? А почему Крипачарья ошибся и не сказал мне правду? Или он старый слишком и, как однажды сказал Накула, «слаб разумом в маразме»? Вообще всё очень сложно, брат… Я запутался! Юдхиштхира облокотился о стол, закрыл лицо руками и раскачивался взад-вперёд, стараясь успокоиться. Дурьодхана-номер-три продолжал самозабвенно поглощать кхир и ни на что не реагировал. — С ним теперь что делать? — отнимая руки от лица и отчаянно взглядывая в лицо Тени, спросил Юдхиштхира и указал на «ювраджа третьего». — Пусть живёт с нами, чего уж… — пожала плечами Тень и тоже вздохнула. — Не убивать же? — Это адхарма, — категорично произнёс Юдхиштхира. — Убивать? — Жить втроём. Они ещё немного помолчали, погрузившись каждый и свои невесёлые мысли. За это время Дурьодхана-номер-три успел доесть и кхир, и ладду, но явно не насытился. — Эй, друг, — окликнул он закручинившегося Бхиму, — у тебя нет ещё чего-нибудь пожевать? Я совершенно не наелся. — Почему он постоянно голодный? — встревоженно спросил у Тени Юдхиштхира. — Ни ты, ни первый Дурьодхана никогда такими не были! — Дэвы ведают… Наверное, это оттого, что он — ракшас, которого я так и не сумел принять и соединить с остальными частями моей души. При первой же возможности эта часть, как видишь, сама отпала. — Что делать будем? — подперев голову руками, Юдхиштхира наблюдал за тем, как Бхима засуетился, забегал по кухне в поисках продуктов, чтобы приготовить что-то съедобное. — По-моему, уже ничего делать не надо, — Тень тоже заметила внезапный энтузиазм Бхимы. — Об этом неудачном явлении есть кому позаботиться. — Тебе кхир или ладду? — оживлённо вопросил Бхимасена у Дурьодханы-номер-три. — Модаки!!! И мясо! Жуть как мясо люблю! — И я тоже!!! — восторженно сияя глазами, поддержал его Бхима. — Родственная душа, — констатировала Тень. — Оставим же их в покое. Юдхиштхира встал и, оглянувшись, мысленно попрощался с кухней. — Завтра поутру, боюсь, трапезничать будет нечем, — произнёс он печально. — Эти двое сметут всё. Пойдём в лес за фруктами, как Сурья взойдёт. Ещё, может, дичи добудем. Арджуну возьмём с собой. Он стреляет лучше нас. — Обязательно, — согласилась Тень и покинула кухню, уводя за собой возлюбленного. *** Утро началось с истошного вопля Накулы. Его громогласный крик разнёсся по всему дому. Сын Мадри, будто гонимый в спину смерчем, промчался по всем комнатам, подняв на ноги Видуру, Кунти, телохранителей и братьев. На вопрос о том, что случилось, долгое время Накула трясся и не мог дать внятного ответа. Когда же всё-таки пришёл в себя, то сумел дрожащим голосом вымолвить всего три слова: — Там всё синее! А больше ничего не сумел сказать. Накулу попросили показать, где всё синее, и он привёл семью на кухню. Посреди широкого стола для трапезы, сплошь засыпанного синим порошком, сжав друг друга в нецеломудренных объятиях, возлежали два нагих мужских тела, издавая молодецкий храп, от которого содрогались решётки в окнах и дребезжала посуда. В воздухе витал густой запах бханга и мадхвики. В одной из спящих синих фигур с трудом можно было опознать взъерошенного и напрочь заезженного Бхимасену. Второй участник ночной вакханалии странным образом напоминал ювраджа Дурьодхану. Донельзя изумившись, матушка Кунти всплеснула руками и приникла к плечу Видуры, ища у супруга моральной поддержки. — Дэвы всеблагие! Что тут произошло? — Ну как, — заговорила Тень, поддерживая за пояс пошатнувшегося Юдхиштхиру и мгновенно оценив обстановку, — очевидно, что съестные запасы уничтожены, бодрящие напитки выпиты, а весь порошок индигоферы, заготовленный нами для окрашивания тканей, потрачен на любовные игрища вот этих двоих. — А… А кто второй там… лежит? — всё ещё не понимала Кунти, вглядываясь в лицо ракшаса-отшепенца. — Вы помните, как год тому назад ваш сын Юдхиштхира забрал из покоев Вишвакармана магический эликсир? — спросил двойник у царицы. — Конечно, помню! Как же такое забыть? — Значит, вот, — пояснил двойник, стараясь не нагнетать панику, — сосуд с остатками эликсира случайно подобрал в саду царевич Бхимасена. С нетрезвых очей он принял его за дар богов и вдел в пупок, чтобы золотой артефакт, действуя через чакру манипура, принёс ему удачу. А сегодня ночью мы с Бхимой повздорили, сосуд упал на пол, и я его нечаянно раздавил. Там несколько капель эликсира оставались на донышке. В связи с этим печальным фактом нам всем теперь можно только соболезновать. — То есть? — слабо пролепетала Кунти. — Почему? — Потому что этот спящий рядом с Бхимасеной ракшас — моя Тень. Иначе говоря, перед вами лежит Тень от Тени, и он любит покушать не меньше, чем его родственная душа. Честно признаю, как бы мы ни старались, но двоих Волчебрюхих нам не прокормить. Нужен стратегический план, иначе нам наступит крышка от голода. Когда я создавал свои запасы еды, то не рассчитывал на такое стихийное бедствие. — За что мне всё это? — ещё тише прошептала Кунти и безжизненно обмякла на шее у Видуры. — Воды! Принесите воды! — возопил Видура, и как раз в этот миг проснулись два новоявленных «адхармика». — Батюшка Видура? — полусонно спросил Бхимасена, высвобождаясь из объятий Дурьодханы-номер-три и расцвёл пьяной улыбкой. — А что, уже настало утро? Видура широко отверз уста… и заорал.