Свидание в Варанавате

Придя в себя, Видура принял решение срочно отправить гонца в Хастинапур и вызвать оттуда Дурьодхану для принятия важного решения в связи со сложившимися «тяжёлыми обстоятельствами». Прочитав письмо, Дурьодхана незамедлительно тяпнул чашу гауды и отправился разговаривать с Бханумати. Явная ложь в последнее время давалась ему с огромным трудом, а потому, сказав супруге, будто ему необходимо разобраться с неожиданно возникшим претендентом на престол, что являлось отчасти правдой, юврадж отбыл в Варанавату. *** — Итак, нас стало трое, — Дурьодхана сидел за столом в уединённом домике, давно переставшем быть местом тайных свиданий. — Ты точно уверен, что больше магического эликсира не осталось? — с тоской спросил он у Тени, которую воспринимал теперь практически как брата-близнеца. — Не осталось, — поклялся двойник. — Это хорошо, — Дурьодхана перевёл подозрительный взгляд на ювраджа-третьего. Тот сидел за столом полуголый, обернув чресла шкурой льва, и без зазрения совести занимался тем, что набивал рот попеременно то кхиром, то манговым пюре собственного изготовления, зачёрпывая пищу горстями и с наслаждением чавкая. Обглоданные рёбра оленя лежали на большом блюде, отодвинутом к краю стола. — Что делать теперь? — мрачно спросил Дурьодхана. — Как вижу, его проще убить, чем прокормить. Он переплюнул даже Волчебрюхого, а мне казалось, такое невозможно. — Не дам убить!!! — прорычал присутствующий тут же Бхимасена и бросился на шею к любимому, страстно облобызав его густые кудри, не видавшие ещё в текущем воплощении ни костяного гребня, ни ключевой воды. — Он — моя судьба! Кто посмеет его тронуть, тот крепко пожалеет! — Видишь, насколько всё сложно, — поделилась Тень своим горем. — Значит, и этим двоим жилище придётся строить? — ужаснулся Дурьодхана. — В Хастинапур везти его точно нельзя. Я не хочу, чтобы моя Бханумати родила раньше срока, увидев ЭТО. — Я бы посоветовал не строить ничего, — рассудительно промолвила Тень. — Достаточно пещеры. Им обоим так привычнее будет. Заодно разгонят всех дасью и ракшасов, которые ещё остались в местных джунглях. Ты, главное, объясни задачу. Только излагай простыми словами, чтоб тебя поняли. Ракшас, кстати, прошлую жизнь помнит. Можешь поинтересоваться. Это весьма познавательно. — Друг, скажи, что ты помнишь о том времени, когда жил не с нами? — стараясь использовать самые простые слова, спросил Дурьодхана, обращаясь к Третьему. — Помню лес, пещеру и во-от такие кости… — вдохновенно заговорил Третий, облизав пальцы и показывая руками размер костей. — Кости слона? — сумрачно уточнил Дурьодхана. — Мож, оленя. Или дальнего родственника. Но той костью удобно драться было, когда враги до дому добегали. По башке дашь — и до вечера свободен. Сейчас тихо. Все добрые. Скучно. — Он прекрасен, не правда ли? — Бхима восторженно смотрел на своего возлюбленного сияющими глазами. — Наконец, и мне повезло! — Ну, главное, чтобы тебе нравился, — сделал вывод Дурьодхана, смиряясь с неизбежным. — Я тоже ему так и сказал, — согласилась Тень. — Главное, чтобы нравился и на престол не метил. А пещер в лесу много. Любую выбирай. — Я пойду в пещеру! С ним! Всегда мечтал жить на свободе, ловить оленей голыми руками и есть фрукты с деревьев! И мой возлюбленный Дурьодхана мечтал об этом! — поделился сокровенными мыслями Бхима. — Давай ты другое имя ему придумаешь? — юврадж невольно вздрогнул. — Мне как-то страшно думать, что по лесу будет бегать моё подобие, завёрнутое в шкуру. — Меня зовут Одх! — гордо поделился ракшас, выпячивая грудь. — Что это ещё за имя?! — опешил Дурьодхана. — Вероятно, он помнит только окончание или середину имени. Память прошлого сохранилась частично, — догадалась Тень. — Будешь Прабодх, — решил Дурьодхана, обращаясь к Третьему. — Нарекаю тебя так, понял? — Да! — обрадовался вновь наречённый Прабодх. — Может, когда-нибудь просветлеешь… — пробормотал юврадж вполголоса. — А почему вон ему можно называться Дурьодханой, — Бхима обиженно указал на Тень, — а моему любимому нельзя? «Одх» — это также середина твоего имени, брат! — О, чудеса! — засмеялся юврадж. — Я вдруг превратился в брата? И это после стольких лет, когда меня называли асуром, ракшасом, отравителем, ещё невесть кем? Бхима насупился. Очень долго он пыхтел что-то нечленораздельное про себя, а потом пробурчал вслух виновато: — Я был неправ, прости. — Прощаю, — Дурьодхана со смехом похлопал Бхиму по плечу. — Ладно, будет и для вас дом. Всё же вы оба не звери какие-то… — В форме пещеры дом! — воссиял Бхимасена. — Посреди леса! — Передам зодчим. Думаю, справятся. Только в Хастинапур я вам запрещаю въезжать в течение тридцати лун. Пусть моя Бханумати успеет родить и выкормить детей. Потом уж как-нибудь я вас с ней познакомлю, когда минует угроза преждевременных родов и исчезновения грудного молока, — и он сурово взглянул по очереди на Бхиму и «Одха». — Всё будет сделано, брат! — восторженно проревел Бхима и, стиснув своего возлюбленного в объятиях, наградил Прабодха долгим, смачным поцелуем, а тот, недолго думая, с развратной ухмылкой ущипнул Бхиму за ягодицы. — Я пойду, — Дурьодхана встал с места. — Не могу смотреть на эти непристойности. — А я надеялся, что-то изменилось за год, — игриво подмигнул ему двойник. — Ты всё так же не терпишь подобные отношения? Дурьодхана печально посмотрел на Тень и на молчаливого Юдхиштхиру, не произнесшего за всё время разговора ни слова. С того мгновения как родился Одх, сына Дхармараджа терзало постоянное чувство вины перед двоюродным братом. — Я научился мириться с вашими безобразиями и не крушить мебель. Большего от меня не требуйте, — сказав так, Дурьодхана вышел из трапезной. *** «Воров и разбойников не стало. Цари прекратили воевать друг с другом, ограничиваясь дружескими поединками на арене дуэлей. Кшатрии скоро станут не нужны. Шудры сами знают, как и куда высаживать овощи и зерновые, чтобы те приносили огромный урожай. Вайшьи ведают, как сохранять и преумножать богатства без чужих советов. Бедность почти исчезла. Болезни пропали, остались только лёгкие недомогания, да и тех всё меньше. Стихийные бедствия так редки, что и про них уже можно забыть. Зачем тогда миру брамины? Никому не надобны наши наставления, все стали слишком умны! Сами строят жизнь. Зачем рассказывать о божественной любви, если люди и так предпочитают жить в согласии, а не враждовать? И каждый раз, когда я вижу кого-то, мои старческие глаза зрят в глубь его души, а там передо мною предстаёт золотое семя, а вокруг — золотые нити. Что это, Гангея? И у женщин это есть, и у мужчин. И у шудр, и у млеччхов. Как такое возможно? Все одинаково прекрасны? У всех одинаковые заслуги? Я не могу такого принять, хоть с детства говорил всем, что различий между нами нет, и все мы рождены Парабрахманом! Когда же различий и вправду не стало, мне такое пришлось совсем не по душе. Мир изменился, и для меня это слишком». Бхишма усмехнулся, откладывая в сторону пальмовый лист с посланием, полученным от Вьясы. — То ли ещё будет, друг, — пробормотал он удовлетворённо и погладил бороду. — То ли будет! Шакуни приблизился к нему со спины и приобнял, ткнувшись носом в шею. — Когда мы сможем уйти искать собственные приключения? — спросил он. — Ты обещал. — Погоди, вот дэвы немного подрастут, обретут самостоятельность, тогда и уйдём, — в тон ему ответил Бхишма, потрепав рыжие волосы рукой. Внимание Дьяуса было рассредоточено. Он слышал, что говорит Шакуни, но также видел, как на Вайкунтхе возрождаются Вишну и Шеша. Юная Лакшми бегала, смеясь, по змеиным кольцам, торчащим из воды, игравшей всеми оттенками перламутра. Вишну догонял и кружил в воздухе свою бывшую и будущую супругу. На Кайласе в глубокой медитации застыли в обнимку Шива и Парвати, склонившись друг к другу. Сарасвати играла на вине перед Брахмой, который выглядел как двадцатилетний юноша. — Потерпи. Впрочем, знаю, тебе уже не терпится, — снова промолвил Бхишма, обнимая Шакуни. — У нас впереди столько всего… — А кто-то вот решил, что нормальной жизни пришёл конец, — фыркнул Шакуни, указывая рукой на пальмовый лист, исписанный взволнованным почерком Вьясы. — По его мнению, если нет войн и болезней, некого обучать элементарным вещам, то и всё, больше во вселенной ничего стоящего не осталось. Он видит смысл только в двойственном мире. Хуже того, в мире, где есть с чем бороться. Знаешь, родной, мне это напомнило притчу про коня, который двадцать лет был привязан. Он ходил по кругу и крутил мельничный жёрнов. Когда спустя двадцать лет мельник умер, коня освободили. Но этот четвероногий бедняга всё равно продолжал ходить по кругу. Он не умел ходить по прямой, так как ему с самого рождения не позволяли жить иначе. А ещё он не видел иного смысла существования, кроме того единственного, навязанного покойным хозяином. Можно ли уйти от проклятого жёрнова и жить свободно? А что если те, кого мы освободили, будут такими, как конь из притчи? Если новый способ бытия станет для них мучением? — Нет. Поверь, даже Вьяса однажды изменится, — откликнулся Бхишма. — Он просто пока ещё не видит других возможностей, но скоро откроет глаза. — Знаешь… Моя сестра говорит, что Кришна недавно женился на Радхе, — неожиданно сообщил Шакуни. — И даже не пытается приударять за другими дэви. — Интересное начало! — лицо Бхишмы ещё более посветлело. — Да, любезный друг. И я так подумал. Шестнадцати тысяч жён, похоже, не будет. Да и Рукмини придётся поискать другого. — Она найдёт. Все себя найдут. Надо только, чтобы верёвка, навязанная Патриархами, окончательно растворилась и пропала. Тогда все поймут, что можно идти по прямой, а круг был просто ограниченной скорлупой. Однако пора уж и вылупляться в настоящую жизнь. Это лишь вопрос времени. — Брат Дурьодхана! — донеслось откуда-то со стороны сада. Шакуни и Бхишма мгновенно узнали голос Духшасаны. — Когда-нибудь мудрецы напишут про тебя прекрасную, захватывающую историю… — Двое: я и моя Тень! — неприлично заржал Ашваттхама, перебивая приятеля. — Трое из Тени! — смеялся Карна. — Теперь их ведь трое. — Кшатрий, брамин и ракшас. Надо ещё шудру и вайшью для равновесия создать, — веселился Духшасана. — Я люблю брата!!! И каждую его Тень обожаю, даже если это ракшас!!! — прогорланил он на весь сад. — Но эликсир-то закончился, — напомнил весельчакам Арджуна, вернувшийся день тому назад из Варанаваты вместе с младшими братьями и матушкой. — Да, закончился! — подхватил Накула. — Даже каплю не найти. — Вишвакарман повзрослеет и изобретёт средство помощнее. Чтоб сразу распятериться можно было, — не сдавался Духшасана, сочиняя небывальщину. — Расшестериться! — пытался переплюнуть возлюбленного Накула. — Нет, расшестериться — это адхарма, — рассудительно заметил Сахадэва. — Так нельзя. — А пятеро разве не много? — гыгыкал Арджуна. — Вполне себе нормально, — серьёзно промолвил Сахадэва. — Это же священное число. Вот нас, пандавов, к примеру, пятеро. — Ошибаешься! Шестеро! Ещё Карна, — напомнил Арджуна. — Прости, Карна. Никак не привыкну. — Да ладно. Я был и буду Радхеей. Зачем мне называться иначе? Я и так с вами. Ну и с Дурьодханой конечно. Но увеличить размер нашей маленькой компании не прочь! — Ага, вы смейтесь больше, — бас Дурьодханы перекрывал весёлый жизнерадостный смех его товарищей. — Вот правда как оживлю ваши тени! И поглядим, что будет. Как вы станете объясняться друг с другом! И разбираться, кто с кем пойдёт вечером на ложе… — Тогда точно будет сплошная адхарма! — прыснул в кулак Духшасана. — И ещё какая, брат! — Повальный грех! — вторил Ашваттхама, икая от беспрерывного хохота. — Все кровати поломаются. Твоему батюшке придётся ещё больше сандала под Хастинапуром сажать. — Тогда дикие слоны заблудятся! — возмутился Духшасана. — В трёх сандалах? — удивился Ашваттхама. — В трёх ашоках!!! — хохотал Арджуна. Смех не стихал. Бхишма притянул к себе Шакуни, зарываясь ладонями глубже в его густые волосы. — Они все такие дети, хоть с виду давно повзрослели. — Не надо торопить их взросление, любезный друг. Пусть растут так, как удобно им. Всё равно потом всех позовёт к себе бесконечность, — Шакуни склонился к его губам. — Верно. Бесконечность за пределами всех миров, — откликнулся Деваврата, горячо отвечая на поцелуй. 25.06.2024г.