Auto racing. ver. 2.0

      Помнишь? Того кудрявого парня у руля спортивной, красной машины, а на соседнем сидении его самый близкий друг, любимый человек с голубыми глазами и своим неизменно огромным сердцем.       

      Они снова здесь. Они снова рядом с тобой…

             Несмотря на когда-то пережитую боль, оба продолжают оставаться рядом друг с другом. Их прошлое теперь лишь призрачный дым, который, выпуская из лёгких, каждый из них широко улыбается.       Конечно же, нельзя так нагло игнорировать осадок воспоминаний. Порой и ребят накрывало, но ни один из них не мог упустить, когда кто-то из них оказывается наедине со своими мыслями и другой всегда появляется рядом каждый раз, если это становится уже невыносимо.       Арсений ещё некоторое время периодически продолжал топить себя в алкоголе и в этой необъяснимой горечи, да, о Руслане. Но с каждым днём совесть стала ему всё настойчивее напоминать о том, кто в эти моменты был рядом с ним. Порой становилось настолько стыдно, что никакая печаль и рядом не стояла.       Он приходил к Антону весь заплаканный и уставший после мук в виде своих тревожных мыслей и тонул с удовольствием и добровольно уже в тёплых объятиях сильных и таких любимых рук.       Шастун оставался по-спокойному холоден, даже при условии, что понимал, из-за чего Арсений иногда доходил до запоев. Нельзя было делать хуже попыткой давления или ревностью. Ему не хотелось делать ещё больнее, вынуждать актёра терпеть и держать всё в себе. Ведь это худшее, как мог поступить с ним Антон.       И потому, каждый раз принимая в своё сердце чужую боль, позволял ей просочиться сквозь него и помогал и без того побитому сердцу Попова забыть обо всей боли.

Каждый раз, начиная любить новую горсть его эмоций только сильнее.

      — Я не хочу, чтобы тебе было больно, но я не знаю, что сделать… — обнимая своё колено длинными пальцами, лопатками Арсений опирается на согнутые ноги Шастуна, пока смотрит ему в глаза. Они сидели на полу у дивана, на котором спал мохнатый негодяй Люк, подёргивая таким же мохнатым ухом.       У Арсения глаза красные после слёз, мокрый нос и припухшие губы, они рисуют лицо Арсения заплаканным, откровенно доверчивым перед спортсменом, что недолго смотрит в ответ, думая над тем, что сказать.       — Мне больно только тогда, — зеленоглазый переводит внезапно ставшее тяжёлым дыхание и опускает на секунду взгляд к своим серым, домашним штанам, — Когда ты позволяешь этим чувствам ранить себя снова и снова, заперев их внутри.       Попов виновато поджал губы сразу, как только услышал ответ и кивнул. Его подбородок становится на колени Антона. Голубые глаза медленно, но заметно светлеют, как пасмурное небо расцветает после задержавшегося над нами ливня, ощутив тепло солнца.       С такой любовью, что была в глазах Антона, на Арсения уже давно никто не смотрел. И купаться в этом без чего-либо укора —, по правде говоря, одно только наслаждение.

…И бояться потерять до подступающего кома к горлу.

      Но они живут. Не перестают совершенствовать каждый сам себя и отношения между собой.       Часто пролетающие выходные за бокалом вина в ресторане или с баночкой пива под пледом и перед телевизором со спортивной передачей. Они научились чувствовать и понимать друг друга, что почти что перестали использовать слова, будучи наедине. Арсений любит, когда после своей тренировки его забирает Антон с театра и везёт в магазин, чтобы порадовать себя простыми фруктами или не так давно полюбившимся ими двоими питьевым йогуртом с клюквой. Единственное, что, баловать себя поездками за границу они перестали после того, как побывали в Норвегии на собственной свадьбе. По правде сказать, накопленных денег ушло не мало и тут же пришло решение стать скромнее в расходах. И чувство стыда внезапно сковало Шастуна, когда тот едва вернулся на свою работу. Пускай она и была любимой, отдыхать было приятнее, однако… Недовольный взор Ильи целый последующий месяц преследовал виновника, задержавшегося в отпуске на лишнюю неделю.       Но нельзя отметать важность этого большого празднества, что прошло в кругу друзей и нескольких членов семьи. Всё-таки оно принесло большое и чёткое осознание новой жизни, и не только для молодожёнов. Они вступили в брак, связали свои сердца тугими узами серьёзных отношений и с этого момента и время, и родные места стали какими-то другими. Словно все моменты из прошлого, запечатанные в воспоминания, стали надёжным доказательством, что всё пройдённое — не зря.       Изменились и чувства парней. Похоже, что они совсем не сомневаются в друг друге и не жалеют о вместе пройденных этапах в их жизни. Невзначай, будучи отвлечёнными посторонними мыслями, взглянув на своего партнёра, оба ощущают прекрасное чувство гордости, что именно этот человек — его муж.

***

      — Ты волнуешься? — Ирина поправляла галстук Арсения. Он стоял перед ней, чуть наклонившись, носом окунувшись в облако из таких знакомых нежных духов. Ей так и не удалось встать на ноги, но Кузнецова была из тех, кто, несмотря на препятствия, будет и дальше следовать за своей мечтой, крепко держа ту за руку… Или шкирку.       Она всё такая же прекрасная и сильная. Весёлая и добрая. Стала мудрее, что многие ей завидуют. Ангел, поселившийся в её теле; б о л ь от падений и обретённая вера в закономерные чудеса сотворила с ней необъяснимые вещи и многие, кто знал её — все как один вторили о её бесконечном благодушии.       — Совсем нет… — конечно же Арсения съедало волнение. Его выдавал дрожащий голос и постоянная привычка теребить что-то. Ирина наблюдает за этим с самой встречи С Арсением этим ранним утром. Теперь, приглаживая чёрный галстук, бережными касанием ласковых рук, она улыбалась. Мужчина всё же взглянув на неё, и сам стал улыбаться, а затем, приобняв ладонью женское лицо, Попов оставил благодарный поцелуй на виске близкой подруги. Она всё чувствовала, она всё знала, но ничего не говорила, даря спокойствие и уверенность одним лишь своим взглядом. Это и поражает. Все твои тревожные мысли комкаются, при виде непоколебимой улыбки когда-то пострадавшей в страшной аварии девушки. И даже шрам на верхней губе не страшит, наоборот, украшает, напоминая о том, что всегда можно справиться даже с самым страшным кошмаром.       — Ты, как и всегда, прекрасен, — девушка улыбается ещё шире, ещё ярче. Её белоснежная, приятная глазу улыбка вызывает даже у актёра табун мурашек. Мужчина выпрямился, кивая с осознанием, что совсем скоро нужно идти.       Украшенный белыми цветами и лентами алтарь сиял под лучами солнца. Здесь, несмотря на большое количество гостей, всё равно было спокойно. Антон позвал своих друзей: и старых, и новых, которым доверял. Арсений пригласил и своих товарищей, и с работы, и просто тех, кто был рядом по жизни, а также свою маму. В последний год отношения с ней улучшились, ей нужна была поддержка после развода, в такой период мать и сын поняли, что третий член их семьи был не самым лучшим человеком. И выбор своего ребёнка удалось понять и принять только маме Арсения. И знаете, она совсем ни о чём не жалеет. Видя, какой Антон замечательный м у ж, хозяйственный, кажется, совсем без минусов в характере, и, что главное для каждого родителя — финансово грамотный (это учитывая неразборчивую любовь Попова к деньгам).       Мама Арсения сидела в первом ряду, уткнувшись носом в платок, продолжала плакать и плакать. И Шастун уже места себе не находил. Беспокоила некая боязнь неодобрения с её стороны. Всё-таки, её сын имеет непривычную для всех ориентацию, и когда ты — центр его внимания — особенно напряжённо.       — Н-ну, мама Таня, — тихо начинает Шастун, присев на корточки перед родительницей Арсения. Он аккуратно берёт её маленькие ладони в свои и поддерживающе гладит подушечками пальцев её дрожащие руки, — Если Арсений увидит, что вы испортили макияж — будет ругаться, — небрезгливо взяв платок из рук женщины, спортсмен стал старательно утирать чужие слёзы с лица, поправляя хоть как-то женский макияж.       Она ему мягко улыбнулась. Обняв мужские ладони своими, с благодарностью их сжала, глядя на второго сына с гордостью, когда тот поднялся. Антон смотрел в ответ, без эмоций, но было понятно, что он не переживает. Им предстоит пройти ещё через многое, но Шастун уже считал её своей родной мамой и был благодарен ей за возможность быть собой.

…

      Каждый шаг отдавал в грудную клетку страшным грохотом сердца. Держа в руках совсем н е броский букет синей эустомы. Арсений поднимает до этого прикованный волнением взгляд к Ирине и видит верно ждущего его Антона. Мужчина не может уловить ровную дорожку своего дыхания и чуть сам же не задыхается, проглатывая нервно большие глотки кислорода.

Он выходит замуж. Он не потерян.

Арсений любит и любим.

Арсений смог начать жить заново.

И ему хочется плакать. Исключительно от того, как сильно ему не верится, в то, что смог быть по-настоящему счастливым.

***

      Шла бурная работа в театре в сезон спектаклей, Арсений теперь не только актёр, но и главный режиссёр постановок. Задач у мужчины стало в разы больше, а времени, наоборот намного меньше. И только настойчивые пожелания Антона в отдыхе актёра помогали ему хоть иногда, действительно, отвлечься от работы и расслабиться.       У самого гонщика тоже было не мало забот. Гонки, поездки на съёмки для рекламы в Германии, спортивные интервью, тренировки. Помимо физической усталости, Шастун утомлялся и морально. Он всё также не любил мероприятия, где к нему было приковано людское внимание и камеры, которыми тычут каждый раз чуть ли не в самое лицо.       Сейчас он сидел в боксе. Развалившись на диванчике, собирал капельки пота со лба и шеи своей футболкой, её можно было уже выжимать.       — Я когда-нибудь тебе тресну, — ворчит Макаров. Друг за другом швыряя в своего товарища пластмассовые стаканчики. Время идёт, а неприязнь Ильи к пацифизму Антона остаётся неизменной.       Шастун выставляет руку с футболкой, чтобы остановить бомбардировку из стаканчиков и щурится, посмеиваясь над Ильёй и тем, как быстро он заводится от одного лишь намёка на изменение его договорённостей с людьми.       — Ты столько лет работаешь со Стасом и до сих пор не привыкнешь, что у него семь пятниц на неделе? — с искренним интересом спрашивает Шастун, повернувшись со сложенными в стопку стаканчиками к бородатому мужчине, пока второй расхаживал по помещению туда-сюда с телефоном у уха в попытке дозвониться до их директора, чья фамилия — Шеминов.       Нагретый профнастил трещал под редким Московским солнцем, отгоняя обжигающих лапки птиц. Жаркое лето, Антон ждал его пару лет, чтобы исполнить свою давнюю мечту.       Он очень часто в детстве упрашивал отца взять его с собой на рыбалку, практически каждый раз, когда тот собирался уезжать. Мечтал о палатке, ни чем не заменимых звуках природы и шуме воды при пробуждении ранним утром под палящим солнцем или во время тёплого дождя, но отец каждый раз отказывал, говоря, что ребёнку там делать нечего. Каждый раз расстраивая своего сына. Но, вот, Антон вырос и теперь сам может позаботиться о себе и своих желаниях, пытаясь восполнить в себе не услышанные и проигнорированные родителями потребности. Тогда, зачем они ему тогда нужны, раз всё идёт к одному: если он не нужен был им?