Серебряный змей

Гарри, забившись в самое сырое место в камере, прислушивался к шуму дождя снаружи. Через решётчатое окошко под самым потолком капли залетали внутрь, падали прямо на Гарри, стекали по прилипшим к лицу волосам и капали с подбородка вниз на одежду: промокшую насквозь рваную рубашку и старые потёртые джинсы. Конечно, можно было сесть и в другое место, но Гарри было уже плевать на это, как и на многое другое. Из Азкабана ему всё равно не выйти, а так дождь позволял прикоснуться, снова почувствовать себя частью того мира. С определенной долей вероятности, кашель мог перерасти в воспаление лёгких. А воспаление лёгких — в смерть в этой чёртовой камере, где похитители так «любезно» предоставили его самому себе. Ну, по крайней мере, не надо ни резать вены, ни вспарывать горло, хотя Гарри уже раздобыл себе нож, отколов от пола кусок обсидиана. Проведя указательным пальцем по острой кромке, он наблюдал, как из появившегося пореза течёт кровь. Ну, хотя бы лезвие не притупилось так, как восприятие реальности. Гарри закашлялся, задыхаясь и чувствуя боль в груди. Уже воспаление? Вот уж поистине «достойная» кончина. За все эти недели, проведённые в заточении, он привык даже в разговорах с самим собой сыпать язвительной насмешкой. — Трус, даже с собой покончить не можешь. Оставил всё инфекции… — прошептал он. Содрогнувшись от накатившего вдруг холода, Гарри подтянул изношенное одеяло повыше, пытаясь поплотнее закутаться, и только после осознал, что это не просто холод, а давно знакомое ощущение присутствия рядом дементора. Даже двоих: они протащили по коридору нового заключенного и остановились у соседней камеры. Такой уютный шелест дождя нарушили чужие крики. Гарри вздохнул. Что ж, хотя бы он сам не заорал в первый раз. Просто потерял сознание. Наверное, было слишком много болезненных воспоминаний. Он прислушивался к звукам: захлопнулась дверь, скрипнула щеколда и крик перешёл в шёпот, стоило дементорам отойти подальше. — Мне это снится… Это не… — донёсся до Гарри шёпот нового соседа, судя по всему — мужчины в возрасте. — Нет. Не приснилось, — Гарри говорил тихо и хрипло, но его расслышали. — Это всё реально. Вы в Азкабане. Из соседней камеры донеслось шуршание: новый заключенный переместился ближе к стене. — Кто ты? — Не могу сказать — мне запретили произносить свое имя здесь. Боятся последствий… Да толку? Разницы особой нет, скажу я вам или нет, всё равно исход будет один. Недели через три вы закончите также, как и заключённый до вас. Он, к слову, повесился на собственных брюках, — Гарри несильно ударил кулаком по стене и горько рассмеялся. Заключённый громко сглотнул. — И давно ты тут? — Это зависит от... — Гарри отступил от кишащей крысами койки. — Сегодня какое? — Семнадцатое ноября. Он улыбнулся и, не сдержавшись, хихикнул. — Ну, тогда... Тогда уже почти пять месяцев. — Пять месяцев в Азкабане? И ты ещё... ещё связно мыслишь? — в голосе мужчины слышался благоговейный страх. — В своём ли я уме? Полагаю, что да. По большей части, по крайней мере. Но настолько же ли, как когда переступал порог этой камеры? Тогда, нет: тот, кем я был, умер, едва попав в Азкабан, — Гарри вернулся на своё место под окном. Ненадолго повисло молчание, нарушаемое лишь стуком дождевых капель и далёкими раскатами грома. Заключенный, наконец, прошептал: — Повелитель придёт! Он заберёт меня отсюда! — Конечно, сразу после второго пришествия, — мрачно буркнул себе под нос Гарри, уже засыпая. И над его головой ни одной звёздочки не сияло во тьме ночной¹. Как и всегда, он провалился в пустоту и тьму, словно вставший вдруг в тоннеле поезд. Без сновидений. Он не мог сбежать от окружающих, смыкающихся над его головой в реальности каменных чёрно-серых стен. Всего из-за трёх заклинаний, трёх непростительных проклятий он доживёт в этих стенах — своей камере, чёртовом узилище до конца своих дней. Официально считалось, что он применил к двум аврорам — мужу и жене — Смертельное проклятие и перед этим пытал женщину. Ну, проклятия были выпущены из его палочки. Которую нашли там же, рядом с трупами, и всем было наплевать, что он потерял палочку едва ли не за неделю до убийства. Протесты ничем не помогли: без суда и следствия, без шанса на помилование его отправили отбывать пожизненное в Азкабан. Стоило только заикнуться о подробностях его дела или называть имя — и его ждал Поцелуй дементора. Но Гарри был невиновен и верил, что Бог всё видит и обязательно поможет ему выйти отсюда. Но время шло, дни сменяли один другой, дождь всё также шёл за окном, а Гарри всё ещё находился в Азкабане. С момента появления нового заключенного прошло, наверное, около месяца. Гарри не мог точно сказать сколько — в Азкабане время шло незаметно. Снова была гроза. Он проснулся, заставил себя подняться с кучи гнилой соломы, на которой спал. Небо расчертила молния, а следом эхо от грома прокатилось по старым коридорам Азкабана. И следом за эхом — отчётливые шаги, которые и разбудили его. Дементоры обуви не носили. И запоздало Гарри осознал, что сверкнувшая за дверью — внутри Азкабана! — молния была зелёной. Очень-очень знакомого ему цвета. Цвета Смертельного проклятия. Дементоры Смертельным проклятием не пользовались. Шаги затихли прямо за дверью его камеры. Гарри весь затаился и затих, боясь дышать. До этой секунды он не осознавал, как на самом деле сильно хочет жить. Волосы сами собой отросли до плеч, глаза стали карими. — Люциус, иди, найди моих пленённых слуг, — прошипел голос за дверью. — Не знаю как отблагодарить вас, друзья мои: вы открыли тюрьму для моих слуг. После нашей победы вы будете вознаграждены за свою преданность. Вот же чёрт, он проспал второе пришествие. Волдеморт пришёл в Азкабан за своими слугами, и Гарри от него отделяла одна только дверь. В соседней камере открылась дверь, и её заключенный упал на колени перед Волдемортом, едва заметно сотрясаясь от близости дементоров: — Мой Повелитель! Я знал, что вы придёте за нами! — Готов ли ты, мой верный Эйвери, ожить и встать на ноги свои, и восстать из гроба этого²? — Волдеморт мягко коснулся его лица. — Да, мой Повелитель! — И всё же… Ты так тих и спокоен, по сравнению с другими узниками. Почему? — Это всё мальчик, мой Повелитель, в той камере, — признался Эйвери, видимо, указывая на дверь его камеры. — Он помог мне сохранить рассудок. Гарри сразу напрягся и медленно попятился, едва ли не вжимаясь в угол. — Нотт, МакНейр! Приведите ко мне мальчишку. Двое мужчин в чёрных мантиях распахнули дверь камеры и нашли его взглядом. И вместо того, чтобы жестом приказать ему иди, младший — Нотт — схватил Гарри за плечо, грубо вздёрнув на ноги, потащил к выходу и вытолкнул за дверь. Гарри, едва не расшибив лоб о каменный пол, приземлился прямо перед Волдемортом. За то время, что Гарри его не видел, Волдеморт изменился. От змеиных чёрт не осталось и следа, только всё ещё алые глаза смотрели с человеческого лица. Он выглядел как вполне обычный волшебник сорока-сорока пяти лет, чем-то неуловимо напоминая самого себя в юности. — Кто ты, мальчик? — Тот, кто не имеет значения. Просто ещё один безвинно осужденный. — Повелитель, он так и не назвал своего имени. Сказал, что ему запретили даже просто произносить его, — тихо заметил Эйвери. Волдеморт приблизился к дементорам. — Кто он? Ближайший к Волдеморту дементор вынул из складок чёрного балахона лист пергамента и указал длинным костлявым пальцем на одно из имён. Волдеморт, усмехнувшись, повернулся обратно к Гарри. — Попасть в Азкабан в шестнадцать… Что ж, я впечатлён. Так значит ты — беззаконный, и удел тебе страдания во гневе Божьем³, — насмешливо произнёс он. Ухватив Гарри за подбородок, Волдеморт заставил его поднять голову, и когда карие глаза встретились с алыми, продолжил: — Вот уж не ожидал встретить здесь старого друга. — Я же уже сказал! Я не виновен, не стар и тебе, Волдеморт, не друг, — ответил он, с яростью смотря из-под всклокоченной, падающей на глаза чёлки. — Тут написано, что дементоры имеют право сразу, стоит тебе произнести данное при рождении имя, применить Поцелуй. Подписано Фаджем лично. И тебя настолько боится Министерство? — насмешливо произнёс Волдеморт. — Стоит мне только попросить, и дементоры с удовольствием тебя Поцелуют. — Думаешь, мне не всё равно? Мне бояться нечего, я и так уже одной ногой в могиле. Так что тебе надо от мертвеца? — он, насколько позволяла хватка МакНейра, приподнялся и встал на колени. — Просто хочу тебе помочь. На самом деле поразительно, как мы похожи. Оба сироты, оба не помним ничего о родителях. Мы росли в нужде, лишенные любви, в самом настоящем аду. Уже в сознательном возрасте узнали, что мы — волшебники… — А кто меня сиротой сделал?! — перебил его Гарри, за что тут же получит затрещину от Нотта. Тяжело закашлявшись, он сплюнул кровь на древние плиты. — Ну-ну, Нотт. Посдержанней, нам совершенно ни к чему, чтобы он истёк кровью. Тем более, он прав: я многих сделал сиротами. Но всё же я говорил о сходстве… Друг мой, мудрее было бы промолчать и подождать, пока я не договорю, — он затих, ожидая, пока Гарри откашляется. — Разве ты не ненавидишь Министерство? Гарри глубоко вдохнул, грудь ныла. — Не ненавижу. Ненависть только питает их, — он кивнул на дементоров. — Теперь я не могу ни любить, ни ненавидеть. Нет ни радости, ни злости, ни зависти, ни презрения. Осталось только отвращение. Мне отвратительны крысы, которые копошатся в кровати, единственном сухом месте в камере. Мне отвратителен льющий за окном дождь, потому что из-за него мне холодно и я промок уже до нитки. Мне отвратительны новые заключенные, потому что они кричат и кричат, недели три подряд днём и ночью, пока наконец не сходят с ума. Волдеморт опустился перед ним на колени и обхватил бледное, измождённое лицо Гарри тонкими тёплыми ладонями, мягко очертил пальцами его острый подбородок и скулы. — Мы заберём тебя с собой. И разрушим это место до основания. Не переживай. Ты снова научишься чувствовать, мы поможем. Даю слово! — и когда Гарри попытался увернуться от его прикосновения, Волдеморт кивнул кому-то за его спиной и продолжил: — Знаешь, твой настоящий цвет глаз мне нравился больше. — Ступефай! — донеслось из-за спины. И Гарри потерял сознание. Следующее, что он услышал, было: «Энервейт!». Гарри лежал на холодном каменном полу посреди незнакомой камеры. Только попытавшись встать, он осознал, что руки были скованы за спиной. Разбитые губы пульсировали в такт сердцу. Видимо, Гарри хорошо приложился о камень, когда в него послали замораживающее заклятие: лоб был рассечён, кровь заливала глаза и стекала на пол по левой стороне лица. Ноги были связаны простой верёвкой. Жалко, что обсидиановый нож остался на высоком подоконнике в камере… За спиной послышались шаги. И Гарри вдруг отчаянно захотел обратно в Азкабан. Наконец, в поле зрения появился высокий мужчина с русыми волосами. — И снова привет, — мужчина — Эйвери — опустился на колени рядом с Гарри. — Без Повелителя здесь никто не может применять заклинания, работают только замораживающее и приводящее в чувство. Так что я принёс воды, чтобы смыть с тебя кровь и грязь, — мужчина поставил на пол тазик с жидкостью и, достав чистую тряпицу, смочил её. — Знаешь, а ты моложе, чем я сперва подумал. Мне-то казалось, что тебе лет девятнадцать. А на деле ты ровесник моего сына. Знаешь, я давно уже хотел сказать спасибо. Спасибо, что помог, — Эйвери осторожно вытер кровь с губ Гарри. — Жизнь заставила рано повзрослеть, — выдавил из себя Гарри, стараясь не закашлять. — Почему я здесь? Эйвери не торопился с ответом. Он медленно отжал тряпку. — Просто так заведено. Только Пожиратели Смерти могут свободно тут перемещаться. Ты не один из нас, так что пока не присягнёшь Повелителю, останешься здесь. Ах да! Нотт приносит свои искренние извинения за лоб и губы. Повелитель очень сожалеет. — Нотту самому надо разбить голову в качестве извинения, — пробормотал Гарри. Эйвери между тем вытер с лица Гарри кровь и начал его бинтовать. Рука соскользнула на лоб, коснувшись горячей кожи. — Уж не заболел ли ты… Гарри закашлялся, заставляя мужчину нахмуриться. — Я же сразу переодел тебя в сухую одежду. Да и разве может температура так быстро подняться?.. Если только ты уже не был болен, тогда… Эйвери поднялся на ноги и быстрым шагом вышел за дверь, чтобы сообщить всё Тёмному Лорду. Выйти из Азкабана, чтобы умереть, ха! Гарри буквально чувствовал, как клокочет в лёгких жидкость. Он тонул в собственной крови. Хотя умереть в оплоте Тёмного Лорда не предел мечтаний. Эйвери вернулся вместе с Волдемортом и Северусом Снейпом, казалось, спустя целую вечность. Гарри не сдержал судорожного вздоха, стоило увидеть последнего, и снова зашёлся в кашле, захлебываясь в крови. Снейп опустился на колени рядом с ним, осматривая. — Он слишком бледный, покрыт испариной. И даже если не обращать внимания на кровь, то дыхание всё равно затруднено. Я бы сказал, что это воспаление лёгких. Вот только крови слишком много, так что, скорее всего, это чахотка. Снейп повернул голову Гарри так, чтобы можно было посмотреть в глаза. — И подумать только, Эйвери... Я только привык к мысли, что умру в камере Азкабана, а ты притащил меня сюда… — Повелитель, он нуждается в лечении, — прошептал Снейп. — И что дальше? Правильно, давай отправим его в Мунго, в надежде, что авроры ну совершенно не заметят беглеца из Азкабана, — прошипел в ответ Эйвери. — Ну… Я бы мог забрать его в Хогвартс, — предложил Снейп. — К Дамблдору, — Волдеморт буквально выплюнул имя директора. — Повелитель, — осторожно возразил Снейп, — клянусь, когда выздоровеет, он вернётся в целости и сохранности. — Ты знаешь, как заведено, Северус. Он останется здесь, пока не примет метку и не присягнёт мне. — Повелитель! Но он не то, что двух недель не протянет, он даже ночь не переживёт! Ему необходимо лечение! Волдеморт опустился на колени рядом с Гарри и очень осторожно помог приподнять голову. — Моё драгоценное дитя, мир несправедлив. Мне пришлось узнать это рано, вкусить вместе с болью и одиночеством. Но мой пример ничему не научил Министерство, они разрушили и твою жизнь. Вместе мы могли бы разорвать этот порочный круговорот боли. Мы могли бы остановить их, чтобы они больше никогда и ни с кем так не обошлись. Мы можем исправить всё, но только если будем вместе. Выбор за тобой, — прошептал он, глядя прямо в карие глаза. — Станешь моим наследником? Гарри снова зашёлся кашлем, кровь попала Волдеморту на рукав. Но мужчина осторожно и нежно гладил его по спине, пока приступ не пошёл на убыль. И с большой неохотой Гарри кивнул, соглашаясь. Губы Волдеморта растянулись в улыбке. Взмахом палочки он освободил Гарри от оков и тут же, заставив подняться, притянул его в объятья, скомандовал: — Вытяни левую руку. Снейп и Эйвери молча наблюдали, как вяло подчиняется подросток. Прислонившись к Тёмному Лорду, он вытянул руку. — Signo mei serpens⁴. Невольно вспомнив о собственном посвящении, Снейп вздрогнул. На коже мальчика медленно проступали чёрные контуры метки, клеймя его. Но чего Северус не ожидал, так это того, что мальчишка не издаст ни звука — тот едва стоял на ногах, и даже удивительно было, как он ещё не потерял сознание от боли. Когда метка проявилась полностью, Снейп бросился ему помогать склониться перед их Повелителем, чтобы мальчишка мог поцеловать край мантии, но Волдеморт его остановил: — Нет, Северус. Ему не надо целовать мою одежду. Забирай его в Хогвартс. У тебя есть три дня, — приказал он, поправляя рукав на Гарри. — Помни о своем обещании, сын. Снейп кивнул, помогая подростку выпрямиться. Когда Волдеморт направился к выходу, все трое поклонились. И только после Снейп вместе с новоиспечённым Пожирателем Смерти аппарировал в Хогвартс. __________ [1] Ты мигай, звезда ночная! Где ты, кто ты — я не знаю. Высоко ты надо мной, Как алмаз во тьме ночной. английская колыбельная «Twinkle, Twinkle, Little Star», автор текста: Джейн Тейлор. [2] И было, что, когда погребали одного человека, то, увидев это полчище, погребавшие бросили того человека в гроб Елисеев; и он при падении своём коснулся костей Елисея, и ожил, и встал на ноги свои. Книга Царств 4 13:21, синодальный перевод. [3] Часто ли угасает светильник у беззаконных, и находит на них беда, и Он даёт им в удел страдания во гневе Своём? Иов 21:17, синодальный перевод. [4] Мечу змеем моим, лат.