Рассвет республики

Прошло порядком времени, а ненависть Берлина к Вене только росла и росла, с каждой новой выходкой мириться с этим становилось сложнее, и Регина это прекрасно понимала. Пока одной рукой она отдавала приказы полиции, второй отдавала записки нужным людям, чтобы те прятали врагов рейха и помогали бежать тем, у кого нет возможности найти укрытие. Сотни группировок по всей стране и тысячи домов, где до сих пор прячутся семьями, по подвалам, чердакам и сараям. Да и новости с фронта никак не утешали, летом был отдан приказ наступать на Советский союз. Сотни танковых колонн и тысячи отрядов направились к восточным границам, топча и сминая гусеницами всё живое на своём пути. Берхард снова предал, как и тогда, когда он обещал сохранить Австрии её идентичность. Сейчас же он нарушил их и без того не самый стабильный мирный договор, вонзив буквально нож в спину. Традиция еженедельных просмотров новостной хроники с фронтов стала ещё более невыносимой, чем была таковой и до событий лета. Кадры горящих деревень, жесточайшие убийства и полное игнорирование любых норм подавалось как нечто героичное, достойное восхищения. Вена хлопала в овациях вместе с толпой, прославляла вождя и его гениальную непобедимую стратегию, но внутри оставалось горькое противное чувство, что в этом есть нечто омерзительное. Вена выдыхалась, чёрная форма душила её и не давала спокойно работать, да и постоянный надзор выбивал из колеи. Недавно к тому же пришли новости о том, что Инсбрук и Грац оказались пойманы во время одной из их тайных встреч за «мужеложеством и деянием, не достойным благородного немца». Их местонахождение было до сих пор не известно и даже думать не хотелось, что с ними мог сделать Берлин во сей сложившейся ситуации. Так что не удивительно, что в один день она таки допустила серьёзную ошибку. Письмо пастору католического монастыря, где среди монахов тайно жило несколько десятков беглых коммунистов и евреев. Оно осталось лежать на столе после окончания рабочего дня, и конечно его первой же телеграммой отправили в столицу Германии. Было даже удивительно, насколько быстро Берхард оказался в Вене и уже стоял на пороге нужной квартиры. — Не хочешь ли объяснить мне, что это, mein Sonnenschein? — холодно поинтересовался Берлин, держа в руках письмо. За его спиной стояло двое солдат в чёрной форме и с пистолетами в руках, да и сама столица выглядела статно в своём пиджаке. Регина же стояла перед ними в одной ночной сорочке, а её волосы цвета вина были растрёпаны. — Я не знаю, что это — сонно шепнула Регина, потирая глаза — Сейчас четыре часа ночи, давай мы поговорим об этом утром? Я… — Отвечай немедленно, что это такое — повторил Берхард, ступая вперёд, в прихожую — Это твой почерк, твоя подпись. Или ты думаешь, что за семьсот лет я их не запомнил? — Могу повторить, я не знаю, что это. И я хочу спать, так что выметайся из моего дома! Регина хотела было оттолкнуть Берлин назад, в подъезд, но к ней тут же подошли двое солдат. Пара резких движений, и Вена почувствовала, как её вдавливают в холодную стену квартиры. Её руки обездвижены крепкой хваткой вермахтского война, а к виски было проставлены дуло пистолета. От шока пленница не смела и мускулом двинуть, ещё никто не заставлял её стоять лицом к стене, чувствуя, как в любой момент её сможет пронзить смертельная пуля. Берлин без лишних церемонии тут же начал переворачивать всю комнату вверх дном, просматривал книги, запасные книжки и ящики стола. Там не было ничего, что могло бы доказать вину Регины. Только после он направился на крохотную кухню, где тут же заметил довольно большую жестяную банку в красный горошек с надписью «сахар». — Как интересно — язвительно шепнул Берхард, доставая её с полки — Не знал, что ты настолько сладкоежка, mein Sonnenschein. Крышка слетела вниз, и из банки выпало несколько десятков не запечатанных конвертов, все от разных отправителей, судя по поверку. Регина лишь молча поджала губы, не зная, чего и ожидать сейчас. Щёлкнул затвор, холодок снова прошёлся по всему телу. Нет, она не могла умереть от такого, и Вена это прекрасно знала. Но само осознание того, что столица рейха держит её на мушке, внушала неописуемый ужас. Однако, выстрела не последовало, только злорадный ядовитый смех. — Кто бы мог, подумал, что ты меня так нагло предашь — шепнул Берхард, держа в руках всю стопку писем — Уведите её, пора бы переселить нашу птичку в клетку получше. Отдав честь, солдаты тут же направились к выходу, ведя под руки бывшую столицу в сторону машины. Вырваться было бесполезно, бежать всё равно некуда, да и кто примет её к себе? Скорее первым делом пустят пулю в лоб или того хуже, сдадут предателя в первый же штаб гестапо. Были в бессмертии один существенный минус — все муки можно было продолжать так долго, пока не надоест палачу, ведь облегчение в виде смерти никогда не настанет. Однако, судя по их маршруту, они ехали далеко не в сторону Линца. Машина мчала по пустым утренним улицам, минуя столбы мерцающих огней. На улице было ещё довольно прохладно, так что над Дунаем стоял густой туман. Именно возле речного канала они и остановились, за весь путь Берлин не проронил и слова, а Регина старалась даже в его сторону не смотреть. Даже когда они вышли из автомобиля и босые ноги Вены коснулись ледяной мостовой, когда открылась входная дверь многоквартирного дома и они пошли вверх по лестнице, их взгляды не пересекались. Добравшись до пятого этажа, Профессия остановилась. Перед ними был вход в довольно неплохую квартиру, которую Берлин и открыл своим ключом. — Отлично, её как раз успели зачистить — сухо подметил Берхард, переступая порог. Внутри царил полный переполох, который обычно всегда оставался после обыска тайной полиции. Книжный шкаф был перевёрнут и книги валялись по всему полу, ковры были грубо отпихнуты в сторону, а на кухню было даже смотреть страшно. Среди всего этого хаоса Регина заметила маленькую куклу из фарфора в зелёном платье и спутавшимися светлыми волосами. Одна рука была побита и в трещинах, а её правый глаз из голубого стекла западал. Неужели эту квартиру буквально только что освободили? Думать о том, куда делись прежние хозяева, не хотелось, к горлу подступала тошнота. — Ну-ну, спокойней — Берлин явно заметил её испуганно лицо — Тебе это в любом случае видеть не придётся, твоя комната уже готова. Уверен, тебе в ней понравится. В дальней части квартиры находилась комната, которая раньше была явно чьей-то спальней. На обоях было видно светлые участки, там явно раньше стояла другая мебель. Теперь же убранство состояло из одной небольшой кровати с тонким одеялом, туалетного столиком, узкого шкафа для одежды, хлипкой ширмы, книжной полки и старого пианино, будто ещё императорских времён. Ни штор, ни ковра, ничего, что бы помогло спрятать важные вещи. Здесь Регину наконец-то отпустили, но не успела она ринуться на выход, как дверь в комнату закрылась на ключ. — Выпусти меня! — крикнула Вена, стуча со всей силы — Открой! Я тебя не прощу! Не прощу, слышишь?! — И кто же тебя спасёт, красавица? — язвительно подметил Берхард — Неужели Линц? Или та сладкая парочка? А может малышка Марика решит сюда явиться? — Гад — злобно зашипела Регина, пнув дверь ногой — Зачем это тебе? Почему ты это делаешь? Я должна ведь быть с Лео и Себи! Отправь меня к ним! — Ты слишком хорошо о себе думаешь, Регина. Это раньше ты была верным союзником, чьи ресурсы пришлись, кстати. А теперь — всего лишь помеха на пути рейха. Скоро Линц затмит тебя и о твоём величии никто и не вспомнит. Всего лишь маленький городок, который зачем-то продолжал сопротивляться — Берхард зло засмеялся, от сего желание набить ему рожу только росло — Будь послушный девочкой и не доставляй лишних проблем. У тебя есть время подумать — с этими словами он удалился, оставив Вену наедине со своим несоизмеримым гневом. Кипя от злобы, Регина тут же ринулась к книжной полке. Ну конечно, целая подборка литературы от лучших авторов рейха, и фюрера в том числе. Не думая и секунды, она начала рвать книги по листочку, комкая страницы и портя обложки. Дальше руки дошли до шкафа. Конечно, одни скромные платья, как у каких-то доярок, и всё в мелкий цветочек и с белыми воротничками. Пусть и с трудом, но и платья тоже были приведены в непригодный вид. Нужно было лишь представить, что это не подол или рукав, а лицо Берхарда или кого-то из верхушки немецкого правительства. Всех бы их также порвать, смять, стереть, распотрошить на мелкие кусочки. И вот, выдохнувшись, Регина лежала среди всего этого мусора. Руки покраснела и ужасно болели после таких нагрузок, а дыхание сильно участилось. На дворе стояла зима, а потому пол был довольно холодным, обогрева практически не было никакого. — К чёрту их всех — шептала она, пытаясь дышать более ровно — К чёрту! Горите в аду! Ненавижу вас всех. Ненавижу! Впервые за долгое время Вена почувствовала, как по её щекам текли слёзы. Уже прошло столько времени с того дня, и с каждым днём было всё сложнее сделать вдох полной грудью. Как она могла поверить, что Берлин действительно сможет что-то исправить? Как можно было не заметить, что он намерен сделать? Превратил в нечто блёклое, незначительное, от чьего существования даже толком нет смысла. Хотя, нет. Она сама ведь приняла то решение, а после не оказала никакого отпора. Стояла там на параде вместе со всеми, кричала во всё горло приветствия солдатам на танках. Она сама это допустила, отдала борозды правления Берлину. А ведь могла бы хоть попытаться тогда сказать своё резкое нет. Могла, но не сделала, ведь сама хотела вернуть былое счастье. Регина ещё долго плакала от осознания своего бессилия, что так и уснула на полу среди обрывков ткани и комков бумаги. На следующее утро её разбудил скрип двери, это вошёл один из солдат, который тут же дёрнул Вену за руку, чтобы заставить подняться. — Убери это, сейчас же. И больше не смей ничего ломать. Регина старалась уйти от уборки, но один крепкий удар ботинком под рёбра всё же убедил исполнить просьбу. После того, как она выкинула последнюю бумажку в жестяное ведро, другой военный внёс в комнату новую стопку книг и несколько платьев примерно в том же стиле. Очевидно, Берлин серьёзно намеревался заставить её читать такое и носить цветные занавески. Стоило солдатам выйти, как Регина принялась расхаживать из стороны в сторону всё в той же ночной сорочке. Нужно было чем-то себя занять в этой тюрьме, но только не книгами, в которых не было риск капли творческой искры. Единственным вариантом осталось пианино, которое вчера так и осталось без особого внимания. Вена не сидела за инструментом уже несколько десятков лет, но руки всё ещё прекрасно помнили ощущения от клавиш. Конечно, она даже не открыла предложенные ноты, лежащие на столике рядом, а принялась вспоминать то, что играла, ещё живя во дворце. Музыку из дорогих салонов и помпезных опер, из маленьких вечеров в кругу императорской семьи и с роскошных балов. Моцарт, Штраус, Шуберт, Бетховен, Гайдн- самое время вспомнить те великие времена, когда она ещё видела их лица, полные страсти к музыке. Соната для пианино номер 23, фа-минор. Пальцы тут же забегали по клавишам, звук хоть и был не самым чистым, но это лучше, чем ничего. Сразу вспоминался старина Людвиг, тогда ещё совсем юный и не настолько глухой. Солдаты за стеной тут же занервничали, начали стучать в дверь, спрашивать, что это играет, но Регина и не думала отвечать. Раз так, то она в целом больше не будет говорить, лишь играть, играть, выплёскивая всю накопившуюся боль. Дальше шёл Моцарт, Фантазия, ре-минор. Тот юноша, взбалмошный, несколько самонадеянный, но неимоверно талантливый, сразу отозвался смутным образом в памяти. Как же хорошо, что никто из них не дожил до нынешнего кошмара и никто не увидел, что стало с их любимым городом. Так продолжалось несколько дней практически без перерывов. Военные заходили и пытались оттащить Вену от инструмента, но обычно это помогало лишь на короткий срок. Решив, что отсутствие еды всё же сломит Регину, они перестали подавать что либо, даже кусок хлеба. Однако, Вена всё продолжала играть, даже тогда, когда к ней вновь пришёл Берхард. — Говорят, ты здесь регулярного концерты даёшь. Как, ещё не устала? Регина молчала, продолжая так же резво нажимать на клавиши. Всё тело горело, в животе было слишком пусто, а перед глазами всё немного плыло. Но руки всё ещё помнили почти всё движения и двигались сами по себе, пока разум бился в агонии. — Вижу, всё такая же упрямая — Берлин резко опустил крышку пианино, от чего сильно прижал тонкие пальцы. Регина лишь тихо зашипела от невыносимой боли, но всё также не произнесла и слова — Что же, думаю, у меня есть способ тебя разговорить. Собирайся, мы едем в Зальцбург, и надень вот это. Один из его подчинённых внёс в комнату внёс новый наряд, чёрное платье до колен и с длинными рукавами, без выраженной талии и довольно высоким горлышком, на котором были нарисованы белые цветы. Совершенно не то, что носила Вена обычно, и что бы она даже в шкаф не повесила. Хмурясь, она смотрела на Берхарда с немым вопросом, почему именно это. — Твой гардероб несколько вульгарен для такого рода встречи, mein Sonnenschein, а мне не хотелось бы, чтобы моя дама привлекала слишком много внимания. — Так почему не позовёшь Дортмунд или Ганновер? — язвительно спросила Регина, фыркнув — Думаю, они будут счастливы сопроводить нашего великого герра Шпрее, ещё и крест на себя нацепят. — Смотрите, кто заговорил — Берлин только скрестил надменно руки на груди — Некоторые начали беспокоиться твоим трёхдневным отсутствием, и я решил немного их успокоить. Да и потом, мне всего лишь хочется посмотреть, как ты будешь им смотреть в глаза после твоего поступка. Так он решил просто поиздеваться. Регина снова отвернулась в сторону, не намереваясь продолжать этот диалог. Берхард слишком сильно изменился за эти годы, прежний он никогда бы так не поступил. Не заставил бы участвовать в таком позоре, после которого хочется лишь исчезнуть до скончался времён. И не потому, что стыдно за свои деяния, а потому что Берлин точно им расскажет и порицания не избежать. — Я отказываюсь. И этот мешок я не надену. — Что же, это твой выбор — развёл руками Берлин — Тогда поедем так, а может сразу в неглиже. Уверен, так ты точно сможешь загладить свою вину. У тебя 10 минут на размышления — сказав это, он вышел из комнаты, оставив наряд на кровати. Вдогонку ему полетел толстый том словаря, но тот попал в уже закрывшуюся дверь. Чёрт бы его побрал этого Берхарда и его встречи, лишь бы найти способ принизить ещё сильнее. Хотя, казалось бы, куда уже больше, когда благодаря его указам разгромили половину музеев и очистили все древние библиотеки. Он всё ещё зол из-за протестов и тех газет, что печатали подпольно, зол из-за не таких оглушительных побед на фронте и того, что многие вторили то, что войну эту ему не победить. Его армия стоит по всем направлениям в ожидании потепления, и до сих пор сложно сказать, как всё обернётся. Ну раз уж Берлин решил сегодня мстить, то почему бы не сыграть в его же игру. Сменив сорочку на принесённый наряд, Регина привела в порядок свои волосы, напудрила нос и подошла к двери, готовая к выходу. Вскоре как раз появился и её тюремщик при полном параде. — Так и знал, что ты согласишься — он учтиво поцеловал её руку, но это никак не прибавилось ему очков шарма — Пойдём, нас уже ждут. Регина ничем ему не ответила, кроме ледяного и безэмоционального взгляда. Снова машина, вновь люди в форме вокруг, от чего уже становилось сильно не по себе. Вена уже частично жалела, что решилась принять во всём этом участие. Однако, другого способа узнать последние новости оказалось невозможным, людям Берхарда было строго запрещено передавать любые письма и газеты их пленнице. Видимо, столица так сильно боялась действий какого-то областного центра, что не могла даже позволить почитать новости спорта и порешать кроссворд на последней странице, жалкое зрелище, да и только. Если он так поступал с ней, то боязно представить, какими способами он расправляется с Михаилом Московским в его самых влажных снах. Первым делом они отправились в центр, где должны были принимать доклады с фронта. В фойе стояло много представителей военных чинов, что приветствовали Шпрее гордым поднятием правой руки. Вена старалась не привлекать лишнего внимания к себе, но всё же становилась причиной откровенных перешёптываний среди солдат. Кто-то из них мельком спрашивал, почему она так внезапно покинула свой пост, но Берлин отвечал за неё: болезнь, но сейчас фрау фон Донау намного лучше. Новости с фронта приходили не самые утешительные. Войска упорно продвигались сторону Сталинграда, отрывая горожанам и солдатам армии советов последние пути снабжения. Ленинград был взят в блокаду с сентября и жителей пытались взять голодомором. Однако, и самим солдатам приходилось непросто на таких-то морозах, к котором не привыкли ни они, ни техника. Было даже страшно представить, в каком состоянии сейчас находился Романов. Зато труппам пришлось отойти от Москвы, это радовало. Войска Японии тем временем собирались начинать третий поход на город Чангша, который они не могли взять уже долгое время. Очевидно, и победоносный поход Токио несколько остепенился в своей неостановимой жестокости. К концу доклада Регина еле могла стоять на ногах от бессилия и была неописуемо рада, когда они наконец-то снова сели в машину. На этот раз путь занял примерно час, за всё это время Регина и Берхард не перекинулись и единым словом. Остановились они возле небольшой набережной, которая через пару метров превращалась в уютный пляж. Однако. Сейчас тут не было видно ни упитанных мужчин в полосатых плавательных костюмах, ни прелестных дам в белых летних платьях, которые бы расхаживали, прикрывая свои лица кружевными зонтиками, ни даже резвых детишек, плещущихся в воде. Весь пляж был покрыт толстым слоем снега, а само озеро замёрзло, и только торчащие местами засохшие стебли осоки напоминали о том, что летом тут кипела жизнь. Берхард кивнул и армейским шагом пошёл вдоль береговой линии, остальные беспрекословно следовали за ним. Вена лишь тяжело вздохнула, но всё же пошла за ним, из-за голодовки сил было немного, но она всё же старалась не подавать виду. Язвительных комментариев о своём не лучшем состоянии она ещё успеет наслушаться по прибытию в свою камеру заточения. — Никто не хочет мне сказать, куда мы идём? — всё же спросила вена спустя примерно десять минут такого похода — И почему мы не могли поехать на машине? — Дорогу замело, фрау фон Донау — ответил Берлин, улыбаясь — Или вы уже устали? Мы прошли всего один километр, если не меньше. Регина решила ничего не отвечать на последнее замечание, лишь посильнее укуталась в куртку и продолжила идти, пока ноги её утопали в сугробах практически по колено. Вскоре они вышли к небольшому мысу, на конце которого возвышался небольшой маяк. Очевидно, сейчас он не работал, обычно в такое время по озеру никто не переправляется, если только не пешком, прямо по льду. Однако, их окончательная цель лежала чуть дальше, и ею оказался скромный домик. В котором, очевидно, жил местный лодочник. На берегу, засыпанном щебнем, кормой вверх лежало несколько деревянных лодок, а часть дома возвышалась на сваях над поверхностью воды, примыкая к рядом находящемуся пирсу. Сам домик выглядел довольно старым, черепичная крыша давно нуждалась в ремонте, а стены дома покрылись трещинами и поросли метами девичьим виноградом. У самого входа же стоял человек в знакомой форме, что явно намекало на то, что именно к этому месту и стремился Берхард. Неподалёку от дома Регина заметила машину, а ещё дальше — следы от шин на снегу. Видимо, Берлин решил сделать вид, что совершенно не знал о существовании совершенно другого пути к этому концу географии, но у Вены уже совсем не осталось сил, чтобы злиться на него. Отдав, по обычаю, честь, вся их процессия вошла внутрь. Регина уже чувствовала. Как всё её тело горит, даже переставлять ноги представлялось чем-то невероятно сложным и не стоящим таких огромных затрат. Перед глазами начало постепенно темнеть, так что сознание само начинало отключаться. Регина и не заметила, как медленно начала терять опору и полетела головой вперёд, совершенно не сопротивляясь этому. — Фрау фон Донау? Фрау… Это были последние слова, которые Регина успела расслышать, прежде чем полностью потерять сознание. Что же, Берлин получил свою дозу представления, чего он, по всей видимости, и добивался. Вокруг была абсолютная пустота, только временами откуда-то издалека слышались знакомые голоса. Но звучали они настолько глухо, будто кто-то пытался докричаться до неё через бетонную стену. Внутри — лишь ощущение ледяного холода и пустоты, зато теперь больше ничего не волновало и не беспокоило. Если таким будет её конец, то Регина это точно заслужила после всех её ошибок… Однако, кто-то по ту сторону явно не хотел так просто отпускать её вместе со всеми страхами и сожалениями. Чернеющую темноту внезапно ослепил яркий пучок света, от чего Регина внезапно открыла глаза. Пусть по началу всё было мыльным и сфокусироваться на хоть одной детали не было возможным, голоса она узнать могла. Судя по всему, её положили на диван, чтобы она немного вернулась к сознанию. Ноги ужасно ныли, как и желудок. — Она очнулась — сухо констатировал Берлин — Видимо, наша небольшая прогулочка сильно выбило юную фройляйн из колеи. — Я стесняюсь спросить о том, как надо было обращаться с девушкой, чтобы довести её до такого состояния — не тая злобы, ответил кто-то до боли знакомый и приятный… Себастиан! Точно, это ведь его голос! Но что он здесь делает? — Вас это должно беспокоить в последнюю очередь, герр фон Мур, особенно в вашем нынешнем положении — продолжал Берхард — Мне интересно лишь одно, почему из-за вас, мелких городов, у меня постоянно столько хлопот? — Может откроем ему секрет? — насмешливо спросил второй приятный сердцу участник беседы, но по хрипотце узнать Леопольда было сначала трудно — Да потому что ты испортил нам свидание, конченный ты уебан! Я почти месяц ждал этой путёвки, а ты… — А может дело в том, что я помешал вам нарушать законы государства и самой природы? — холодно спросил Берлин, но ответа на свою фразу явно не ждал — Вы оба — позор нации, пока все остальные борются за здоровье нации и стараются делать всё ради её блага, вы продолжаете поддаваться этой развращенной морали. — Ты хоть сам понимаешь, что ты несёшь? — раздражённо перебил его Инсбрук — Ты действительно сам в это веришь? Хах, забавно, лет двадцать назад ты был совсем другого мнения. — То было давно, и я исправился, чего и вам советую. В нашем прекрасном рейхе столько милейших девушек, так почему бы вам просто не признать… — Регина неожиданно даже для самой себя громко замычала от боли в голове, почему Берхард всё же сместил спектр своего внимания на неё — Регина, mein Sonnenschein, ты всё-таки очнулась. Приятно видеть тебя снова в сознании. — Регина! — Леопольд тут же попытался вскочить с места, судя по скрежету от движения ножки стула по полу, но его тут же посадили обратно. Послышался тяжёлый вздох рядом с ним. — Она очнулась. Говори, что хотел, и прекращай этот спектакль, Шпрее. — Как скажете, герр фон Мур, хоть у вас осталась доля здравого рассудка — с довольной улыбкой проговорил Берлин, подходя ближе к Регине — Ты ведь просила меня ранее перевести тебя к твоим прекрасным друзьям? Так вот они, здесь. Спроси их, на что ты хочешь себя подписать. Может быть, хоть это заставит тебя подумать получше над своим решением — сказав это, Берлин и все солдаты покинули помещение. Никаких сомнений, что они будут подслушивать весь их разговор, но Вена слишком долго не видела их обоих, чтобы не воспользоваться даже таким крошечным шансом. — Ребята… Вена хотела было ринуться к ним, но тут же чуть снова не потеряла сознание. Благо, Леопольд успел вовремя и подставил своё плечо, так как его руки были скованы за спиной. Только сейчас Регина наконец смогла рассмотреть, что же стало с Инсбруком после его заключения. От прежнего атлетичного тела не осталось и следа, его мускулы теперь напоминали какую-то дряблую непонятную субстанцию, а самого Лео шатало из стороны в сторону. Его кожа была мертвецки бледной, под глазами красовались огромные синяки, местами даже пошли маленькие язвы. Пышные светлые волосы, которые прежде прекрасно обрамляли его лицо с чёткими скулами, теперь безжизненно свисали вниз, словно речная тина, и совершенно потеряли былые цвет и лоск. Да и Себастиан, который всё так же сидел на своём месте, выглядел ничем не лучше Лео. Такой же белый и болезненный, очки его были сломаны и только благодаря некому чуду продолжали держаться у него на носу. В оправе даже уже отсутствовала одна из линз, так что Грац постоянно зажмуривал свой левый глаз, под которым к тому же зияла багровая гематома. Руки он держал на столе, потому можно было увидеть многочисленные рубцы в виде прямых линий, явно следы от побоев. — Тише, а то снова расшибёшься — Лео постарался улыбнуться, однако вышло у него это немного криво. На него невозможно было смотреть без чувства боли, но эти попытки скрыть только сильнее ранили — Как ты? Держишься? — Это я должна спрашивать у тебя… у вас обоих — Веня посмотрела в сторону Граца, но тот тактично промолчал, прикрыв уже оба глаза — Господь всемогущий, что он сделал с вами? — Это обычное дело, Регина — тихо ответил Грац, так и не открыв век — Там тысячи таких, как мы. А может и миллионы, я не знаю. Все в одном бараке, лежим буквально друг на друге, когда совсем нет места. Но оно освобождается регулярно, так что бывает полегче — Себастиан невольно вздрогнул, словно его только что ударил электрический импульс — Каждый день мы работаем на каменоломне, не получая практически еды и сна. Лео ещё держался первые недели, а я… Я не мог. Нас держали ото всех отдельно, следили, чтоб мы держали руки на виду. Не давали спать, а если видели руки под одеялом… — Себи им с первого дня не понравился, если коротко — мрачно ответил Инсбрук, смотря куда-то в пустоту — Мы ведь бессмертны, пока у нас есть наши жители. А остальные… Ты помнишь о том, как пахнет горящее тело? Регина прекрасно знала, на своё несчастье, за сотни лет существования на этом свете ей пришлось повидать немало войн. Слышать запахи крови, гниющей плоти и тел, пылающих в огне. Знала, как звучат выстрелы и артиллерия, как кричат люди в агонии и как их взгляд застывает в ужасе, навсегда стекленея на их искажённых лицах. Вена снова чуть не упала, но уже от отвратительной тошноты. Но выходить из тела было нечему, пустой желудок только сильнее скручивало, а лёгкие рвало от непрекращающегося кашля. — И это он… — Регина покосилась сторону двери, в маленькой щели между ней и полом можно было увидеть чей-то силуэт. Ублюдка, которого так и хотелось придушить, ла посильнее. Так вот, что он решил построить недалеко от Линца и чем он так невероятно гордился. И такое там происходит каждый день, в эту секунду там кто-то жестоко погибает, и ей никто не говорил и слова? — Я пойду с вами, я должна увидеть это сама. Не могу поверить, что он… — Это не обсуждается — тут же возразил Грац, нахмурив свои поредевшие брови — Ты не должна там находиться, тебе там не место. — Себастиан, я не могу так. Не могу сидеть и ждать, пока вы все… — Регина тут же прикрыла лицо руками, по её щеке протекла горькая горячая слеза. Нет, они не должны видеть её такой, она должна держаться. Вдох, выдох, спокойствие и уверенность — Это моя вина. И если кто и должен быть там, то это я. — Регина, сейчас не время для исповеди — и прежде, чем ему смогли ответить, Лео закрыл ей рот ладонью — Слушай, потом у нас будет ещё куча времени всё это обговорить… надеюсь. Сейчас ты должна вернуться к этому ебанутому — Регина тут же громко замычала в знак протеста, пытаясь выбраться из захвата Инсбрука, но её остановил Себи. — Ты ведь прекрасно разбираешься в театре и опере — Грац тихо засмеялся, видимо, от накатывающего нервного срыва после его рассказа — Тебе нравились истории про любовь… И ты знаешь, что ему нужно. Поняв, что оспорить решение парней никак не выйдет, Регина лишь тяжело вздохнула и обняла покрепче обоих. Возможно, Грац был действительности прав, если она будет сидеть вместе с ними в лагере, то уже точно ничем не сможет помочь своим жителям. Однако, теперь Берлин будет следить вдвойне строго за тем, чтобы ни одно подозрительное письмо в конверте без адресата не пропало ей в руки. В таком случае придётся сделать всё. Чтобы у Берхарда не возникло и единой мысли о том, что Вена могла бы снова вершить какие-то дела за его спиной. Через пару минут в дом вернулись военные, Берлин стоял во главе, с довольной улыбкой смотря на представшую перед ним картину. — Вижу, вы действительно смогли добиться нужного — сказал он, протягивая руку Регине — Ну что, ты всё ещё желаешь повторить их участь, mein Sonnenschein? Вена ещё колебалась, а что, если это снова обман и её игра на публику по итогу ничего не решит? Берхард был действительно мастером манипуляций, Вена тогда совершенно и не заметила, как верёвка медленно затягивалась на её шее. Или же она не хотела этого замечать, продолжая убеждать себя в том. Что она всё ещё может что-то решать и контролировать. Как оказалось, даже её чувство контроля оказалось частью плана другого, и ей лишь позволяли временно решать что-то в этих делах. Однако, даже если сейчас шанс исправить ситуацию ничтожно мал, она не может бросить своих людей. Вобрав в лёгкие побольше воздуха, Регина взяла чужую мощную мозолистую руку, помотав головой в знак отрицания сказанного. — Это прекрасно — с хищной улыбкой произнёс Берлин, сжимая бледную хрупкую ладонь со всей силы — Пойдём, нам стоит обговорить многое наедине. А этих — он махнул в сторону истощённых пленников — Переведите в камеру посолидней, от них всё же есть хоть какая-то польза. Лео только тихо чертыхнулся, пока Себастиан незаметно сплёлся с ним пальцами. Дальнейшее происходило уже за закрытой дверью, ибо Берхард вёл бывшую столицу за собой в машину, которая уже стояла не где-то возле береговой линии, а у самого порога. Видимо, он был настолько уверен в успехе своего плана, что решил заранее избавить жертву от лишних страданий в знак того, что он пошёл навстречу. Внутри было намного теплее, чем в снежной степи, так что Регина немного выдохнула с облегчением. — И что теперь? — спросила она, чуть нахмурив брови — Снова заставишь сидеть в той квартире? — О нет, нет, ты туда не вернёшься, во всяком случае пока. Думаю, нам стоило бы несколько изменить подход к нашим отношениям и провести время вместе. Как на счёт небольшой поездки на озеро Аттер вместе со мной? Там есть один чудный домик, где нас никто не потревожит. Вена застыла на некоторое время в полном ступоре, не зная, что и сказать на такое предложение. Конечно, было бы действительно неплохо наконец-то покинуть эту чёртову квартиру и оказаться где угодно, кроме узких улочек города. Но в глубине души всё росло странное удушающее ощущение того, что эта поездка точно не закончится чем-то хорошим, как минимум потому, что будет она наедине с Берхардом в глуши. И даже Линц не сможет никак помочь, учитывая то, в каком состоянии она его видела в последний раз. — Хорошо — Вена отвернулась к окну, пытаясь хоть так избежать пристальное взгляда Берлина — Когда мы едем? — Сегодня же — без промедлений ответил Берхард, судя по голосу, его лицу, на нём сейчас должна сиять победоносная улыбка — Все нужные вещи я уже вчера попросил доставить туда, так что тебе не стоит об этом беспокоиться. Значит, он действительно полагал, что рассчитал всё идеально и она должна была согласиться на эту поездку. Что же, будет интересно посмотреть на лицо Берхарда после того, как он узнает, что его план далеко не лишён промахов. Как минимум потому, что Вена не собиралась сидеть на месте, словно принцесса в башне, нужно действовать, пока ещё есть такая возможность. По возвращению в Вену они остановились возле здания парламента, чтобы, по словам Берхарда, взять некоторые важные бумаги для разговора. Регина же осталась сидеть в машине под надзором солдат, взгляд её тут же перешёл к окну, за которым виднелся парламент. Это было относительно небольшое здание, выполненное в греческом стиле: треугольная крыша, как у Акрополя, подпираемая колоннами, стены были местами украшены фресками, а на площади перед самим строение находилась статуя Афины из белого мрамора с позолотой. Её тонкое копьё обращалось к небу, которое сейчас затянули густые тучи, так что ни один лучик не мог пробиться, и золото казалось тусклым. Погас огонь былой их славы и всё надежды на будущее вместе с ним, от чего на душе бывшей столицы стало так тяжело, что хотелось выть. Берлин вернулся спустя некоторое время, держа в руках довольно крупную папку. — Что это? — Регина тут же присмотрелся к этой кипе, даже не представляя, что там может быть. Но Берхард был явно чем-то очень сильно доволен. — Дела на всех тех людей, что были до сих пор не найдены, хоть и признаны врагами рейха. И раз мы вместе, то мы могли бы… — Это теперь так в наше время на свидания приглашают? — едва скрывая боль и ненависть, спросила Регина. И вопрос её, очевидно, не сильно запал её оппоненту в душу. — Моя фройляйн, вы меня влечёте далеко не в этом плане. — Правда? — Вена засмеялась, пытаясь не показывать, как сильно стиснула зубы от злобы, после чего подсела чуть ближе — Но ведь по какой-то причине я всё ещё не в лагере и теперь уже даже не в заточении. Так почему же? Берлин решил прямо на этот вопрос не отвечать, лишь положил его руку поверх Регининой, слабо улыбаясь. Это выражение лица было далеко не таким, какое в последнее постоянно можно было увидеть у Берлина: нездоровое, на грани безумия, и ничего человечного в нём уже не осталось. Но вот эта улыбка словно была лучиком света из былых времён, когда они были ещё совсем маленькими городами, бегали по лесам и лугам, играли и совершенно не думали о том, что рано или поздно они станут главами больших империй. — Потому что нам суждено идти всегда одной дорогой. Нас создали в одно время, и нам быть заодно в любых витках истории — Берлин положил руку на тыльной сторону бледной ладони Регины — Ты — вторая столица, и мы вместе дойдём до нашей цели. Слова, которые она слышала давно, из мутной дымки прошлого они проникли в эту холодную реальность. И от осознания этого Регина только ещё сильнее хотела впиться в это лицо ногтями, расцарапать кожу до крови и вырвать глаза. Чтобы наконец дать Берни почувствовать всю свою боль, заставить его страдать, как Лео, Себастиана, малышку Марику и ранимого Отто, и в особенности Мартина. Её Мартина, которого она точно внесла список вещей, за которые никогда не простит. — Да… конечно. Нашей цели — отстранённо ответила Регина, после чего окончательно отвернулась к окну и больше не произнесла и слова. Всё внутри неё кипело и взрывалось от ярости, словно в огромном гейзере. И сдерживать все эти клубы дыма было на грани возможного, лишь бы только не разрушить весь её покорный образ. Озеро Аттер действительно может стать местом, откуда Вена сможет наконец спокойно управлять всем из-за кулис. ***