Эротичный пион

Ноябрь пролетал, как информация в ушах бедных студентов в период сессии. Прошли две недели до отъезда семейства Ким-Чон-Мин очень быстро, даже чересчур. За это время все уже успели переругаться, помириться и вновь поругаться, решая, кто с кем и как поедет до аэропорта. В итоге решили не трепать друг другу нервы и ехать на одном такси. Сухой закон губительно сказывался на психике альф, у которых уже глаз дергался от запросов беременных омег, вводивших мужчин в дичайший ахинаузер. Вот взять даже события недельной давности, когда дедуле Чимину, чье настроение скачет не хуже российской погоды, в полнолуние понадобился корень Топинамбура из землицы в огороде бабы Дуси для варения зелья против злого языка синьки заморской. Или, например, пару дней назад Джина вновь охватила ностальгия по бурной молодости, но в силу морозов и желания сберечь свое здоровье омеге пришлось отправить на кладбище Намджуна, чтобы тот под покровом темной ноченьки насобирал розовых карамелек и принес их на место захоронения бравого Евглафия, при этом обязательно вместо старых конфеток положив новые — шоколадные — в дань памяти о предках. Что-что, а стабильность даже в такой деревне, как Пчелоебово, все же присутствовала. Главным и единственным ее хранителем являлся Тэхен, статично поедающий изо дня в день пельмени, заботливо слепленные Сокджином под началом Джина Гашиковича. Но, как говорится, пельмени — не кукуруза, а нынешнее время — не Хрущевское, потому и стабильность время от времени трещала по швам и вырабатывалась не в полуфабрикатную кампанию, а в «трезво-гормональную войну». Альфы в этом бою заведомо приняли свое поражение и действовали по тактике «тише водки, ниже стопки», дабы не налететь волей случая на праведный гнев совсем чуть-чуть не уравновешенных омег. За время засухи душевной, в отсутствие эликсира мудрости и успокоения, мужчины семейства Мин-Чон-Ким успели найти дом на два хозяина, стоящий прямо напротив поместья Мин, и узнать, что совсем рядом продают еще два дома. Очень странно, что причиной продажи стали шумные соседи, хотя таких в Пчелоебово отродясь не водилось по скромному мнению деда Юнги. Кстати о нашем великом самце. Мин со скуки и жизни нервозной сошелся характерами с Джином Гашиковичем, гордо прозванным Гашишем. Пес теперь только на это имя откликался, и лишь к омегам нежно-трепетно ластился на ласковое «Джинушка». Терьер как-то с дури поцапался с Апполинарием за даму сердца собачьего, а потом отмечал победу в кустах вишневых, где все ягодки уж три месяца как лежали на земельке хладной и пускали последние соки. Впрочем, отметил Гашиш так, что дедам с болью в сердце и слезами на глазах пришлось отпаивать пахана боржоми и откармливать отборной Армавирской колбасой, не сдавая братана на плаху к ветеринарам для подрубки драгоценных фаберже. Гашикович добра не забывает, а потому теперь верно служит своим спасителям и по одной их просьбе гадит неугодным лицам в тапки да нычки самогона оперативненько перепрятывает — одним словом: не пес, а мечта. Злоумышленники из шайки бывшего главаря анонимных алкоголиков Альберта, пронюхавшие о таком подарке судьбы, как Джин Гашикович, намеревались его в свои лапы оттяпать, да только Чонгук, славный богатырь и молодец, заметил шакалов старых и выгнал их взашей, угрожая огромным разводным ключом, купленным Тэхеном на распродаже по скидке. Лаврами альфу наградил любимый омега, под настилом пелены ночной лаская его губы пылающие. Время, время, время… О как же быстро оно летит на своих крыльях, особенно когда у людей очень много дел. Так и случилось с нашим семейством: до отъезда остались сутки, и вроде бы труселя запакованы, планы составлены, а вагон и тележка нерешенных дел никуда не делись. Дедуля Чимин, радевший за свое любимое дитя — огород, покрывшийся слоем мерзлоты — все никак не мог успокоиться, переживая за туи и можжевельники, честно спизженные с городских клумб у дома Сокджина под покровом ночи. С горем пополам омега согласился на то, чтобы за участком, а по совместительству и за Гашишем присматривал Ферапонт, старый батюшка из церкви, с которым дед Юнги по молодости проектировал храм для деревни, будучи практикантом. Не успев раскидаться с одной проблемой, семейство столкнулось с новой. Намджун, совершенно беспечная и наивная душа, ночью залез в холодильник и достал оттуда жареные пельмени. Без задней мысли схомячив все пельмешки до единой, Ким уже собирался идти спать, но был позорно пойман на месте преступления Тэхеном и вечно волочащимся за своим омегой Чонгуком. Ох, кто бы слышал эти крики межпоколенческого конфликта… Даже Лиса и Хосок, не перестающие мечтать о малыше-крепыше, прибежали из своего дома, запыханные, кое-как прикрытые простынями с розами. Чета Чон сочла переполох в поместье Мин за знак о том, что Тэхен рожает, но, прибыв в готовности принимать роды, супруги увидели лишь Намджуна, что был похож на обкуренного тушканчика под угрозой испепеляющего в прах взгляда сына и весьма увесистого половника в его руке. — Я же просил не трогать мои пельмени! Как ты посмел! Я их специально поставил в холодильник, чтоб настоялись! — холодно шипел омега, крепко сжимая рукоятку поварешки. — ТэТэ, радость моя, я совсем забыл, — нервно хохотнул Намджун, судорожно ища пути отступления. — Ах забыл! Ой! — Тэхен уронил половник на пол и схватился за живот. — Что случилось? Больно? Тебе плохо? Скорую надо? Ты рожаешь? Помогите! — Чонгук взволнованно заметался по кухне. — Иди сюда скорее, — Тэхен схватил альфу за руку и приложил её к своему животу. — Малыш шевелится! — Пинается, — с замиранием сердца прошептал Чонгук, опускаясь перед Тэхеном на колени и прислоняясь щекой к круглому животу. — Ай! — Нет, ну ты совсем дуралей? — хихикнул омега, глядя альфу по волосам. — Строптивый у нас ребёнок будет. — Так, а я не понял, вы чего тут столпились и преспокойненько беседуете? Я вообще-то из своей конуры так поздно выполз, надеясь посмотреть на Пельменное побоище, а тут ни пельменями, ни побоищем и не пахнет! — возмутился дед Юнги, грызя сухарь с изюмом. — Дед, у тебя тут правнук пинается! — радостно оповестил Тэхен. — Вот же ж сиська комариная! А малышарик-то наш — ночной обыватель, получается! — Дайте мне потрогать! — дедуля Чимин пулей вылетел из спальни и, пристроившись около Чонгука, тоже уложил ладонь на живот внука. — Волшебство какое-то! — И мне! — послышалось со всех сторон. — А ну брысь от моего омеги! — Чонгук, насколько это было возможно, сжал Тэхена в объятиях. — Вы мне ребенка распугаете! — Раз уж мы все проснулись, — как бы невзначай начал Тэхен. — Давайте еще что-нибудь пособираем в дорогу, а то мне что-то так скучно спать стало… — Конечно, сыночек, — залебезил Намджун, протягивая руки к Тэхену. — Я с предателями не разговариваю, — хмыкнул Ким и, схватив зеленый тазик с постиранным бельем, который отложили до лучших времен будущего утра, вышел на улицу, чтобы развесить постельное на веревки. — Точно! А фен-то я забыл положить! Дурная башка — дай пирожка, — Джин стукнул себя по лбу и поспешил к своему чемодану. — А можно я досплю? — Чонгук устало зевнул, чуть ли не падая. Радостное событие хоть и взбудоражило его, но чрезмерная активность любимого омеги в последнее время напрочь лишила альфу сна. — Конечно, Чонгук-и, иди досыпай, — дедуля Чимин похлопал парня по плечу. — Лучше надень беруши, а то, чует мой попец, вакханалия на одних только пельменях сегодня не закончится. Омеги и альфы разбрелись по группкам, ожидая, когда же вернется униженный и оскорбленный любимым отцом Тэхен, способностями гневиться награжденный генами дедули Чимина. Намджун нервно кусал ногти, смотря на закрытую дверь и ожидая судного часа. Альфы рядом с ним пригорюнились и стали думы важные думать, как бы внука любимого разжалобить да члена братства альфьего уберечь. Послышался топот. Мужчины, оставшиеся на кухне, подобрались на своих стульях, а Намджун, нервно сглотнув, перекрестился. — Боже, если ты меня сейчас слышишь, сотвори, пожалуйста, чудо! Дверь распахнулась, и в нее вошел Тэхен, от чьего взгляда хотелось зарыться в землю к червям и сидеть там, помалкивая даже под угрозой зловредных кротов. Собравшись с духом, деды заговорили. — Тэхен-и, ну прости ты своего отца-удальца, у него ж мозгов, как у креветки, — дед Юнги демонстративно постучал по лбу Намджуна кулаком. — Я ж говорил, что он недалекий. — Правда, ТэТэ. Намджун в нашем членстве самый затяжной, — дед Хосок утешающе сжал ладонь омеги. — То есть, вы с ним заодно? — Тэхен бросил тазик на пол, чувствуя, как по глазам катятся горячие слезы. — Вот так да? — Тэ, миленький, что же ты такое говоришь? Ну хочешь, мы тебе новые пельмешечки купим? Или сами сделаем? Да хоть завод купим, ты только не плачь, бусинка моя! — дед Юнги растерялся: для него слезы любимых омег, а особенно Тэхена, словно серп по причинным местам, и то не сравнится! — Ну да… Я же теперь старый сын и внук, зачем я нужен? Лучше новое купить, химозой магазинной травить малыша и меня. Разве я сделал что-то плохое? Я ведь пытался для вас лучше всех стать… Вы ведь всегда хотели сына и внука альфу, а тут я вот такой появился… И теперь у вас есть новая возможность, а я уже и не важен совсем, — Тэхен тихо всхлипнул, утирая слезы обиды, а у альф от этой картины невидимые пельмени не то что поперек горла, поперек души встали. — Маленький наш, ну ты чего? Мы ведь любим тебя, — Намджун хотел подойти к Тэхену, но тот извернулся и направился в сторону своей комнаты, поглаживая животик. — Пойдем, котеночек, нам здесь не рады, — омега громко хлопнул дверью, оставив альф наедине с муками совести. Дед Юнги и дед Хосок синхронно дали Намджуну подзатыльники, матеря бедного зятя на чем свет стоит. — Я ведь обещал посмотреть с ним фильм, а так и не посмотрел. А он все равно меня одеялом укрывал и ужином кормил, когда я с кладбища вернулся весь замерзший. Ну почему я такой дурак? Заставил его подумать, что он нелюбимый… Он ведь счастье моей жизни, — Намджун прикрыл лицо руками, пряча редкие слезы. — А меня чаем поил и рулетом кабачковым кормил, когда я с огорода бабы Дуси в три часа ночи приперся. А когда он маленький-то был, я же постоянно его ждал. И как я счастлив сейчас, что он с нами живет, — дед Юнги с болью на сердце вздыхал. — Тэхен-и — свет в окне. — Точно-точно. ТэТэ, как солнышко. Одна улыбка — и день сразу светлее. Помню, он еще маленьким шалупынчиком был, пришел ко мне малину собирать. Матерь Божья, я ж тогда чуть коньки не откинул от милоты, — дед Хосок с улыбкой на губах окунался в прошлое. — Чонгук-и тогда в первый раз поцеловал Тэхенчика в щечку. — Я не понял, этот хрен с самого детства к Тэхену катит?! — Мин возмущенно вскинул бровь и сложил руки на груди. — Да замолкни ты уже, тетеря. У них любовь еще с пеленок, — вошедший в кухню дедуля Чимин взял со стола кружку с чаем и в один присест осушил её. — Такси заказывайте. А то расселись тут, горемычные. Спустя пару часов к поместью Мин подъехал голубой минивэн. Омеги дружной толпучкой, как полагается светским львицам, первыми вошли в карету, держа при себе по маленькой дорожной сумочке. Следом за мини-батальоном подошли и альфы, каждый неся в руках по два огромных баула со всем самым необходимым. — Свет души моей, ты там случайно не дрова березовые везешь для продажи тайцам? — дед Юнги, кряхтя, водрузил сумки в багажник. — Ну вообще-то там все самое-самое нужное! — послышалось из автомобиля. — Нужное оно было бы, если бы там были бутылки настойки Хобыча, — изрек Мин. — Ты что-то сказал, милый? — Чимин высунулся из машины. — Да нет-нет. Мужчины вереницей залезли в заднюю часть такси. В салоне было тепло, играла тихая музыка, а омеги обсуждали экскурсии, на которые хотели бы попасть. — Гони, родимый, — дед Хосок вытянул ноги и расслабленно откинулся на спинку сиденья. Когда машина тронулась, Тэхен внезапно обернулся и, пересчитав альф, закричал, заставив водителя подпрыгнуть на месте и удариться головой о крышу. — Останови машину — я сойду! Любимого Чонгук-и захвачу! — протянул Ким, собираясь на ходу вылезать из минивэна. — Бляха-муха-цокотуха-позолоченное брюхо! Внука-то забыли! — Лиса шлепнула по бедру. — Эдик, останавливай! — Эдик? — Намджун прыснул от смеха. — Ну теперь понятно, почему у него на визитке написано: «Прокатимся с удовольствием!», — хмыкнул дед Хосок. Машина остановилась. Тэхен уже собирался бежать к дому, но внезапно дверь раскрылась, и в нее просунулся Чонгук. — Пардон, я чуть-чуть заснул по пути, — Чон быстро уселся рядом с дедом Юнги, к груди прижимая честно доверенные Тэхеном сумки. — Привет, дорогой, меня Эдуардом зовут, — к Чонгуку повернулся таксист-бета и приветливо помахал рукой. — Будем дружить. — Так, а я не понял, какого лешего тут происходит? — дед Юнги недоуменно нахмурился. — Почему этот Эдик поздоровался только с Чонгуком? — Может быть, потому что он пэдик? — Сокджин смерил таксиста подозрительным взглядом. — Вообще-то это наш хрен татуированный! — Мин уже готов был стоически сражаться за своего наполовину внучатого зятя, но его жестоко остановили. — Угомонись. Эдик не тронет, пока ему зеленый свет не покажут, — слова Лисы успокоили всех, но не Чонгука, внезапно взглянувшего на свою куртку темно-зеленого цвета. Шумно сглотнув, Чонгук вжался в сиденье и попытался слиться с ним. Результата это, конечно же, не принесло; таксист лишь начал подмигивать Чону в зеркале заднего вида. — Знаете, а Чонгуку недавно писал наш бывший одноклассник, хотел на свидание его пригласить, а я чисто случайно сделал ему порчу на «письку-отвалиську», — как бы невзначай произнес Тэхен, не спуская ледяного взгляда с Эдика, что тут же прикусил язык, которым собирался облизнуться, и опустил глаза на дорогу. — Моя школа, — хмыкнул Джин, разглядывая пейзаж за окном и вслушиваясь в тихое звучание «За тебя калым отдам». Через несколько часов таксист высадил семейство с чемоданами у аэропорта и поспешил уехать от греха подальше, даже не смотря в сторону Чонгука, благодарно целующего своего возлюбленного в щеки. Довольные омеги шли впереди, осматриваясь, пока их альфы плелись сзади с возом и поклажей, с завистью смотря на людей, отдыхающих в баре дьюти-фри. Непонятный женский голос скандировал какие-то слова, объявляя посадку, а охранники сновали туда-сюда, выслеживая нарушителей. Пройдя все необходимые процедуры и сдав тонны багажа, за который еще и доплачивать нехило так пришлось, семейство наконец расселось в зале ожидания. Рейс должен быть только через три часа, а потому времени, чтобы обследовать дьюти-фри, было с лихвой. Альфы, долго-верно ходившие около павильончиков со спиртным, решили, что они все же не алкоголики какие-то, а потому дружной вереницей потопали к фуд-корту, прихватив с собой Чонгука. Набрав салатиков, всяких батончиков, соков и куриных ножек в кляре, мужчины понесли это все своим благоверным, скучающе оглядывающим потолок. — О, добытчики вернулись, — хмыкнул Чимин, вытягивая голову и с аппетитом рассматривая еду. — Сейчас мы будем кушать, сейчас нас всех покормят, — протянул Джин, придвигаясь ближе к сиденьям, где расположили пирушку. Трапеза, на удивление, прошла очень спокойно; никто даже не покушался на жизнь, честь и достоинство Намджуна, а тот, в свою очередь да на счастье близких, ничего не сломал. Посчитав сегодняшний день из ряда вон выходящим, Лиса и Хосок решили, что покуролесить им все же не мешало бы, ибо «вылазка без приключений вызывает отвращение». Молодая пара, взяв друг друга под руки, в ускоренном режиме направилась к туалетам, оставляя остальных членов семейства прожигать часы перед перелетом в относительном спокойствии. Дед Юнги, взяв мужа на руки, перенес его поближе к батарее, все-таки не май месяц на улице — того гляди, может и снег нагрянет. Убедившись в том, что ноги, руки и задница Чимина в тепле, Мин прилег и устроил свою голову на коленях любимого, ластясь, словно изголодавшийся по ласке кот. — Любиться будем? — Чимин нежно провел по волосам Юнги пальцами, мягко улыбаясь. — Да, я слишком соскучился, — альфа уткнулся лицом в живот Пака, сжимая в своих руках его прохладную ладонь. — Мы с тобой всю ночь обнимались и фильмы смотрели. Неужели тебе мало? — омега подался вперед и оставил легкий поцелуй на лбу Юнги. — Мини, с тобой мне всегда будет мало, — Мин заглянул в родные глаза, что лучились теплом. — Я ведь люблю тебя. — Уже тридцать три года любишь, — хмыкнул Чимин. — И я тебя столько же. — Нет, не тридцать три, — мотнул головой Юнги. — Я в тебя еще с детского сада влюблен и до самого гроба буду. — Замолчи про гроб и не думай об этом, понял? У нас вечная любовь, она даже смерти неподвластна, — Пак легонько щелкнул возлюбленного по носу. — Если даже меня убьют самым жестоким способом, я все равно воскресну и буду скрашивать твою жизнь своим долбоебизмом, — пообещал Мин и, приняв сидячее положение, примкнул к пухлым губам мужа в трепетном поцелуе. — Вот пусть твой долбоебизм сопровождает меня до конца дней моих, — на мгновение отстранившись, вымолвил омега. Чимин вновь прильнул к альфе, утягивая его в томительно сладостный поцелуй, полный безудержной любви, умиротворенным потоком текущей по венам вместе с кровью. Сердца супругов, скрепленные искренней нежностью, бились в унисон, отдавшись во власть друг друга. Пылкие губы, неторопливые сминания и влюбленные улыбки — все это приятным трепетом отзывалось в груди. — Юнги, — шепнул Чимин, ласково касаясь кончиками пальцев слегка колючей щеки мужа. — Да, жизнь моя? — альфа млел в мягких руках любимого омеги и ластился-ластился-ластился. — Я хочу, чтобы ты сыграл для меня, — Пак указал рукой на неподалеку стоящий рояль. — Все, что пожелаешь, Мини, — взяв Чимина за руку, Юнги повел его к музыкальному инструменту. Усадив мужа на сиденье и сев рядом с ним, Мин спросил. — Что тебе сыграть? — Валерочку Меладзе, — с видом самого величайшего ценителя музыки выдал Пак, прокашливаясь. — Ты там сильно-то не уменьшительно-ласкай, — сощурился Юнги и заскользил пальцами по клавишам, наигрывая знакомую мелодию. — В первый день весны! На краешке земли! Нечаянно мы встретились с тобой! — нежно запел Чимин, чей тембр так прекрасно сливался с музыкой рояля. — Падал белый снег и розы не цвели! Но к нам пришла весенняя любовь! — Юнги подхватил слова мужа и продолжил песню, будто бы мурча ее. Негромкие голоса во вмиг затихшем зале сплетались между собой невидимыми красными нитями и создавали гармоничный дуэт. Звучные слова окунали в прошлое, когда Юнги в первый день морозного марта караулил Чимина у ворот его дома с коробкой шоколадных конфет, заботливо врученной мамой со словами: «Без этого омеги вход в дом воспрещен». Чимин из окна своей комнаты видел, как альфа не решался постучать и все ходил кругами около забора, разговаривая с самим собой. Пак тогда вдоволь наумилялся, а после открыл окно и окликнул парня, что уже порядком замерз, судя по раскрасневшимся щекам и носу. Мин на мгновение растерялся, увидев такого теплого и домашнего Чимина, но в следующий момент бросил в омегу коробку с конфетами, что прилетела ему прямо в лицо, и убежал, даже не обернувшись. — Она была отчаянно красива! — какой-то мужчина поднялся со своего места и заголосил на весь зал. По помещению разнесся смех. Дед Юнги продолжил игру, чувствуя, как Чимин головой прижался к его плечу. Нежная улыбка касалась губ альфы, а в душе было так тепло, что даже захотелось спать. Внезапно в зале появилась статная женщина лет семидесяти, внешним видом своим напоминавшая старуху Шапокляк: такая же шляпка-тарелка и крыса в руках. И никто бы даже внимания не обратил на эту среднестатистическую бабульку, если бы она внезапно не изъявила желание поговорить на темы исторические. Дед Юнги прекратил играть, когда раздалось громогласное заявление женщины: — А вы знаете, что у Брежнева была своя Галя, которую он не любил, но ебал. Вот понимаете, даже у Гали был тот, кто ее ебал! Да и вообще, кого из нас система Брежнева не наебала? Ведь взасос-то любил он мужиков! Вот оно влияние голубой дивизии! Правда, Зелечка? — бабуля погладила крысу по голове и присела на сиденье прямо рядом с лагерем семейства Ким-Чон-Мин. Жителей России мало чем можно удивить, поэтому старушка не произвела сильного ажиотажа, лишь несколько шепотков пробежались по ожидающей рейс толпе. — Слушай, Юнги, а это не может быть твоя внебрачная сестра? Изречения точь-в-точь как у тебя, — хмыкнул дедуля Чимин. — А хрен ее знает, мать-то у меня по молодости роковая женщина была, — хохотнул Мин, ведя омегу под ручку. Через несколько минут к месту обитания нашей дражайшей династии вернулась чета Чон. — Ой-ой, а довольные-то, как Юнги, нашедший самогонку, — рассмеялся Чимин, оглядывая Лису и Хосока, что прямо-таки светились счастьем. Сладкая парочка не успела ничего ответить, так как заметила больно знакомую старушенцию с живностью, что им покоя до недавнего времени не давала. Переглянувшись с мужем, Лиса полезла в свою сумочку и вытащила оттуда бутылек слабительного под недоуменные взгляды родственников. — Тэхен-и, заговори-ка этой достопочтенной даме зубы, чтоб она не обращала внимания на свой дневной кофе, — омега кивнула на бумажный стаканчик, стоящий прямо на краю сиденья. — Без проблем, — Ким пересел поближе к старушке и начал ей рассказывать о том, что вычитал на одном сайте, мол в Спарте юноши для укрепления боевого духа друг с другом практиковали ролевые игры, а та и уши развесила, внимая каждому слову такого, как она выразилась, обаятельного юноши. Лиса, не теряя ни секунды, вынула колпачок из бутылька и вылила в кофе добрую половину слабительного, тут же отбегая на безопасное расстояние и кивая Тэхену о завершении миссии. Сославшись на чрезмерную сонливость и токсикоз, Ким, придерживая животик, вернулся к своему альфе, устало вдыхая любимый аромат. Бабулька умилительно взглянула на парочку и, чтобы не смущать парней, отвернулась, допивая свой кофе. Семейство ждало объяснений от Хосока и Лисы, выжидающе смотрящих на женщину. Спустя двадцать минут напряженного молчания, когда старушка пулей полетела в сторону туалетов, крепко держа в руках крысу, Хосок наконец выдохнул и заговорил. — Эта Шапокляк полчаса в нашу кабинку долбилась и орала, что, если у нас недержание, надо в памперсах ходить. Ей-Богу, потрахаться нормально не дала! Еще и крысу свою запустила под кабинку. Так та увидела нас во всей красе и от жизни прилично так обалдела. Я думал, она в обморок упадет, и эта старуха Изергиль вообще туалет разнесет на две части, — хохотнул Чон. — Ага, долбилась-долбилась, да так и не выдолбилась, ушла. Ну мы подумали, что еще вернется; спиздили у технички табличку «Санитарная зона» и повесили на дверь. Короче, бабулькинс-обосрулькинс получится, — Лиса победно вздернула подбородок. — Бонни и Клайд на минималках, — хмыкнул дед Юнги. — Моя школа. — Ой, молчал бы, Дон Корлеоне Пчелоебовский, — дедуля Чимин повернулся к Тэхену. — Тэ, тебе плохо? Ты бледный весь. — Тошнит что-то, — Ким поморщился, и сильнее прижался к груди Чонгука, ласково поглаживающего своего омегу по голове. — Пойдем, прогуляемся немного, — Чонгук помог Тэхену подняться и повел его к большому окну. — Бедная моя ягодка, — Юнги потер грудь в области сердца и внезапно подскочил на месте. — А где Джин-и и муж его верный? Только сказал, и тут, как по заказу, появились яркие представители Пчелоебовских субкультур. Джин преспокойненько шел впереди и с великим удовольствием на лице ел лимон, пока за ним волочился Намджун, держа в руках огромную кастрюлю. — Представляете, мы встретили Джамшута! Он нам по старой дружбе подарил пельмени от его мамы! — Намджун радостно потряс кастрюлей в руках. — Надеюсь, Тэхен-и простит меня… — Надо куда-то спрятать, — сказал Джин, вытирая капли лимонного сока с губ. — Так, у меня там в сумке свободное место есть. Я сейчас вытащу подушку, и пельмешки поместятся. — Мне очень интересно, где вы этого Джамшута встретили, — дед Юнги скептически оглядел зятя. — Ну мы вышли на улицу, чтоб свежим воздухом подышать, а тут бац, и Джамшут идет. Он нас увидел и так обрадовался; сказал, что таких работников, как мы, очень не хватает. А потом притащил вот это и пожелал благополучия и мира нашей семье, пообещал приехать на рождение карапуза, — на одном дыхании рассказал Джун. — А пельмени как пронесли через таможню? — дедуля Чимин удивленно вскинул бровь. — Намджун снял кофту и обернул ею кастрюлю, а я запихал ее себе под толстовку и получилось так, будто бы я беременный. Эта хуйня металлопроверяющая, конечно, пищала, но я сказал, что сегодня перед полетом выпил слишком много витаминов с повышенным содержанием железа. Таможенник с трудом, но все же пропустил, видимо испугался убийственного взгляда моего муженька, — поведал Сокджин, вороша вещи в ручной клади. — На твоего муженька посмотришь — не только взгляда испугаешься, — хохотнул дед Юнги. — Но за находчивость можно поставить плюсик.

***

Тэхен и Чонгук медленно шли к выходу на посадку. Альфа крепко держал Кима за талию и руку, прижимая к себе. Тэхен действительно выглядел неважно: побледневшая кожа, пересохшие губы и выражение усталости на лице омеги вызывали беспокойство. Чонгук каждые две минуты спрашивал о самочувствии возлюбленного, готовясь, в случае чего, кричать о помощи. — Тэ, может быть, присядем? — Нет-нет, все хорошо, просто это токсикоз дурацкий, — Тэхен поморщился и остановился. — Обними меня, пожалуйста. — Иди ко мне, — Чонгук обвил талию омеги руками и, насколько позволяло их положение, прильнул к любимому, согревая в своих объятиях. — Я боюсь, что во время полета тебе станет хуже. — Не переживай, ладно? Ты рядом со мной, а значит, все хорошо, — Ким улыбнулся и, привстав на носочки, оставил короткий поцелуй на губах альфы. — Всё пройдет, когда я пойму, чего требует наш ребенок. Чонгук опустился перед парнем на корточки и уложил ладони на его живот. — Малыш, перестань мучать папу, — Чонгук на мгновение приподнял край чужого свитера, обнажая смуглую кожу и касаясь ее губами. — Так он тебя и послушал, — Тэхен хихикнул и повел носом в воздухе. — Гуки, я хочу понюхать того омегу, — Ким кивнул в сторону стоящей неподалеку пары. — Пойдем спросим у него, можно ли это сделать, — Чон встал на ноги и, взяв любимого за руку, направился в сторону двух обнимающихся парней. — Здравствуйте, меня зовут Чон Чонгук, а это мой омега Ким Тэхен. У нас к вам очень деликатная просьба. — Добрый день, я Хван Хенджин, — представился альфа. — А я Хван Феликс, очень приятно, — второй парень приветливо улыбнулся и задержал взгляд на Тэхене. — У вас тоже будет малышарик? Какой срок? — Шесть месяцев, — поделился Ким, опуская взгляд на чужой животик. — А у Вас? — Тоже шесть, — Феликс удивленно взглянул в глаза Тэхена. — Так что у вас за просьба? — Вы, наверное, как никто, можете понять нас, и… — начал Чонгук. — Я хочу понюхать твой аромат, — без лишних прелюдий выдал Тэхен, обращаясь к Феликсу. Этот омега сразу показался таким солнечным и теплым, что Киму захотелось с ним подружиться. — Можно, пожалуйста? — У меня тоже это в голове было! От тебя так веет чем-то вкусненьким! Можно я тоже тебя обнюхаю? — глаза Феликса буквально засияли. — Еще спрашиваешь! — Тэхен чуть ли не запрыгал от радости. — Давай, ты первый. Феликс уткнулся носом в ароматную жилку на шее Тэхена и вдохнул кисло-сладкий запах черной смородины, перемешанный с шашлыком и зеленым салатом. От такого легкого летнего сочетания во рту скопилась слюна, а желудок призывно заурчал. — Хенджин, я хочу мясо в смородиновом джеме, обернутое пекинской капустой, — прошептал Феликс, отстраняясь от Тэхена и расстегивая ворот на своей кофте, чтобы Ким тут же прислонился к шее омеги. — Как думаешь, в аэропорту есть? — альфа обратился к Чонгуку, что удивленно наблюдал за вмиг спевшимися парнями. — На фудкорте что-то было, — кивнул Чон. — А мне бы виноградика, — пробормотал Тэхен, которому, судя по всему, стало лучше. — Идите-идите, мы вас тут подождем, — отмахнулся Феликс, обнимая Кима, словно закадычного друга. Порядком прифигевшие альфы поспешили удалиться, но не успели пройти и пяти метров, как диспетчер объявил посадку на их рейс. С вселенским разочарованием в мире, омеги, не желая отпускать друг друга, попрощались, напоследок обменявшись номерами. Когда Чонгук и Тэхен вернулись, семейство было уже в полной готовности лететь на крыльях ветра. Нетерпеливые и явно что-то задумавшие старшие вели себя максимально неестественно, особенно Намджун, который увидел сына и с такой силой сдавил в руке журнал деда Юнги, что бумага неприятно затрещала, сминаясь. — Не, ну ты вообще уже опух, зятек! Я эти кроссворды берег целый месяц специально для поездки! — он выхватил помятую книжечку из рук мужчины и принялся долбить ею по голове многострадального Намджуна. — Да хватит его пиздить! У него ж скоро все мозги десантируются к свиньям сахалинским! — дедуля Чимин выхватил журнал и спрятал его в своей сумке. — Пиздуйте на посадку! Спереди пусть Тэхен с Чонгуком идут, а сзади я. Остальным не доверяю. — Как это ты мне не доверяешь? — возмутился Мин, вперив руки в бока. — Айщ, какой же ты несносный! Если ты пойдешь впереди, то заведешь нас на территорию Ватикана в лучшем случае, а если оставить тебя сзади, ты найдешь себе собутыльника и укатишь с ним в Молдавию! Не возникай уже, а то сейчас опоздаем! — Чимин шлепнул мужа по заднице, заставляя встать в шеренгу. — Это я-то несносный? Вот так ты со мной? — Да ёбен-бобен! — Пак резко притянул альфу к себе и впился в его губы настойчивым поцелуем, тут же отстраняясь. — Мин Юнги, руки в ноги и вперед! — Понял-принял, — дед Юнги икнул и шустренько потопал следом за остальными. Внезапно процессия семейства Мин-Чон-Ким встала на месте. Намджун, шарящий по своим карманам, ошарашенно оглядывал родственников. — Я паспорт потерял… — Дуебень, он у тебя в руках! — дед Юнги закатил глаза и пошел дальше, покрутив у виска пальцем. — А ой, — Джун наконец заметил документы с билетами и на радостях побежал к выходу. — Вот всем же давным-давно известно, что Намджуну нельзя доверять что-то ценнее поварежки, но нет, мы постоянно наступаем на одни и те же грабли, — ворчал Мин. — Да закройся ты уже! — Чимин схватил мужа за руку и повел к двери, где уже столпился народ.

***

Наконец устроившись в самолете, выслушав все инструктажи и пару раз переругавшись с назойливой бабкой, пытавшейся усадить Тэхена рядом с собой для продолжения беседы, семейство смогло вздохнуть с облегчением. Самолет уже набрал высоту, и теперь по классике полетов требовалось поспать. Тэхен, мирно сидевший в компании омег увлеченно разглядывал небесные пейзажи за окном, медленно, но верно погружаясь в сонную истому. Внезапно произошла внутрисемейная пересадка, и рядом с Тэхеном уселись Намджун, Юнги и Хосок. — Тэхен-и, давай поговорим? — попросил Намджун, протягивая сыну кастрюлю с пельменями. — Вы что, думаете, меня можно подкупить? — сощурился Ким. — Можно. Говорите. — Сынок, ты — тот человек, который заставляет меня улыбаться даже в самые тяжелые времена. Ты очень быстро вырос, стал похожим на своего прекрасного папу. Такой же безумно красивый, умный и боевой. И вот теперь, совсем скоро ты подаришь нам маленькую копию себя. Это такое счастье! Но, пожалуйста, не думай, что я перестану от этого тебя меньше любить. Для меня ты навсегда останешься моим маленьким крохотуликом. Прости меня, Тэ, дурака такого. Я совсем не подумал, когда съел твои пельмени, и из-за этого пострадали дедушки, — Намджун мягко улыбнулся сыну и прижал его руку к своей щеке. — ТэТэ, я тебе безумно благодарен, — дед Хосок заглянул в глаза Тэхена. — Ты Чонгука счастливым делаешь каждый день; он рядом с тобой так повзрослел, что я и не успел этого заметить. Я всей душой тебя люблю, ты такой же мой внук, как и он, — Хосок кивнул в сторону Чона, что сидел спереди. — Я просто твой поклонник, особенно по части устранения Мандрагоры Владивосточной, — Чон протянул руки для объятий, и Тэхен с охотой на них ответил, сказав, что тоже безумно любит Хосока. — Пап, я тебя уже давно простил. И вы меня тоже простите за мои закидоны, просто я частенько не могу их контролировать, а потом жалею, — вздохнул Тэхен, обнимая Намджуна. — Я вас всех очень люблю. Дед Юнги кашлянул и поменялся местами с зятем, придвигаясь ближе к Тэхену. — Когда я узнал, что Мини забеременел твоим папой, я был безумно счастлив, просто до невозможности, потому что очень любил его и продолжаю это делать по сей день. Когда твой папа рассказал мне, что скоро на свет появится одна маленькая лялька, и протянул снимок УЗИ с маленькой горошинкой, который до сих пор хранится в ящике моего стола, я захотел прихлопнуть твоего отца кувалдой, потому что он хотел забрать у меня любимого сына, но потом я понял, что безмерно счастлив. И в день, когда тебя, такого крохотного малютку, забирали из роддома, я плакал, потому что еще до момента твоего рождения любил тебя, — голос Юнги дрогнул. — Моя ягодка, когда ты сообщил всем, что вы с Чонгуком ждете ребенка, я хотел убить этих троих, — Мин кивнул на Намджуна, Чонгука и Хосока, — потому что у меня хотели отобрать тебя и увести во взрослую жизнь, а я даже не заметил, как ты вырос на глазах. Эти годы, полные счастья, пролетели очень быстро, и я так не хотел тебя отпускать… Даже сейчас я не хочу, чтобы ты вырастал, но понимаю, что с моей стороны это очень эгоистично. Тэхен-и, я тебя очень люблю. И уже никогда не смогу полюбить кого-то с такой же силой, — по щеке мужчины покатилась слеза, и Тэхен притянул его к себе, обнимая. — Деда, смотри, — Тэхен взял ладонь Мина и уложил на свой животик. — Толкается, — Юнги улыбнулся, почувствовав рукой слабенький пинок. — Ну точно футболистом будет! — Я тебя тоже очень люблю, как никого другого. Пожалуйста, не забывай об этом. На глазах всех членов семьи уже давно блестели слезы. Момент примирения наконец настал, и теперь никакого напряжения не чувствовалось. Уже через двадцать минут Тэхен с омегами за обе щеки уминали пельмени, наслаждаясь вкусом, пока Намджун, Юнги и Хосок с Чонгуком давали храпака на весь самолет напару с какими-то альфами из другого конца салона. Недовольные пассажиры, чей сон тревожили назойливые звуки, возмущались, а нашим все было ни по чем, их даже бронетранспортером нельзя было разбудить. Время шло, все постепенно свыклись и стали воспринимать храп, как неотъемлемую часть полета. И только-только установилось спокойствие, как Шапокляк внезапно на весь самолет начала запевать «Владимирский централ». Пассажиры знатно напугались, услышав этот голос, похожий на скрип заржавевших протезов, и поняли, что как-то даже соскучились по храпу, который пропал с приходом «молодого дарования».