на краеугольном сколе жизни

Ложь, ложь, пустые обещания на завтрак, щепотка лести и поклонения в обед, на ужин облегченный вариант из пустых обещаний и заверений, а на следующий день процедуру можно повторить. Юнги — давно не любитель подлавливать людей на таком, сталкерить, чтобы узнать, предали ли его снова или разыгравшаяся паранойя, которая все равно в будущем станет правдой. Юнги — давно не любитель, и все равно разрушенные воздушные замки сами его находят. Обещания встретиться, обещания написать, обещания сделать, сплошные обещания, от которых уже даже тошнить нечем. Сальная наивность: «а давай в выходные…», где Юнги поначалу таращился в потолок, ожидая хоть какого-то знака, а затем — виной тому последний из разов, когда он верил, — издевательски улыбался не скрываясь. И тратил выходные на то же самое, только уже без глупой надежды. Ему совестно перед Намджуном — после перелома тот с ним живет не просто так, чисто для того, чтобы аренда дешевле была. Намджун хорошо разбирается в вере. И понимает, когда верить стоит, а когда — плохая затея. Юнги — плохая. Юнги об этом знает. В последний — самый последний, не оставляющий живого места — раз он доверился Чимину, бывшему парню, было это года три назад (и да, Юнги делает вид, что плохо помнит точную дату), когда подсел на иглу «а давай навсегда». Чимин — мечтатель. Им с Чимином не по пути. Ни теперь, ни тогда — уж точно. У мечтателей нет ничего под ногами, только крылья за спиной. Юнги крылья отрастить не смог, хотя пытался. А почву из-под себя выбить дал. И теперь держится за километр от представителей этой расы весь перевыпотрошенный и перешитый. В каком-то смысле он расист, да. Поэтому когда он видит Тэхена, ошивающегося рядом с их домом, то салютует со смешанными мыслями из «это не мое дело», «да поебать», «спросить у Чонгука, знает ли он о приезде парня?» и топит педаль в последнее до того, как его начнут атаковать расспросами, где его сосед. Зачем? Наверное, чтобы убедиться в том, что паранойя его никогда не подводила. «Не знал», — не подвела. — Чонгука не видел? — попала в цель еще раз. «А встретиться хочешь?» «Не лучшая идея». — Да мамка я ему, что ли, — от собственных слов почти смешно. — Есть дела? Не хочешь выпить? Юнги больше не нужны обещания. Юнги больше не слушает паранойю в отношении себя. Они со старой его версией разные: один не шел на контакт, потому что аккуратно относился к личным границам и не хотел навязываться или как-то напоминать о себе, чтобы не надоедать, теперь же — потому что нахуй не надо. Захотел — позвал. Только стоило ли это преображение нескольких лет ежедневных мучений?