на краеугольном сколе жизни

Юнги с кислой рожей стоит в холле больницы, ожидая выписавшегося соседа по квартире: Намджун почти слезно умолял его забрать, потому как сам не может. И когда тот успел так привязаться к парню? Аж ключи от чонгуковой машины дал, какого-то хрена лежавшие у него. Естественно, Чонгук о приезде личного водителя знал, иначе бы не выискивал того своими глазами-блюдцами в толпе, как только спустился с бумажками и вещами вниз. Что победит: нежелание или нетерпеливость? Юнги та-а-ак хорошо пригрелся в кресле — вставать не будет, гори все синим пламенем. С другой стороны, он до ужаса ненавидит ждать. Победила ничья, потому что Чонгук подошел раньше, чем Юнги что-либо предпринял. Бледный и сбросивший на больничном пайке столько, что стало заметно по лицу и корпусу. А может это потому что ссутулился, как будто его хребет в рогалик закрутить пробовали. — Неожиданно. Думал, что будет Намджуни-хен. Юнги корчит брезгливое лицо еще сильнее и нехотя поднимается с нагретого места. «Намджуни-хен» решает не комментировать. — За руль сажусь я, — ровно припечатывает Мин. Жухлые листья, увиваясь друг за другом в порыве ветра, закручиваются у их ног, как только они высовывают нос на улицу. Солнце. Юнги поднимает лицо к небу. — Не разобьемся? Умирать страшно, — со смешком интересуется Чонгук, случайно шаркая в момент, когда Мин оборачивается, скептически оглядывая Чона с ног до головы. — Иронично, что это говоришь мне ты, — хмыкает, затягиваясь недавно вынутой сигаретой: способ не ляпнуть лишнего. Ирония то ли в способе вождения, то ли в страхе смерти. Юнги же предпочитает «все включено». Чонгук невесело улыбается. Другого выражения лица Юнги и не ждал. — Препаратов не назначали? — внезапно появляется настроение строить из себя курицу-наседку. Чонгук зарывается рукой в волосы на затылке, неловко посмеиваясь. — Хватит с меня препаратов, пока что. Уголок губ Юнги дергается: это было слишком остроумно для тупицы, но он никогда этого не скажет. Он заваливается на водительское, высовывая руку с сигаретой в открытое окно и стряхивая. — Весь салон мне испортил. — Уж извини, — с ехидцей, — не специально. Сожалел ли Чонгук о прокуренном салоне действительно или цеплялся мыслями за мелочи? Всю дорогу они перебрасываются какой-то пустяковой чушью и ближе к дому замолкают. — Можно задать вопрос? — Не уверен, что готов ответить на любой, — неловкая улыбка пробегает по губам с, ого, родинкой прямо по середине под нижней. Момент, когда мотор глохнет, всегда похож на резкую пропажу слуха. Когда вакуум наваливается на сознание несколько мгновений, а после ты начинаешь различать звон ключей, дыхание, механизм открытия двери, скрип кожи на сидениях. — Можно я спрошу, а ты решишь, отвечать или нет? В поле зрения падает рука, ковыряющая ткань на коленях. Юнги раздражает это мельтешение, но он воздерживается от телесного контакта, где он бы остановил это движение своей. — Наверное. — Странно, что спрашиваю не с наездом, — кривая ухмылка обрисовывает пару слов и исчезает. Юнги старается смотреть на соседа не слишком навязчиво, — но почему ты к нам-то заявился в квартиру и не остался у себя? Чонгук застывает, так и не отжав кнопку для снятия ремня безопасности. Поджимает губы, усмехаясь и отворачиваясь к окну. — Знаю, что лучше бы остался. — Чонгук, — строго говорит Мин, сжимая руки на руле, — не страдай хуйней, я серьезно спрашиваю. — Я всю жизнь страдаю хуйней, — кривая улыбка-кочевница теперь красуется на губах Чонгука. Весело-сокрушенно: — Наверное поэтому у меня нихуя не получается. Юнги раздражается еще сильнее и позволяет себе схватить соседа за плечи (аккуратно). Хотя тот все равно испуганно дергается. Юнги смотрит на него с каменным лицом, не моргая почти. Голова Чонгука заваливается набок — прямого контакта он избегал явно. Он вдыхает и выдыхает несколько раз, порываясь сказать. Юнги все смотрит и пытается понять, насколько он его понимает, насколько он может предугадать, в каком направлении развиваются его мысли каждый день. Насколько состояния похожи и насколько он весь из себя опытный, охуенный и проницательный. — Мне стало страшно, — давится охрипшим от волнения голосом Чон. Юнги не говорит: «Ха! Я так и знал», потому что ему кажется, что Чонгуку меньше всего хочется слышать неуместный триумф и «а вот у меня, а вот я». Череда потерь сделала Юнги слегка социопатичным, но не конченным долбоебом. — Это хорошо, что тебе страшно. Чонгук возвращает несчастные глаза в зрительный контакт, который никак не мог установиться до сих пор. — Что, блять, хорошего? — Пока ты чего-то боишься, ты жив. Чонгук неверяще улыбается — улыбка на улыбке, Юнги ненавидит это проявление защитной реакции. — Расчехляйся и пойдем торт жрать, а то Намджун вместе с ним засохнут от горя, что я тебя проебал где-то по дороге и не довез в обещанные полчаса.