на краеугольном сколе жизни

— Че не ешь? — с набитым ртом интересуется Юнги у валяющегося на полу Чонгука. — Сейчас дырку прожжешь в потолке. Чонгук вяло реагирует на его слова, не двигается почти даже. — Я уже ел. Юнги, мучаясь от похмелья, скептически прищуривается и прикидывается дебилом: Чонгук весь день торчал то в огороде, то так где-то, пока Юнги ныл, как-ему-плохо-ща-заблюю-скатерть-чонгуковой-бабки, на ухо Тэхену, с которым успел за неделю с момента открытия пиявок напиться в сопли раз семь: понедельник–вторник-среда–четверг-пятница–суббота-воскресенье, семь блядских дней в неделю. Отпуск будет подходить к своему логическому завершению еще через недельку. Он чавкает показательно громко, присербывая еще и кофе сверху. С грохотом ставит посуду в раковину с надеждой, что помоет кто-то другой. Это не его дело, что там произошло у Чонгука. Хочет морить себя голодом и истощить работой — пожалуйста. — Помойся, хотя бы. Воняешь пиздец, — недовольно бубнит Юнги, останавливаясь на выходе из комнаты. Спиной: отчего-то за чужим… горем?.. наблюдать некомфортно. Да и не воняет от Чонгука, стал бы еще Юнги его нюхать. Он идиот, по-вашему? — Я комаров так отгоняю, — с натянутым смешком пытается пошутить Чон. Лицо Юнги остается все таким же бесстрастным. Он стоит в проходе как вкопанный. — Для чего я здесь, Чонгук? — тихо и твердо уточняет он. Тот молчит. Юнги заглядывает боковым зрением за плечо: даже он, почему-то чувствует утроенное давление гравитации на чужое тело. Выдыхает. Молча выходит из комнаты, собираясь шататься не пойми где, чтобы не попасться Тэхену в алкогольные лапы и не душиться знакомым состоянием, в котором находится Чонгук.