Старая Обломовка

С самого детства учат о том, что с пустыми руками в гости не ходят. Фёдор давно уж планировал как–либо порадовать своего друга, но, так как в семье есть проблемы с финансами, приобрести подарок было не на что. Однако ответственность опекунов, не ответственность самого Фёдора. За три недели до отъезда, парень стал подыскивать работу. Как благодать, посланная самим Богом, явилась приятельница матери.  Конечно, не всё так славно. Сама собой работа не явилась бы. Сперва, Достоевский, припоминая о том, что есть у матери давняя знакомая с, внушающих размеров, домом, начал было узнавать контакты. Отыскать нужную комбинацию цифр среди записной книжки матери было не так уж трудно. Любовь Николаевна долго отнекивалась от предложения подростка, взять его в помощники по быту, мол ”не желаю брать ответственность за несовершеннолетнего, это эксплуатация детского труда”, но, путём долгой мольбы, хоть и нехотя, назначила парню объём работы, дни, по которым ему нужно приходить и сумму оплаты, что составляла 450 рублей в неделю за три рабочих дня. Весьма неплохо, на подарок точно хватит. Николай — личность эксцентричная, его предпочтения такие же выразительные как и он сам. Зная это, Фёдор решил подарить свитер. Представьте себе зелёный шерстяной свитер, где один рукав жёлтый, другой — красный, а передняя часть украшена белыми миловидными уточками. Вещь Фёдор заприметил, скитаясь однажды по центральной улице заснеженного Санкт–Петербурга на одной из витрин не самого приметного, на первый взгляд, магазина. Проникнув в помещение, темноволосого поприветствовала милая, молодых летов, девушка. Как оказалось, именно такая вещь осталась одна, но в самый раз по размеру Николаю! Хоть бесформенная одежда и славится своей универсальностью, но, не хотелось бы, чтобы с фарфоровых плечиков Никóли, усыпанных маленькими родниками, слетала столь прекрасная вещица. В прочем, говоря о подарках в совокупности, конечно можно было подарить дорогому другу только деньги, однако, во-первых Фёдор считал это достаточно заурядным презентом, что же до второго… Говоря о деньгах, как о подарке, сложилось впечатление, словно, предоставляя финансы, в качестве подарка, человек будто покупает или, иначе сказать, подкупает другого. Конечно, это вовсе не так, но ведь вдуматься только, деньги дарятся вследствие общения, а выходит, люди будто платят друг другу за общение…конечно, это только сугубо мысль моя, но, как же это занимательно выходит, не правда ли? А впрочем..к чему же эти мысли, отпустим их. Через год Достоевский младший покинет родительский дом, безбожно мучают мысли о своём маленьком счастье, если Фёдор покинет дом это означало одно — его пушистая радость останется с людьми, подобно безответственным детям. Минимум, что может из этого выйти — голодовки, как максимум: побои и ни единого шанса на защиту. Всё это пронизывало мозг и продавливало камнем душу. ”Нельзя оставлять её вне безопасности” — всё, что крутилось в голове, слетая неразборчивым шёпотом с губ, словно безумец пытался что-то вымолвить. Даже если представить, что отец покидает дом, Достоевскому было сложно представить мать не упивающуюся своим горем, с абсолютным осознанием собственных действий. Казалось бы, ответ на ладони, на кой себя так мучить пакостными мыслями? Увы, есть обратная сторона. Ежели мать останется совсем одна, будет худо. От абсолютного одиночества Мария Фёдоровна осунется, а то, глядишь и с ума…Господи. Эту мысль Федору осознавать и пропускать через себя всего тяжелее. Можно представить расклад, при котором та взяла бы себе другого шерстяного, но как же так можно, женщине дорога её милая Лидия — так назвали кошку. Девять тридцать утра, шум убывающих поездов. Фёдор нёс свой чемодан ”Маляр” и внутренне радовался, что сможет отдохнуть от всего ужаса вопиющего, что происходит в месте, которое по каким-то причинам принято называть домом. Мария Фёдоровна провожала сына и с неким сожалением смотрела на его отъезд, впрочем, уезжает темноволосый всего только на неделю. — Феденька, прошу, пиши мне, как связь будет. Доедешь — сразу сообщи! — Мам, я помню. Конечно я позвоню, старайся сильно не переживать. — От женщины лишь последовал тяжёлый вздох. Фёдор прекрасно знал, его мать — тот ещё параноик в вопросах “идеальной" матери. Поезд отправился. Первый час черновласый провёл в объятиях книги Камю и кружек чёрного чая, сменяющие друг друга каждые пол часа, когда напиток уже остывал от усердного увлечения чтивом. В конечном итоге читать стало невыносимо, текст мешался, от бесконечного чая стало несколько тошно. Клонило в сон, так что парень не стал себя дальше мучить и, глядя на мелькающие за окном виды, ушёл в сон. Пять часов пути прошли бесследно, что, конечно, изначально представлялось совсем иначе.  Когда Фёдор проснулся, в то же время как раз озвучили станцию, с которой ему вот-вот предстояло сойти с поезда в Зеленограде, где его уже наверняка поджидал его дорогой друг. Плацкарт — дело такое, если ты купил место далеко от входа, можешь совершенно не спешить, когда люди, словно роем муравьёв, двигались на пути ко входу, толкая друг друга сумками то в ногу, то в голову, так что Достоевский пока что спокойно наслаждался видами за окном. Белая нега сплошь накрыла здание вокзала, снег застилал весь перрон, где уже человеческие следы дополняли вид. Людей в вагоне всё меньше, пора двигаться на выход. Поблагодарив проводника поезда и распрощавшись, нога сошла с поезда, за нею вторая, оставляя следы на заснеженном покрывале, оставалось найти Николая.  Отыскав в кармане телефон, парень сразу проверил наличие сотовой связи, хоть в этом и не было особого смысла, всё же, не в другую страну выезжал, но, как на зло и с великим удивлением Фёдор не обнаружил связь.  — Зараза..— не велика проблема, Коля точно должен быть где-то здесь, он знал точное время, к которому пребывает его товарищ, знал и номер поезда, не должно составить труда найти друг друга. Во всяком случае, они договорились встретиться у главного входа вокзала подле ларька с едой и газетами. Оставалось пройти контроль и переправиться на другую часть вокзала, это заняло всего несколько минут, сложностей не возникло. После контроля вещей парня встречала старая дверь, было понятно, вокзал не ремонтировался вот уже как лет тридцать. Поди, с момента открытия. Достоевский оказался на улице, вот и ларек, правда, сейчас он не работает, но где же Николай. Прошло три минуты, а Фёдор всё стоит..Один. Стало невыносимо холодно, когда Фёдор проследовал обратно в залу вокзала.  ”Не мог ведь он забыть, мы с ним утром разговаривали, так трепетно просил оповестить его, когда я приеду..не понимаю.” — разум сплошь атаковали неприятные мысли, которые то и дело, что тщетно хотелось отгонять от себя, кажется, прошло уже с пол часа, Достоевский сидел, уткнувшись лицом в пол, не замечая что-либо, происходящее вокруг него.  — Хэй! Хэй! — ”меня кто-то зовёт? охранник?” — Феденька! — Фёдор сидел, как в исступлении, ничего не понимая, стоило чего-нибудь поесть. — Федя, ты в норме? Что случилось? — А?.. Ох, Николай, прости, что-то я забылся в своих мыслях, тебя не было пол часа.. — Пол часа? О чём ты, Федь, с твоего приезда прошло всего десять минут. Ты меня прости, по пути случилась ужасная авария, другого пути не было, пришлось ехать по объездной. Выглядишь неважно, ты давно ел? Идём, брось чемодан! Я помогу. Достоевский еле понимал изречения друга, пропуская мимо суть их и без всякого сопротивления отдал чемодан, что для него было несвойственно. Менее, чем через десять минут, товарищи добрели до уютной пекарни, где, по словам Николая делают ”невероятный чай, хоть тот и очень прост в исполнении!”, так оно и оказалось. Мальчики заказали каждый по вкусности с заварным кремом и чёрный чай, принесённый в большом чайничке, к слову, украшенный различными травами, что и полагалось в зимнюю пору.  Постепенно прийдя в себя, желудки наполнились выпечкой и приятными эмоциями. 

Грядёт Новый год.