Кислота мыслей обдолбыша.

Утро. Солнце, что светит в окно, на котором нет штор. Оно быстро пробуждает. Ты щуришься и утыкаешься лицом в подушку. Недовольно мычишь. Летние каникулы начались недавно, а солнце уже ужасно шпарит. — Харучиё, вставай! Я ухожу, тебе нужно доготовить ужин. Там рис вариться, смотри чтоб не пригорел. — это Такеоми, он тормошит твои спутанные волосы, целует в висок и уходит. Следом за ним через пару минут уходит Сенджу «Я помешала рис». Ты садишься на кровати, свешивая ноги в пижамных штанах. Чешешь где-то в районе живота, задирая футболку. Протираешь глаза и зеваешь. Встаёшь. Идёшь на кухню, попутно разминая мышцы. Первые минут 10 твоего пробуждения занял рис. Ты мешал его ложкой. Обжог палец кипятком. Выключил рис и обработал «ранение», заклеив его после мази пластырем.Наконец идёшь умываться. Акаши стоит у зеркала. Чешет затылок. Он тот самый человек, которому для пробуждения нужен час, даже если он уже встал. Харучиё расчёсывает запутанные волосы. Шипит натыкаясь на калтун. Его с трудом и болью удается расчесать. Акаши собирает волосы в нелепый пучок. Умывание дело медитативное. Если Харучиё не отвлекать, он может чистить зубы час. Это проверено. Вообще, по утрам он всегда такой растяпа. Он и сам это знает, но не признает, когда это говорит кто-то другой. Акаши сплевывает зубную пасту. Брызгает на лицо прохладной водой. С закрытыми глазами ищет полотенце. Харучиё не любит когда вода градом попадает ему в глаза, они потом болят. Найдя вытирает лицо и руки, что за время поисков промокли до локтей, из-за стекающей вниз воды. Звонок в дверь. Либо это Такеоми, либо Сенджу. Потому что, кому ещё может взбрести в голову прийти в 8 утра в квартиру семейства Акаши. Прямо в логово крыс и змей. Харучиё не спрашивая кто за дверью, открывает. На пороге стоит помятый Рюгуджи. Помятый во всех смысла. Выглядит он и впрямь хреново. В руках веник из небольших цветков клевера, на руках свежие ссадины. На лице легкая полупьяная улыбка. Кажется Кен хорошо провел время ночью. — Рюгуджи, ты ебнутый? — вырывается из Харучиё, когда из-за нервной улыбки щеки начинают болеть. — Ну почему сразу ебнутый? Просто я. Акаши вздыхает. Пьяный Кен — самая плохая версия Кена, которую можно видеть, но редко. И слава Господу богу. — Заходи, Я. — Акаши уходит на кухню, оставляя Кена в прихожей. Тот, перескакивая с ноги на ногу, снимает обувь и захлопнув дверь, чуть покачиваясь идет к Харучиё. — До скольки сидели? — поставил чайник греться. — До семи. — Всмысле? Вы до семи пили? — Нет. До семи мы курили, а пили до половины седьмого. Акаши вздыхает и заливает в кружку с растворимым кофе кипяток. Мешает ложкой и ставит на стол перед Рюгуджи. — Рюджи, попей кофе, я сейчас с завтраком что-нибудь придумаю. — Хехе, хорошо, милый. Акаши берет охапку маленьких цветов и ставит в обрезанную пивную банку с прохладной водой. Это остатки от пепельницы Оми. Зевает, прикрывая рот рукой. Открывает холодильник и достает нужное для глазуньи. — Ты ведь яичницу ешь? — Ага. — Кен, как зачарованный смотрит на друга, упираясь кулоком в скулу, тем самым поддерживая, падающую от усталости, голову. — Рюджи, кофе прямо перед тобой. Рюгуджи раскрывает глаза и берет в руки кружку. Напиток чуть остыл, но не стал сильно холодней. Он все такой же обжигающе горячий. — Он горячий, как ты, не могу его пить. — Кен. — Акаши упирает руки в бока и смотрит на друга. — Хорошо-хорошо… Ты горячее. Харучиё ещё раз вздыхает и чувствует, что что-то начинает подгорать. Завтрак готов. Между прочим правда съедобный — глазунья и тост с сыром. Пожалуй, это то что нужно сейчас Кену. Потому что есть он хочет ужасно.Но ест медленно. Акаши успевает доесть, помыть за собой посуду и принести с собой странноватую коробочку в мелкий цветочек. — Что в ней? — Кен указывает на стоящую на столе. — Лак. — Лак? Для ногтей? — Агааа…- тянет Харучиё, ища в тумбе медицинский спирт. В голову Кена приходит сумашедшая, но поистине гениальная идея. — Можешь и мне накрасить? — Нахуя тебе? — Просто интересно. — Интересно сколько «комплиментов» тебе сделают? — Акаши садится обратно на табурет. — Я могу дать в ебыч всем неугодным, милый. — Ладно, весомый аргумент. — Акаши достает черный лак. — Но сначало я накрашу свои, а то все облезли. В комнате запахло спиртом. Это Харучиё смывает остатки красного лака с ногтей. Трет ватными дисками и вечно шипит, когда на маленькие ранки попадает раствор. Закончив идет промыть руки. Чтобы не щипало. Принимается красить. Запах спирта смешивается с запахом дешёвого лака. Акаши тщательно промазывает углы, чтобы все выглядело аккуратно. Вытирает с кожи попадающий на нее лак. Машет одной. Так сохнет быстрее. Дует на застывший. Щупает. Высох. — Давай. — Харучиё зевает. — Только это… Его либо спиртом, либо раствором снять можно, ты вкурсе? — Нет, ты что, я же на свет вчера родился. Конечно вкурсе. — Рукой не дергай. — командует Акаши, макая кисточку в лак. — Харучиё, ты такая сучка.