Кислота мыслей обдолбыша.

Свет фонарей удивительно не греет. Автобусы не ездят. На улицах царит тишина. И лишь замерзший, убежавший из дома, Акаши сидит на остановке, поджав ноги к груди, обнимая их худыми руками. Он утыкается лицом в колени и тихо всхлипывает. Тело трясется от долгого прибывания на улице без куртки. В этом году холодная дождливая осень. Харучиё шмыгает носом и чувствует, как рядом с ним, на лавке, образуется что-то теплое и большое. Его накрывают чем-то теплым и большим. — Зачем ты пришел, тебя Майки послал? — Нет. Я сам. Было бы странно не заметить парня сидящего рядом с салоном, в котором ты живёшь. Акаши поднимает голову. Рюгуджи, закинув ногу на другую, сидит. Выжидает хорошего настроения что ли. — Забирай свою дебильную куртку и иди спать. — Нет. — Забирай. Мне не нужны подачки от тебя. — Харучиё. — Кен спускает на корточки перед другом. — Это никак не относится к Манджиро. Но почему ты и меня избегаешь? Почему убежал из дома? Такеоми волнуется. — И злится. Это Такеоми. — Хару, я хочу знать в чем я провинился перед тобой. — Я просто ничего не хочу. Эти глупые подарки. Подачки. К чему все эти слова о любви, Кен? — Потому, что я тебя люблю. — Но встречаешься с ней. Он тоже нашел себе кого-то. Так и катитесь оба к черту. Пусть все будет, как раньше. Я не хочу так много внимания. Мне всегда было достаточно переглядок с Муто. — Харучиё. — Я не разрешал тебе называть себя так. — И как разрешишь обращаться к тебе? — Никак. Просто уходи. — Акаши стягивает с себя куртку и протягивает Рюгуджи. — Уходи, Кен. Пожалуйста. Рюгуджи молчит. Вздыхает. Опускает глаза на пол. — Если сильно замёрзнешь заходи, девочки сказали, что найдут куда положить тебя. — забирает куртку и встает. Силуэт Кена исчезает за дверью. Колокольчики на входе звенят и отдаются в ушах Акаши. Он снова сжимается и утыкается в колени. Плачет. Беззвучно. Из глаз текут реки и озера. Телефон снова вибрирует. Старший брат пытается дозвониться. Акаши только смотрит на входящий звонок. Пока экран не гаснет. Дыхание сбито из-за недавней истерики. Он хочет к Кену, но не может. Это не правильно. Ни по отношению к Кену, ни к Эмме. Они хорошо смотрятся и он может только глупо улыбаться, стискивая зубы от обиды. Акаши снова шмыгает носом. Встает. Идёт. Он не знает куда. Просто хочет скрыться и отсюда. Он хочет исчезнуть. Провалиться сквозь землю. Умереть. Останавливается и последний раз смотрит на яркую вывеску массажного салона. Вытирает слезы рукавом и волочит ноги по земле. Кажется Кен всё-таки не может оставить его. Он выбегает и торопливо догоняет Харучиё. — Харучиё, пошли, прошу тебя. Ты промёрз и потерян. Тебе нужно поспать. Пожалуйста. На глазах снова выступают слёзы. Поворачиваться к Кену не хочется. Стыдно. Харучиё знает, что его начнут утешать и успокаивать. Он только дёргает рукой, пытаясь вырвать запястье из цепкой хватки. — Кен. Поцелуй меня, пожалуйста. — на высохших щеках появляются новые мокрые дорожки, Акаши кусает губы. Харучиё аккуратно поворачивают лицо к себе за плечи. Рюгуджи смотрит в глаза. Пытается понять правдивая ли это просьба. Убеждается. Осторожно, чуть ощутимо, касается лба друга губами, и так и остается, не в силах отпрянуть. Прижимает к себе. Крепко обнимает и согревает. — Боже, ты весь ледяной, Хару. — гладит по волосам. — Рюджи, забери меня из этого кошмара, прошу. — Конечно. Хочешь есть? — М-м. — Акаши согласно качает головой. — Пойдём. У меня еще остался кари. — берет за руку. — Я только… Такеоми позвоню. — виновато. — Не нужно. Я скажу сам, что ты у меня. — Кен, спасибо. — Не благодари меня за это. Немного взъерошенный то ли от вчерашнего «дзюдо» в кровати, то ли от сна, Харучиё сидит на кровати и качает ногами туда сюда. Кари и впрямь оказался вкусным и согревающим, как и обнимающий во сне Кен. Он прижимает крепко и больше не отпустит.