Кислота мыслей обдолбыша.

В солнечных лучах светлые волосы отливают золотом. Пока сквозняк, гуляющий по комнате, перебирает и играет с ними. Харучиё лежит на двухместной кровати и дремлет, в то время, как владелец этой кровати сидит на полу, перед лицом возлюбленного, смотря на скрытые веками глаза. Кейске вздрагивает, осознавая странность ситуации. Отпускает руку из замка пальцев, переплетённых с пальцами Акаши. Встаёт. Старается тихо, но скрип половицы выдает его. Хару лениво открывает глаз и тянется к толстовке Баджи. — Мне так холодно, Кейске… Обними меня. — большой и указательный пальцы сжимаются на плотной ткани, пока тихий заспанный голос Акаши разрезает тишину. — Солнце, я сейчас обоссусь, если не схожу в туалет. — брюнет присаживается на корточки перед кроватью. — Ммм… Иди уже, зассун. Кейске вышел из комнаты, тихо смеясь. Харучиё не злился, он просто был возмущен. В тишине дома были слышны тихие шаги по паркету. Шлепали босыми ногами. Неторопливо. Баджи не торопился. Он знал, что Акаши от него не убежит. Он будет нетерпеливо комкать холодное одеяло в руках и утыкаться лицом в подушку. Кейске это нравилось. Бесконечно нравилось. Еще больше нравилось приходить к сонному Акаши, ложиться рядом и, утыкая его в свою шею, обнимать. Чувствовать надоедливый, чересчур сладкий запах шампуня со сливой. Ощущать кожей тепло и горячее дыхание. Кейске был от этого без ума. Закончив с делами, он вернулся в комнату и увидел замученного Харучиё. Тот устал от мороза, трясся и шмыгал носом. Он поднял взгляд на подошедшего и улыбнулся. — Выглядишь так, словно тебя пытали и ты измучен. — Так и есть, эта пытка холодом такая ужасная. Но ты меня спас. — Акаши улыбается и раскидывает, как может, руки в стороны, прося об объятиях. Кейске улыбается. Одеяло оказывается и впрямь холодное. Брюнет прижимает Хару к себе, гладя широкой ладонью по волосам на зытылке. — Кей, прости, что я так пользуюсь тобой… — прерывает тишину Акаши. — Да ладно, реально холодно, вдвоем теплее. — Да ёп твою мать, Баджи! Я не об этом. — А о чём? — Харучиё дает другу подумать и тот догадывается. — Я уже говорил, что если ты найдешь счастье рядом с ним, то я тоже буду счастлив. И нет, — ты мной не пользуешься. — Но это ведь не так! Тебе больно, я это вижу. — Хару, послушай, да это больно, но вся боль проходит когда я вижу как ты улыбаешься. Мне будет достаточно этого, детка. — целует в лоб. На глазах Акаши выступают слезы. Он льнёт к Кейске и утыкается в его плечо. Тот тихо просит не плакать. Хару мотает головой, вытирая намокшие глаза о футболку. Недовольно мычит. — Я тебя больше люблю…- шепчет. — М? — М-м. — Хару мотает головой. Баджи целует его в макушку. Вздыхает и шумно выдыхает. — Я тебя тоже люблю. — прижимая ближе к себе. Акаши пытается что-то сказать, но не может. Слишком сильно прижимают, от чего Харучиё нелепо обхватывает плечи Баджи и с трудом высовывает голову, укладывая ту на плечо. В комнате было по-прежнему холодно. Холодный ветер просачивался через нараспашку открытого окна. Солнце уже почти встало, в комнату попадают рыжие лучи, освещая пространство небольшой кухни семейства Баджи. За столом сидит сам брюнет, а Харучиё что-то готовит. Кажется это глазунья. Запах разносится по всей комнате и так же быстро уходит в открытое окно. Голова Кейске лежит на столе, руки свешены вниз, как плети. Он еще спит, но дожидается вкусного завтрака. Акаши периодически поглядывает на полуспящего и улыбается. — Кейске, все готово. — прямо перед носом брюнета была поставлена тарелка, с еще горячей глазуньей. — Ммм… Пахнет вкусно. — зевая и одновременно потягиваясь, поднимая руки вверх. — И на вкус должно быть вкусно. — вроде утверждает блондин. — Сколько время? — 4:17, точно не хочешь поспать еще? — Неа, в последнее время вообще спать без тебя не могу. Может останешься еще на чуть-чуть? — Кейске делает несчастный взгляд, промокшего уличного кота. Как такому можно отказать? Ни любви, ни ненависти. И вот что делать? — Ну, ладно-ладно! — повышая шепот на пол децибела. — Останусь до завтра! Слышишь, Кейске, до зав-тра! Не больше. — скрещивает руки на груди.