Срящ полуденный

      Явившись домой в душевном подъеме, Святослав Вернидубович позвонил таки Аннушке и, кажется, отвлек ее от чего-то важного и приятного, но даже не рассердился, а, посоветовав доченьке не забывать про осторожность, пожелал хорошего пути и принялся за уборку. Свистнув стайку касн, чтобы подъели кровь с пола и стен, дед освободил холодильник от человеческой еды и продолжил уборку, раздумывая, что надо бы кого обратить на замену Жанчику. Или из службы переливания крови, или, может, из соцзащиты? — Бабу, только бабу, — бормотал себе под нос Кривич, — больше с мужиками и связываться не стану, с бабами-то оно попроще будет… Оприходовал, и всех дел… Или эту жанову врачиху из трансфузиологии завлечь? У него, поди, телефончик-то записан…       Про себя дед положил устроить по Дешаму нормальные человеческие поминки, и на них и провести смотрины смоленскому врачебному сообществу на предмет нового обращенного. — Похороним наконец-то по-человечески, — рассуждал Кривич, отмахиваясь от вылизывающих забрызганные кровью дверные косяки касн, — музыку закажем, может, даже и попа позовём, этого, как его, ксендза… Место на кладбище купим, памятник поставим… По-человечески, чтобы, значит, всё было… Поминки в ресторане… Олька пусть платье красивое наденет, черное, порыдает… Чтобы всё, как положено.       Красивые похороны Кривич любил и ценил, как отдельный вид искусства, охотно обсуждал со своими приятелями из престарелых смолян и непременно на них являлся всякий раз, когда хоронили кого из знакомых.       Он даже прикинул, когда лучше будет организовать церемонию. Не сейчас, нет, сейчас все по дачам поразъехались, да по отпускам. Ну и жара. В сентябре. Прежде, чем дожди зарядят. Чтобы, значит, вышло все ладно и складно… Кривич призадумался насчет кладбища и положил для себя походить по ритуальным агентствам, прицениться.       Закончив прибираться, Кривич засобирался на охоту. У Ирочки он крови отпил всего ничего, так что наутро есть-то захочется, надо б заранее озаботиться. Он захватил несколько свертков с заботливо еще Жаном расфасованным порошком, поставил в стерилизатор стеклянные флаконы и пошел искать упаковки с капельными системами.       Взяв для отвода глаз удочки, дед отправился на промысел, по дороге вздыхая по погибшему Жану и строя новые планы…       Жан, меж тем, умирать вовсе и не собирался. Проснулся он только к полудню, и то из-за того, что персонал пытался покормить даоса, а тот сопротивлялся, выкрикивая жалобно что-то по-своему. Бедолага.       Жан нащупал пульт от кровати, приподнял изголовье. Зевнул. Что-то такое было важное… Стоны и жалобы китайца мешали сосредоточиться, а потом и Жану принесли крови, пакетик цельной и бутылочку плазмы. Жан попросил еще воды на запивку и впервые за долгое время с удовольствием поел. Испытав при этом, как всегда, смутный укол вины, на этот раз более острый из-за голосящего китайца.       Ну-ну, все там были, что уж так орать. Симпатичная медсестра сняла с него датчики, и Жан успел узнать ее имя и даже немного пококетничать с ней в процессе, правда, девчонка что-то дичилась. Только потом Жан осознал, что при этом пил кровь из пакетика… М-да. Все-таки упырь я и есть.       Наконец, медики ушли, и Жан заглянул за ширму к китайцу. Тот был весь покрыт испариной, и бросил на него отчаянный и испуганный взгляд. Жан погладил его по лбу, отводя прилипшие волосы. — Ничего, ничего… Все в начале так, — вздохнул Жан, понимая, что китаец вряд ли разберет хоть слово. — А потом привыкаешь. Жизнь как жизнь… не хуже любой другой. Просто долгая, — снова вздохнул Жан. — Еще наскучить успеет… Сейчас-то легче стало, можно вообще никого не кусать, Аня у нас вон, ни одного человека не загрызла за всю жизнь. А теперь, наверное, скоро и искусственная кровь появится. Будут выпускать с разными ароматами и вкусовыми добавками, — вздохнул Жан. — Были бы деньги…       Его одностороннюю беседу с китайцем прервало появление Екатерины Михайловны. — Выспались, господин Дешам? Может, еще крови? — Нет, спасибо, — Жан поднялся, кланяясь и несколько смущаясь своего внешнего вида. Пижама ему была коротковата. — Я в полном порядке… — Вот и замечательно, — обрадовалась она, — тогда пойдемте, попробуем немного поработать? — Я готов, — бодро ответил Жан, подергивая рукава, а потом сообразил, что его приглашают не заняться профессиональной деятельностью, а отчитаться о произошедшем, и помрачнел.       Катя привела его в кабинет, усадила в кресло, вручила бутылку воды, накапала в стакан каких-то капелек, дескать, на всякий случай, если станете волноваться, и вооружилась ноутбуком. — А может быть, на диктофон запишем? Не люблю печатать в процессе беседы… — Я бы не хотел, — скривился и без того мучимый дурными предчувствиями Жан.       И таки капли ему понадобились. В процессе недолгой, казалось бы, беседы, он вскакивал с кресла, покрывался холодным потом, подходил к окну, а Катя Кривичевская все продолжала упорно его терзать, выспрашивая подробности. — Ну что ж, — в конце концов пришла к выводу специалистка по оккультным воздействиям, когда Жан уже выпил капли, они успели подействовать, и он сидел в кресле, склонив голову, и разглядывал свои сложенные на коленях руки, — степень вашего согласия нельзя посчитать осознанным сатанизмом, так что у нашего отдела претензий к вам нет. — А были сомнения? — поднял глаза Жан. — Я так и не понял, чем именно вы занимаетесь… — Видите ли, долгоживущие, гм, аномалы имеют особую склонность к… скажем так, оккультизму, и иногда из этого выходят сугубые беды. Некоторые ритуалы… По-настоящему опасны. Слышали о несостоявшейся эпидемии черной оспы в Москве? — В шестидесятом году, кажется? Какой-то художник привез из Индии? — без особого интереса уточнил Жан. — Да. Он участвовал в занятной церемонии, которую потом назвали «похоронами брамина», но там было… гм, немного не то, и привез с собой ковер… — То есть это была диверсия. — Проклятие. И подобные вещи случаются. И уж поверьте, аномалы… умеют делать такое куда лучше простых смертных… хотя и те не особо отстают. — «Secure, Contain, Protect», — усмехнулся Жан. — В каждой шутке доля шутки. Считайте нас российским отделением, — ухмыльнулась Катя. — Маме письмо сочинили? — резко сменила тему она. — А то я ей уже обещала. — О-о… нет, но… — вскинулся Жан. — Сейчас… — Хотите, одолжу ноутбук? — Да! Пожалуйста… А вообще… Мне бы надо на работу позвонить… — Жан почувствовал, как от лекарств мысли снова стали течь медленно, а беспокойство улеглось. — Так. Про работу забудьте недели на две, а лучше на три. Никакой пользы от вас людям пока все равно не будет, да и Генрих Адамович должен вас допросить под протокол обо всем произошедшем. Вы пока еще числитесь задержанным… — Хранителями? — ужаснулся Жан. — Нет, Бденным приказом. Я так понимаю, они дело открыли по лисам. И даосу. Есть погибший иностранец, обращенный иностранец, и, в конце концов, двое российских граждан без вести пропали! Там уже не только Бденные возбудились. У «восьмушек» скандал, смолян трепят, почем зря, наши и те уже галдят. Все в страшном ажиотаже. — М-м… и по линии МИДа? — подумав, спросил Жан. — Нет, эти, к счастью, пока молчат. Но «восьмушки» тут так набегались по лесам, что утопили и растеряли половину своей экипировки. Оттого и злятся. Ну, пусть рады будут, что все живы остались. Ладно, оставляю вас сочинять послание… — Екатерина Михайловна открыла для Жана гостевой аккаунт в ноутбуке. — Адрес на всякий случай вот, на листочке. Пойдемте в палату… — А тут нельзя?.. — Ой, ну это вообще не мой кабинет, наверное, местные будут недовольны, что я больного здесь оставлю. Это, вообще-то, частная наркологичка. — А я думал, ваша клиника… — В нашей клинике вас бы уже не так в оборот взяли. Генрих Адамович не хочет шум поднимать, но… Уж не знаю, с чем он из Москвы приедет. — Мне надо семью предупредить, — сообразил наконец-то Жан. — А вот этого, увы, делать нельзя, — подпустив металла в голос, сообщила Катя. — Надеюсь, вы не станете меня подставлять? — Нет, ну что вы… Но… А вдруг бы я им тоже решил письмо написать?       Екатерина Михайловна только хмыкнула. — Понятно, — кивнул Жан. Характерное для спецслужб отношение к приватности. — Так я задержан?.. — Да. — Ну… ладно, — никаких внутренних сил сопротивляться Жан в себе не обнаружил. Задержан так задержан.       Письмо Полине — с учетом того, что оно, само собой, будет прочитано всеми заинтересованными лицами, не шло. Жан лежал, и под монотонное причитание китайца, кажется, повторявшего что-то типа молитв — сутры, вроде бы, так они у них называются, — пытался сочинить что-то, отличающееся от поздравительной открытки к Первому мая, и за несколько часов не смог придумать даже подходящего обращения. «Дорогая Полина Евгеньевна»? Ну да, ну да… «Милая Поля»? Ага. Просто «Полина»? Очень душевно. Именно то, чего ждешь от обратившего тебя в вампира (ну, не лично…) любовника. Пропавшего на три десятка лет.       «Прости меня, Полина, — вымучил из себя Жан, — за все случившееся и за многолетнее молчание…»       Перечитал и с раздражением стер. Ноутбук сдался первым и показал предупреждение о «критически низком заряде». Жан с досадой захлопнул крышку, встал с койки и отдернул шторку, подходя к даосу.       Ох, парень… Как же тебя крутит-то. Жан вернулся к своей постели, взял с тумбочки оставленный ему пакетик крови, рванул зубами трубочку. Хорошая кровь… Молодая… Он подошел к даосу. Тот отчано замотал головой. — Да ладно тебе… Ну надо, понимаешь? Давай по капельке… — Жан смочил в крови палец и мазнул им по губам китайцу. — Противно, понимаю. Но надо.       Китаец скривился, заплакал и все же облизал губы. Жан мазнул ему снова. Тот что-то простонал, но облизываться начал уже сразу, и клыки полезли наружу.       Жан выдавил каплю из пакета, норовя попасть в уголок рта, но китаец резко мотнул головой. Жан придержал ему голову рукой и снова капнул крови. Отпустил, взял бутылку с водой. Дал сделать пару глотков. Отпил сам крови из пакетика — от запаха и у Жана вылезли клыки, снова капнул китайцу в рот. Так, постепенно, они уговорили пакетик на двоих. — Ну вот и ладно. Придется, Чжимень… Придется смириться пока. Вот Генрих тебя на ноги поставит, найдет переводчика из наших, дашь показания, а потом сам будешь решать, жить тебе упырем, или экспрессом на тот свет… Я вот… — Жан потеребил пустой пакетик в руках, — так и не решился… Не вышло как-то. Но у тебя, может, и получится. К тому же, ты буддист, тебе проще. У вас за это ада не полагается… Хотя я не знаю… — Что это ты тут, Жан, склоняешь подрастающее поколение к суициду? — бодро вопросил зашедший в палату Генрих. — Вот, нашел приличный переводчик, вроде. Правда, китайско-английский, но понимает со слуха… — Крови хочешь? — спросил Жан, подымаясь навстречу Генриху и протягивая ему руку. — Не откажусь от холодненькой. Жара! Вроде и с кондиционером ехал, а все равно такое чувство, что изжарился весь. Солнце будто сквозь крышу лупит… А тут у вас хорошо, прохладненько… — Генрих подошел к мониторам, залез в память прибора, полистал показания. — Смотри-ка, что-то у нас с Глебом вышло более или менее путное… — А что там у него? — поинтересовался Жан. — Да чего только нет, — махнул рукой Генрих, — сам прекрасно можешь себе представить. Плюс отравление белым фосфором. Не обращение, а сказка! — вздохнул он, опускаясь на стул.       Жан протянул Генриху пакетик с кровью. Тот благодарно кивнул, рванул его зубами и, без помощи рук удерживая во рту, принялся закатывать рукав. Резанув себе руку, он отжал даосу нижнюю челюсть и позволил приличной струйке стечь китайцу в рот. — Ну хватит, — Генрих перехватил пакетик с кровью, зализал рану и поднял глаза на Жана. Тот отворачивался, нервно облизываясь. — Хорошенького понемножку.       Китаец снова плакал. — Ну-ну, не надо так расстраиваться. Неприятно, но терпимо, — сказал Генрих, потрепав его по голове. — Тебе это сейчас надо. Всё пройдет. Так, Жан. Ты в силах? Нам с тобой надо поговорить…       Жан выдохнул. — Да. Я готов, — кивнул он. — Тогда вперед, минхерц, вперед… Per aspera ad astra…       «Из глаз», — подумал Жан. От слова «допрос» его начинало мутить заранее. Даже если он будет в исполнении Генриха.