Белая Чума. Никто кроме тебя

К вечеру следующего дня стало ясно, что зелье помогло. Виола очнулась от тяжелого болезненного сна и слабым голосом попросила есть. Обрадованный Джек помчался готовить ей легкий ужин. Виола съела все принесенное им, от супа до индюшачьей грудинки, потушенной с овощами, запила кружкой подогретого разбавленного вина с травами. Краски жизни утвердились на ее личике, и Джек был счастлив. Ночь решили провести дома, а рано утром выехать к индейскому поселению. Черный Джек и молоденький конюх Питер занялись подготовкой, Джек всю ночь стряпал в дорогу, отбегая лишь ненадолго проведать свою ненаглядную Ви, а юный Питер с помощью второго раба Джима и старого Гука чистил и подготавливал лучших лошадей и сбрую. Так что поутру, когда солнце еще только позолотило своими лучами край небес, Вирджиния и Пауэлл отправились в путь. Поселения, в котором жили соплеменники Пауэлла, располагалось в дне пути от особняка Рэндольфов. По дороге путники несколько раз заезжали в попадавшиеся им усадьбы, но почти все они были пусты. Лишь в небольшом старинном доме у излучины реки Вирджиния нашла пожилую негритянку и двух совсем маленьких белых детишек. По двору и возле ограды ходили стреноженные кони, пощипывая траву, из небольшого сада, расположившегося за домом, доносился запах тлена. Пауэлл пошел осмотреть окрестности и жилища рабов, пока Вирджиния успокаивала плачущую негритянку и помогала собрать вещи для детей. Вдвоем они не без труда вывели небольшую телегу, на которой, по-видимому, обычно ездили на рынок за покупками слуги, а вернувшийся Пауэлл помог запрячь в нее лошадь. Оставлять бедняг без помощи в опустевшем доме значило убить их. С телегой и двумя малышами они не могли уже двигаться достаточно быстро, потому заночевали в покинутом домике в старом брошенном испанском поселении. Пауэлл принес немного дров, которые отыскал в сарае, разжег костер. Вирджиния по-братски поделила запасы еды на пятерых. Потом они сидели перед очагом, в котором потрескивало веселое пламя, и слушали печальный рассказ негритянки Имы. Ее хозяева были хорошими и добрыми людьми. Молодая хозяйка выросла на ее глазах, Има кормила ее грудью, когда та была совсем крошкой. Она ухаживала за хозяином и хозяйкой, когда те заболели, а потом ходила за остальными слугами, заболевавшими и умиравшими один за другим. Последним несколько дней назад отошел в мир иной старый хозяин поместья, ненадолго пережив единственную дочь. — И уж как старый-то масса умер, — горько повествовала бедняжка, — так и осталась я с двумя молодыми хозяевами на руках. Это вот масса Джон, а это масса Ричард. Они не заболели, хотя и сосали грудь у больной матушки своей. Господь хранил их. И меня, старую дуру, тоже хранил. Двое крошек прижались к ее бокам, сонно посапывая. Вирджиния бросила быстрый взгляд на Пауэлла. — А скажи, Има, не болела ли ты когда чахоткой? Может, в молодости или детстве? — Я-то не болела, мисси Джинни, а вот старик мой от нее Богу душу-то отдал. Я за ним досматривала, за моим-то Бобби. Да упокоится его душенька с миром. Только умер он давненько уж, старая мистресс еще живая была. Пауэлл чуть нахмурился, обозначив глубокую морщинку между бровей. — Ты смотрела за своим мужем, Има? — спросил он, постаравшись смягчить свой голос. — Да, масса, за ним, — кивнула негритянка, поднимаясь, чтобы уложить уснувших малюток на постеленные у стены одеяла, — за моим Бобби. Хороший он был, хотя и любил выпить. Но никогда худого слова мне не говорил, все лапушкой да булочкой своей звал. А случалось, и баловал обновкой да господскими лакомыми штучками, что ему от хозяев перепадали. Вздохнув, она улыбнулась своим воспоминаниям, смахнула слезинку, вытекшую из глаза, и снова придвинулась к огню. Пауэлл еще немного порасспрашивал ее, Вирджиния слушала внимательно, стараясь не упустить нить беседы, хотя очень хотелось спать. Она догадывалась, почему Пауэлл задает такие вопросы. Если старуха ухаживала за больным и все время была рядом с ним, то должна была заразиться. А что, если зараза была в ее теле, но не давала о себе знать до поры до времени? А дети? Они сосали грудь умирающей от болезни матери… возможно ли, что вместе с ее молоком что-то передалось им, что спасло их от заражения? Вирджиния чувствовала, что находится на правильном пути. Когда утомленная негритянка прилегла рядом со своими подопечными, девушка придвинулась к Пауэллу и потихоньку поведала ему свои мысли. Они поговорили, обсуждая версию девушки, и пришли к выводу, что она стоит внимания. — Расскажем доктору Готлибу, когда приедем, — сказал Пауэлл, подтягивая запасные одеяла и набрасывая на плечи Вирджинии, — а пока нужно хоть немного поспать. Они улеглись каждый под своим одеялом, тихонько беседуя, пока не уснули. И Вирджиния, несмотря на снедавшую ее тревогу, подумала вдруг, что так спокойно ей не было очень давно. Они добрались до поселения, когда солнце уже стояло высоко в небе. Вирджиния с изумлением рассматривала повозки и людей, многие из которых были белыми. Мимо прошли, о чем-то оживленно переговариваясь, худощавый светлокожий юноша в круглых очках на курносом носу и высокий красивый индеец с лицом, словно вырезанным из камня. В руках у юноши был небольшой кожаный саквояж, какие обычно берут с собой доктора к пациентам. При виде Пауэлла он приветственно поднял руку. — Приветствую вас, Оцеола! Отец только спрашивал, не вернулись ли вы. — Он у себя? — Пауэлл спрыгнул с коня, бросив поводья одному из подскочивших мальчишек. Юноша кивнул. — Да, у себя, ждет вас. Но я вынужден вас оставить, сэр, и вас, миледи. — Он отвесил легкий поклон в сторону Вирджинии и поспешил в сторону высоких квадратных шатров, расположившихся в отдалении от обычных жилищ. Пауэлл помог спешиться Вирджинии и забрал детишек с телеги. Има поспешила за ними со всей прытью, на которую была способна в свои годы. В просторном рубленом доме на окраине поселения их встретил долговязый, худой, как голодная змея, мужчина в видавшем виды жилете поверх широкой рубахи с подвернутыми до локтей рукавами. При виде Вирджинии он отвесил галантный поклон в европейском стиле. — Что такая прекрасная фройляйн делает в этом захолустье? — английский его был очень правильным, хотя черты лица и манера держаться безошибочно выдавали в нем немецкую кровь. — Имею честь представиться, Вернер Готлиб к вашим услугам. Вирджиния не смогла сдержать улыбки. Старомодные манеры Готлиба показались смешными, но ей вдруг стало очень уютно и тепло, как в детстве, когда еще был жив ее дедушка. — Вирджиния Рэндольф, и я рада знакомству, доктор Готлиб. Билли Пауэлл рассказывал мне о вас. Из-за покрытой пятнами некогда белой занавеси, закрывающей дальнюю часть комнаты, послышался жалобный стон. Вирджиния вздрогнула от неожиданности. — Могу я помочь вам? — не раздумывая, спросила она. — У меня есть небольшой опыт ухода за больными. — Воистину, сам Господь послал мне вас, моя дорогая, — Готлиб вздохнул с видимым облегчением. — Этого несчастного юношу принесли сегодня поутру. С ним была девушка, она ушла к женщинам племени, поскольку на ее теле и лице не было следов болезни. Фройляйн Рэндольф, возьмите пожалуйста вон там одежду, можете надеть ее поверх вашего платья. Вирджиния торопливо набросила на себя длинный балахон из небеленого сукна и подошла к шторке. Доктор уже мыл руки под умывальником, что-то торопливо говоря Пауэллу вполголоса. Девушка отдернула шторку и лишь потом взглянула на лежащего на деревянном, грубо сбитом столе человека. — Господи Иисусе! — вскрикнула она так, словно в сердце ей попала пуля. Человеком, лежавшим перед ней, был не кто иной, как Джордж Рэндольф собственной, хотя и весьма потрепанной персоной.