Eyes

Перемена — это невероятный промежуток времени. Только за эти пятнадцать минут можно успеть сделать то, на что обычно понадобился бы как минимум час, а то и два. Списать домашку, поесть, переодеться после физкультуры, выучить то, что прошлым вечером учить было лень, завить волосы или покрасить ногти, выпить незаметно для учителей и особо правильных учеников тайно пронесённый энергетик или что покрепче, сгонять домой за забытой флешкой с докладом, поржать с тупой шутки краша — это только малый список того, что обычно творилось в эти десять с небольшим минут. Для школьников эти пятнадцать минут были как глоток свежей воды в жаркий июльский день. Их ждали очень сильно, постоянно следя за часами и отсчитывая практически каждую секунду, особенно во время контрольных и проверочных. Кун же перемены не любил. И уроки. И одноклассников. Вообще всё, что было хоть как-то связано со школой и общением, его бесило неимоверно. На уроках ему было скучно, и все благодаря частным репетиторам, которых парню нанимали с раннего детства — высшая математика, музыка, английский, китайский, корейский, японский, русский и родной языки, плавание, занятия в спортзале, бассейне, уроки самообороны не реже трех раз в неделю, экономика и другие науки. Ему хватало учебы и дома, но нет, его сестра, Мария, почему-то настояла на том, что он должен ходить в школу, ведь «Агеро, тебе уже двенадцать, а ни с кем, кроме репетиторов и компьютера, ты не общаешься! В школе ты сможешь узнать что-то новое и, наконец, расширить свой кругозор». Агеро это расширение практиковал вот уже пять лет и пока безуспешно. С каждым годом Мария становилась все настойчивее. Нет, кузину он любил, причём очень сильно, но его жутко бесили те моменты, когда девушка начинала говорить, что такими темпами он не встретит своего соулмейта. Не сильно-то и хотелось! Куна вообще бесили темы, хоть как-то касавшиеся соулмейтов — он был таким человеком, которому сближение с другими людьми казалось омерзительным, а соулмейт априори должен был стать самым близким человеком. Даже от одной этой мысли становилось противно. Если ему претила простая дружба, то что уж говорить про любовь, о которой так любили толковать люди, идеализируя это чувство до невозможности. Кун Агеро Агнис не хотел быть с кем-то связанным такими узами, не хотел сближаться и быть от кого-то зависимым в плане чувств — любви и привязанности, и он искренне надеялся никогда не встретить своего соулмейта. В голове всплыло недовольное лицо Марии, а в ушах зазвенел её голос, поучительно говоривший: «Никто не может быть один, даже ты, братишка», и Кун резко завертел головой, желая прогнать наваждение. Он-то как раз-таки сможет. Соулмейты. От воспоминаний о цвете его второго глаза и о том, что им он видит только серый, настроение Агеро резко испортилось. Он невольно прикрыл ладонью правый глаз, глаз чужого цвета, недовольно морщась — сегодня с самого утра тот странно покалывал и чесался. Ещё и чувство внутри было какое-то странное, непонятное — он словно ждал чего-то хорошего, — и оттого бесячее. Агеро даже тихо зарычал, сжимая руки в кулаки. Утром оно было слабым, но теперь почему-то усиливалось с каждой минутой, отдавая чем-то — тёплым? — в груди. — Аргх! — Кун даже не сдержал рыка, отчего сидевшие недалеко девчонки вздрогнули. Кун взглянул на них мимоходом и тут же отвернулся. Сначала одноклассницы испугались такого странного поведения местного «ледяного принца», но тут же забыли об этом и, нетихо повизгивая, начали что-то обсуждать. Хотя то, о чём они говорили, не было секретом для голубоволосого, потому что речь шла именно о нём. Вот ещё один минус его пребывания в этом месте. Даже здесь, в частной элитной школе, где каждый первый ученик был либо выходцем из богатой известной семьи, либо молодым гением, знаменитым на всю страну или даже мир своими достижениями, он всё равно выделялся своим статусом отпрыска одной из «десяти великих семей». Кун не мог никуда пойти, не мог что-то сделать без наблюдения — за ним гонялись девчонки, парни хотели завести дружбу и даже учителя пытались как-то подлизаться и построить хорошие отношения. Особенно его бесило, когда урок начинался с опозданием — парню хватало и пятнадцати минут приставаний (а чтобы это игнорировать, уходило о-очень много сил) одноклассников, на уроках же он, хоть от скуки иногда и становилось невыносимо тошно, мог вздохнуть спокойно, а тут и эти крупицы отдыха сокращаются порой на двадцать, а то и больше, минут. Хотя то, что на урок задерживается именно учитель Себастьян, было странно — это удивило Агеро, ведь Михаэлис практически никогда не опаздывал. Кун, сам не зная почему, думал, что опоздание и это чувство как-то связаны. Это все было не просто так. Он и дальше продолжал бы строить догадки, если бы неожиданно не послышался звук открываемой двери. Все болтавшие ученики тут же притихли и мигом расселись за свои парты, некоторые, к примеру, Аллен, стали лихорадочно запихивать в рот недоеденную еду, другие начали не менее лихорадочно что-то прятать, Реки вон скейт пытался впихнуть в сумку, меньше этого самого скейта раза в два. В классе наступила образцовая — репутация у Михаэлиса была что надо — тишина, из-за чего мысли и сердцебиение Куна особенно сильно им ощущались. Что-то сейчас случится! В тот самый миг, когда учитель переступил порог, ведя за собой незнакомого человека, это преследовавшее его с самого пробуждения ощущение чего-то хорошего резко усилилось, практически до боли в висках. Даже дышать стало как-то тяжело. — Да какого чёрта?! — тихо прошептал Кун, склонившись над партой. Чувство прострелило грудь и неожиданно резко пропало вовсе, словно не было этих нескольких часов издевательств. Сказать, что Кун был в шоке от поведения своего организма, — ничего не сказать. Учитель тем временем дошёл до своего стола, кладя на него стопку бумаг и журнал, поправил очки и обернулся к классу, даря им свою обычную мягкую улыбку. Кто-то запищал. — Ребята, сегодня к нам перевёлся ещё один новенький. Что-то новичков в последнее время много стало, да? — все невольно взглянули на Сиэля, недовольно фыркнувшего, и Кугу, подмигнувшего паре девчонок и вызвавшего у тех радостный визг. Кун, уже совладавший с этой болью, выпрямился и смахнул пару капелек пота с лица. Быстро натянул на лицо отстраненно-надменное выражение и, подперев щеку, устремил взгляд в сторону окна. Но что-то дернуло его, и он скосил взгляд в сторону доски; глаза чуть расширились, и Кун, полностью развернувшись, начал рассматривать паренька с неприкрытым интересом: хилый и щуплый, весь в черной мешковатой одежде, с длинными, ниже колен, каштановыми волосами, убранными в высокий хвост, с чёлкой чуть ли не на все лицо, в то время как глаза его были закрыты черной повязкой. — Его зовут Джу Виоле Грейс, до этого он был на домашнем обучении, поэтому сейчас ему может быть тяжеловато и непривычно из-за смены обстановки. Вы же приглядите за ним? Кун не знал, почему учитель посадил новенького именно рядом за ним — неужели заметил заинтересованный взгляд Агеро? — но он одновременно и проклинал, и благодарил за это мужчину. *** Нет, он всё-таки проклинал учителя Себастьяна, потому что с того момента, как этого Виоле посадили рядом с ним, начался его персональный кошмар. Сначала он начал общаться с Баамом от скуки и простого интереса — это была попытка просто отвлечься, как сам Агнис пытался себя убедить, но потом… Кун начал потихоньку привязываться к парню, потихоньку подпускать его ближе. Вскоре он уже не мог не общаться с этим парнем, Баам стал неотъемлемой частью его жизни. Кем-то важным. Дорогим сердцу. Слова, сказанные его матерью и крепко засевшие в голове, как личный девиз, не работали, когда дело касалось Баама. «Никому не доверяй» — это единственное, в чем он был согласен с родившей его женщиной, но… кое-кто просто сломал все его прошлые убеждения. Агеро думал, что его принципы тверды как алмаз, а в итоге они оказались хрупким стеклом. Почему-то Бааму он не мог не доверять, что-то в нем было такое, что чуть ли не заставляло Куна открываться однокласснику всё сильнее и сильнее с каждым разом, полностью обнажая душу. О своем решении Агеро не жалел тогда, не пожалел и в будущем. Все началось с одного случая, пробудившего небольшой интерес. Агеро тогда ещё знал Баама как Джу Виоле Грейс. Кун купил себе попить в автомате, но не заметил позади другого человека и, оборачиваясь, врезался в него, опрокидывая банку с содовой. Захотелось ругаться, причем как можно витиеватей. Кун зашипел и поднял взгляд на того, с кем столкнулся. Этим человеком оказался новенький, замеревший и смотревший на банку под своими ногами, из которой понемногу вытекала оставшаяся жидкость. На самого Куна попало совсем немного газировки — пару капель, не больше, — а вот на кофте Виоле красовалось большое пятно. Агнис уже приготовился к разборкам, но вместо того, чтобы хоть как-то разозлиться на Куна, Виоле просто прошёл мимо. Голубоволосый удивлённо смотрел, как подросток купил в автомате точно такой же напиток и отдал ему, низко поклонился, несколько раз извинился и ушёл. Кун долго ещё стоял в ступоре, таращась широко раскрытыми глазами на давно пустой коридор, потом перевёл взгляд на банку и с шоком уставился уже на неё. Отмер. Заинтересовался. — А разве не я должен извиняться?.. И почему он назвал меня «господин»? И мне показалось, или он засмущался? Какого…?! Это был первый случай. Второй, решающий, произошел неделю спустя, и именно он стал спусковым крючком, выстрелившим в сердце Агеро далеко не интересом. Кун тогда направлялся домой. Он предпочитал добираться пешком, игнорируя личного, отправляемого матерью, водителя, который больше должен был быть надзирателем. Чтобы прийти домой как можно позже, Агеро специально выбирал самые долгие маршруты, порой в хорошую погоду даже петлял по городу специально, лишь бы отсрочить и сократить времяпрепровождение «дома» вместе с «семьёй», от которой, честно говоря, было одно название, как от слова «дом» — бетон и крыша. К тому же такие прогулки были неплохой силовой нагрузкой. Как уж там, «Спорт — это жизнь»? Кун, задумавшись, куда бы еще свернуть, чтобы выиграть хотя бы минут двадцать-двадцать пять, прошел мимо одного переулка, но вдруг остановился. Ему показалось, или действительно?.. Он удивлённо моргнул, убирая телефон с открытым навигатором в карман, и сделал два шага назад, поворачивая голову вправо. Заинтересованно уставился в темноту, пытаясь хоть что-то увидеть. Сначала ничего не мог разглядеть, только слабые очертания чей-то фигуры, но вскоре глаза стали привыкать к полумраку, и Кун шагнул туда, ступая медленно, осторожно и как можно тише, чтобы не спугнуть. Когда осталось всего пару шагов, он остановился. Перед ним был не кто иной, как Джу Виоле Грейс. Виоле словно и не заметил Куна (или просто не хотел обращать на него внимание), продолжая сидеть на корточках и гладить бродячих кошек, выглядя при этом так странно по-новому и выпуская мягкую ауру, противоречившую его внешнему виду. Он даже как-то смягчился внешне, и его вид уже не казался таким резким и отталкивающим. Честно, этот новичок удивлял Куна уже во второй раз. Агеро никогда бы не подумал, что этот с виду жуткий парень окажется… таким! Закрытое волосами лицо, завязанные глаза, чёрное пальто чуть ли не в пол, больше смахивающее на балахон, на руках черные перчатки, тёмно-бордовый длинный шарф, прикрывающий подбородок (единственная не черная вещь в его гардеробе)... видок жуткий, честно. Со стороны Грейс производил впечатление тех людей, которые предпочитают дню ночь, абстрагируются от всего и периодически проводят ножами по запястьям или же эти самые ножи оставляют в людях по вечерам. Но сейчас он выглядел таким добрым, мягким — внешний вид не мог этого скрыть, — и спокойным, что Агеро даже потерял дар речи. Вдруг одна из кошек с громким мяуканьем вскочила, убегая от подростка, и быстро пробежала под ногами Куна, пугая его и заставляя отскочить в другую сторону от неожиданности. Он на секунду даже потерял равновесие и чуть не упал, но быстро выпрямился и недовольно глянул в сторону убегавшего животного, поправляя съехавший воротник пальто и фыркая. Кун почувствовал направленный в его сторону взгляд и посмотрел на Виоле. Парень все так же сидел на корточках, только теперь поднял голову, смотря прямо на Агеро, и издавал какие-то странные звуки. «Погодите, он смеется?!» — шокированно пронеслось в мыслях Куна. Он невольно отметил, что смех у Виоле был хоть и тихий, но звонкий и красивый, как перезвон колокольчиков. Кун даже засмущался (кто, он?!), благо что в полумраке переулка его румянец не было видно. Между тем Грейс прекратил хихикать и вновь опустил взгляд на кошек, с которыми играл всего минуту назад, но Агнис чувствовал, что новый знакомый улыбается. Решив остаться и понаблюдать, он сделал пару шагов в сторону новичка и наклонился, упирая руки в колени. Долго собирался с мыслями, не зная, что сказать, одновременно с этим замечая по бликам на повязке, что Виоле периодически скашивает взгляд в его сторону, но продолжает ничего не говорить. В итоге Кун сказал только: — Кошки? Ему показалось, или Виоле действительно как-то сжался и напрягся... Кун сделал что-то не так? Невооружённым взглядом было видно, что ему вдруг стало некомфортно. Может, он ненавидит людей? Социопат? Но тогда бы Грейс сбежал, стоило только Куну показаться, и не смеялся бы на моменте с кошкой. Может, как и он сам, не любит разговаривать с другими людьми? Но почему тогда Виоле замер, словно в ожидании, и в ожидании отнюдь не хорошего момента для побега или повода избежать разговора, а, наоборот, словно хотел заговорить, даже взгляды, Кун уверен, он бросал именно поэтому. И всё равно упорно молчал. Интересно, почему? — Милые, да? А может, Куну это все кажется, и Виоле действительно не хотел разговаривать, иначе он бы хоть как-то показал, что живой и Кун не с камнем пытается заговорить. Хотя пару раз Куну казалось, что Грейс открывал рот, желая что-то сказать, но так же быстро его закрывал, так что Агнис сомневался, действительно ли это были попытки заговорить или ему просто привиделось. — Мгм, — невнятно промычал Джу, не отрывая взгляда (под этой повязкой совсем ничего не разглядеть) от животных. «Как он вообще может хоть что-то видеть сквозь эти волосы и ткань?» — подумал Кун. Воцарилась неловкая тишина, нарушаемая только мурчанием кошек и редким завыванием ветра в переулке. Тогда, когда Виоле смеялся, атмосфера была совершенно другой, какой-то более уютной, что ли, но сейчас Куну снова стало некомфортно. Такая странная тишина... Кун уже пытался начать разговор. С треском провалился и теперь ждал, чтобы теперь заговорил Виоле, потому что сам совершенно не представлял, о чём вести диалог, но, похоже, каштановолосый все же не был настроен на общение, и Агеро тогда показалось, что его не игнорируют. Он просто тратит здесь время. Агеро взглянул на новичка в последний раз и выпрямился, поправил шарф и развернулся, собираясь выйти из переулка. Уже сделал пару шагов, когда услышал за спиной испуганный вскрик. Честно, Кун даже представить не мог, что этот тоненький вскрик — голос Виоле. Ну не вязался он с его образом. Хотя, если вспомнить чужой голос во время смеха… Кун обернулся на одноклассника. Тот выглядел очень взволнованным, паниковал и резко дергал руками в воздухе. Куну бы проигнорировать и уйти уже, наконец, он ведь так много времени потратил, намного больше, чем хотел, но… — Эх... Я слишком любопытен, — он хлопнул он себя по лицу и громко вздохнул. Что-то дернуло его снова подойти к Виоле. — Что-то случилось? Грейс даже не взглянул на него, продолжая смотреть куда-то в дыру в решетке, за которой, наверное, был подвал. Кун не обратил внимания на очередное игнорирование себя и присел рядом на корточки, укладывая дипломат на колени и обнимая его, чтобы не упал на грязную землю. Он попытался взглянуть туда, куда, предположительно, смотрел Виоле, но ничего не разглядел и перевел вопросительный взгляд на парня. — П-повязка. — Кун честно не надеялся, что услышит голос Виоле — и снова он, как и смех, совсем не вязался с образом, — в ближайшем будущем, и потому удивился, когда ему все же ответили, даже растерялся как-то. — К-кошка ут-тащила. Кун пригляделся, и действительно — сквозь волосы просвечивалась загорелая — где он так загорел, если все время лицо закрывает?! — кожа, а не как раньше — черная ткань. — И что? — Кун заметил, что подросток пытается спрятать лицо, когда на него пытаются взглянуть, но не стал акцентировать на этом внимание — мало ли, может, Виоле не любит, когда на него смотрят. — Рахиль расстроится, если узнает, что я снимал повязку. — Рахиль? — Кун моргнул. — И при чём тут повязка? — А… — Грейс открыл рот и тут же его захлопнул, потом словно обдумывал, можно ли сказать, но все же ответил на вопрос Куна, правда, так тихо, что тому пришлось максимально напрячь слух, чтобы расслышать. — Рахиль сказала, что мои глаза очень страшные, и, чтобы никого не испугать, я должен носить повязку. Глаза? Страшные? Чтобы не испугать? И эта Рахиль, имя которой уже во второй раз мелькает в речи Виоле... Кун ничего не понял. Он только склонил голову вбок и вопросительно взглянул на парня, который все так же продолжал паниковать, словно ребёнок, которого впервые вывели в мир. Виоле начал говорить что-то ещё — а ведь недавно изображал из себя немого. Агеро ничего не понял из бессвязного потока слов и попытался остановить одноклассника. — Так-так, подожди. — Кун поднял руку в воздухе, и Виоле послушно замолчал. — Я не понял практически ничего, но суть уловил — ты не можешь ходить без повязки на глазах, правильно понимаю? — У-угу, — робко кивнул Грейс. Кун чуть приблизился, пытаясь рассмотреть, что же такого скрывает новенький, но Виоле отскочил, закрывая лицо ладонями и завертев головой, и тихо попросил: — Н-не смот-трите, пож-жалуйста. Сказать, что это заинтриговало Агеро — ничего не сказать, но он приглушил в себе желание расспросить — видно, что парню говорить об этом было не очень комфортно, а Агеро не хотел ещё сильнее его доставать. И так уже никакой из-за волнения, вон как пальцы дрожат. — Ну, — голубоволосый кивнул в сторону решетки, — могу с уверенностью сказать, что повязку мы оттуда не достанем. — К-как же т-так... Виоле резко поднял на него взгляд, лицо его было полно отчаяния. Кун из интереса попытался получше рассмотреть чужое лицо, пока тот не отворачивается и не прячется, но Виоле словно о чём-то вспомнил и резко отвернулся, рукой надвигая челку на лицо. Кун так ничего и не рассмотрел. Жаль. Зато увидел, как юноша сжал руки в кулаки. — Это — закрывать глаза, то есть, — так важно для тебя? — снова задал вопрос Кун. Ощущение, словно с маленьким ребёнком разговаривает, ей-богу, осталось только спросить, как его зовут и где его родители, блин. — Да, — тихонько ответили ему. Виоле прямо поник весь. Кун вздохнул и потянулся к бандане. Так уж и быть, поможет, хотя и не понимает, в чем смысл этого странного маскарада. Этот парень же вроде не слепой, так чего глаза прячет, хотя какое ему, Агеро, дело. Интерес интересом, но переступать личные границы было не в его правилах. Виоле испуганно вздрогнул, когда почувствовал чужое касание, и инстинктивно поспешил отстраниться, даже слишком резко, но Кун, хоть и с трудом, его остановил. — Да не смотрю я, не смотрю, а теперь не дёргайся — бандана не длинная, хоть бы хватило. Куну было очень интересно, почему он всё это делает. Почему одернул себя и не ушел, проигнорировав чужие проблемы, почему сейчас носится с этим странным парнем, почему сейчас повязывает ему на глаза свою бандану, хотя жутко не любит не то что касаться, но даже приближаться к другим людям. Грейс тем временем замер, послушно позволяя Куну что-то творить. Напряжением и неловкостью от него веяло за километр, и Кун искренне не понимал, отчего. Может, он реально социофоб? Виоле, не привыкший к чужим — только Рахиль — прикосновениям, кожей чувствовал мягкую ткань и холодные пальцы, пытавшиеся завязать на затылке узелок. Он не переставал удивляться, каким заботливым оказался Кун. Почему сразу не ушел, Баам же странный, и вёл себя по отношению к нему тоже странно и нехорошо. Так почему? Странное ощущение, непривычное, к тому же это совершенно чужой человек, но он не хотел, чтобы это прекращалось... Это было странно и пугало. Очень. И совсем немножечко интересовало. Никто, кроме Рахиль, не протягивал ему руку помощи, как бы сильно он в ней ни нуждался; все предпочитали его просто игнорировать. Фыркали, когда он не мог поддержать разговор, отворачивались, когда не оправдывал их ожиданий, издевались из-за внешнего вида и шептались за спиной, смеясь над глупостью и характером тряпки. Он их даже отчасти понимал. Почему же Кун сейчас с таким трепетом, стараясь не прижать и не защемить ни один волосок, помогает ему, так аккуратно касается и не расспрашивает, хотя многие, наоборот, пытались выяснить, что же он прячет под своей повязкой, порой даже специально срывали её. Кун остановился после одного «не смотрите», когда до других не доходило и после двадцатой просьбы. Виоле видел, как голубоволосый закрыл глаза, когда говорил «да не смотрю я, не смотрю», так и держа их закрытыми, пока не прикрыл своей банданой глаза Грейса, и это очень сильно тронуло. Было видно, что Куну тоже интересно, но он был внимателен и не стал донимать, не стал игнорировать просьбу. Редко кто так поступал. Подросток попытался незаметно получше разглядеть стоявшего напротив, но ткань полностью закрывала обзор, частично не просвечиваясь, как его пропавшая повязка. Виоле стало обидно, что он не может разглядеть господина Куна. Тем временем Кун наконец закончил возиться с банданой и, отстранившись, довольно оглядел свою работу, уперев руки в бока и не сдерживая довольной улыбки. Виоле аккуратно прикоснулся кончиками пальцев к синей ткани, медленно провел по длине и добрался до малюсенького узелка, так аккуратно и старательно завязанного... и не сдержал искренней благодарности. — С-спас… спасибо Вам! — он, кажется, покраснел, кланяясь под чужим удивленным взглядом. — Ты чего?! — Кун быстро положил руки на чужие плечи и помог выпрямиться. — Не за что! — И простите, что так невежливо себя повел. Я не нарочно… — когда Виоле поднял лицо, стало возможным разглядеть его красные щеки; глаза за тканью видны не были, но и так было понятно, что они светятся искренней благодарностью. — Да все хорошо, — сказать, что Кун опешил, значило ничего не сказать, даже отвечал он как-то заторможенно и не как обычно — с холодным превосходством. — Ну, мне уже пора, — взглянув на оранжевое от заката небо, проговорил Агеро, поудобнее перехватывая кейс. — Пока, Виоле. — Б-баам. Двадцать Пятый Баам, — выдавил парень; похоже, он собрал всю свою смелость, чтобы это сказать. — Что? — Кун, уже отошедший на небольшое расстояние, остановился и обернулся, вопросительно глядя на новенького. Он в который раз за этот день удивился, точнее, этот парень снова ввёл его в ступор. — Мое второе имя. Если хотите, можете звать меня Баам. — От неловкости Баам начал играть прядью челки, при этом опуская голову, видимо, невольно скрывая лицо (хотя куда еще больше?). Кун полностью развернулся к каштановолосому и взглянул на него повнимательнее. Он не видел, но был уверен, что глаза парня сейчас бегают из стороны в сторону — Виоле казался до невозможности смущенным, и отрощенные патлы румянца на глазах не скрывали. Агеро с минуту смотрел на него, а потом хлопнул себя по лбу, вызывая смятение со стороны Вио… Баама. Агеро искренне считал, что этот парень просто не хочет с ним говорить, а он… — Элементарно не умеет общаться. Как он сразу не понял... Так вот почему Баам такой зажатый и нелюдимый — он просто не знает, как разговаривать с другими людьми, а учитывая его внешний вид, становится понятно, что он одинок и ему элементарно не с кем было этому научиться. Отсюда и все эти неловкость и напряжение... Боже, какой же Кун идиот. — Из-извините? — Баам ничего не понимал и от этого паниковал еще больше. И этого ребенка он считал тайным маньяком? Смех, да и только. Он просто слишком робкий малолетка, ничего больше, и все равно, что они одногодки. — Хорошо, Баам. — Кун протянул ему руку. — Меня зовут Кун Агеро Агнис, не хочешь стать моим другом? — это был первый человек за все его семнадцать лет, которому Агеро сказал такое. В первую минуту каштановолосый стоял в непонимании, что делать дальше, умиляя друга такой реакцией. — Д-да! — Баам буквально расцвел на глазах и слишком резко и неловко сжал протянутую Агеро руку; его голос прямо-таки был пропитан радостью. — Спасибо, господин Кун. Агеро уже нашел первую проблему из тех многих, с которыми, как чувствовал, он столкнётся, пока будет дружить с Баамом. — Господин? *** Как Кун и предполагал после того случая с повязкой, внешний вид Баама ну никак не вязался с его характером. Один голос чего стоил — с легкой детской хрипотцой, робкий и тонкий. Плюс Баам и разговаривал максимально тихо и неуверенно, что только сильнее делало его похожим на ученика начальной школы. Если бы Кун не знал, что они одногодки, ни за что бы не поверил. — Баам? — Агеро пару раз щелкнул пальцами перед лицом парня, но тот, похоже (Кун когда-нибудь возмет ножницы и сам отрежет эти чертовы волосы, заодно и повязку его покромсает), снова ушел в себя, чуть сгорбившись и смотря (хрен поймешь с закрытыми-то глазами) в одну точку, центр своей парты, кажется. Уходить в себя, порой даже на несколько часов, и не обращать ни на что внимания было дурной привычкой подростка. Хотя фраза «дурная привычка» слишком слабо отражала его состояние... Вот серьезно, когда Кун впервые застал его в таком состоянии, вообще подумал, что тот помер — ни на свет, ни на звук Баам не реагировал, ещё и ауру вокруг себя пугающую распускал, хотя она у него и в обычное время была отталкивающей, но в эти моменты словно достигала своего высочайшего пика. Баам в прострации находился долго. Он вышел из «чертог разума» и обратил на Куна внимание только тогда, когда его ущипнули за ухо — единственный способ «пробудить», который смог найти Агеро, — вздрагивая от этого. Неловко почесал затылок, поднимая взгляд на друга. — А? Ой, простите, Кун. «Ну хотя бы без "господин"», — мысленно вздохнул Кун и подпер щеку ладонью, кладя локти на парту каштановолосого и смотря на него в упор. Эта странная манера обращаться ко всем — даже к ровесникам — слишком уважительно была у Агеро первой в списке «того, от чего Баама надо отучать». Серьёзно, он целых два месяца потратил только на то, чтобы убрать из речи парня «господин». Теперь осталось отучить его «выкать», и вообще все супер будет... Правда, Баам не понимал, что он делает не так — что в детстве заложишь, то и получишь, — и Куну жутко хотелось устроить промывку мозгов — и не только — тому, кто вбил в него эти, мать его, правила общения. Издевательство это, а не уважительная речь, Баам! Из-де-ва-тель-ство! — Вы что-то хотели? Вдох... Выдох... У Агеро было еще много времени, чтобы отучить друга. Друга. Кун мысленно усмехнулся, признавая, каким размазней становится, когда дело касается этого парня. Почему? Он даже самому себе не смог бы признаться, почему тогда он предложил Бааму дружить и почему ощущает эти странные чувства по отношению к нему. Почему чувствует? Почему сделал? Решение спонтанное, импульсивное, неконтролируемое, но Агеро… не жалел. Ни на секунду, ни капли не жалел, что поступил именно так. Единственное, что он бы точно сделал, если бы вернулся в прошлое, то прожил бы этот момент точно так же. — Да так, — парень лег на свои скрещенные на парте руки, — спросить хотел, ты сегодня снова идешь к Рахиль? — Сегодня нет, к сожалению. Её оставили после урока, вроде тему нужно доразобрать. «Господи, спасибо, что она такая тупая», — пронеслось довольно ехидное в голове Куна, при этом вслух он сказал максимально невинно: — У нее все нормально? Ты поэтому так задумался? — Угу. Это уже в пятнадцатый раз за месяц. Я волнуюсь. — Не переживай, все хорошо будет. — «Надеюсь, нет. Было бы хорошо, сломай она себе что-нибудь, но Баам тогда вообще от нее не отстанет». Кун за такие жестокие мысли, за которые многие бы его уже приговорили к головомойке с психологом или с кем похуже, себя никогда не корил — да, он был бессердечной жестокой сволочью, но такой уж, какой есть, и его это вполне устраивало. Единственное, что на самом деле пугало — Баам отвернется от него, когда увидит такую — настоящую — сторону Агеро. Это и только это заставляло руки дрожать, а губы растягиваться в незаметную для других кривую улыбку. Он скорее проткнет себя ножом, чем позволит Бааму разочароваться в нём.