В шуме ветра за спиной

      Соня кричит, вскакивает с кровати. Сжимает в руках мятые простыни. Она оглядывается дёрганым тревожным взглядом. Ночь, в комнате обволакивающая темнота. Соня вздрагивает, когда слышит раскаты грома. Она подскакивает на кровати, оборачивается и заглядывает за плотные занавески в окно. Небо затянулось свинцовыми густыми тучами, иногда озаряясь лиловым блеском молнии, на асфальт во дворе яростно падают дождевые капли. Соня бы сравнила этот звук с частыми-частыми аплодисментами. Ей уже который месяц снятся кошмары. Бороться с этим бесполезно, чтобы не делала Соня, она всегда просыпалась по ночам, а утром вставала измученной, с конкретными такими мешками под глазами. Девушка вздыхает, заправляет вьющуюся темную прядь за ухо, потихоньку встает с кровати. Она, слегка шлепая тапочками по полу, направляется в соседнюю комнату. Там горит свет, хотя на часах уже третий час, но Соня покорно идёт на сияние лампочки, будто мотылёк, летящий к фонарному столбу. Негромко играет музыка. Соня распознаёт «cheri cheri lady» практически сразу. — Не спишь? Юля оборачивается, яркие волосы в мягком свете отливают малиновым. Она сканирует Соню своими внимательными, лукавыми глазами, но девушка в ответ уже взгляд не отводит, смотрит прямо горящим взглядом, как упрямый подобравшийся зверёк — готовый к любой атаке. — Кошмары, — ведёт плечом. Наверное, Соня ожидает, что Юля привычно достанет телефон. Либо постоянная бдительность уже вошла в привычку, после долгого времяпровождения с Олегом и Сергеем. Но в руках у Пчёлкиной — бокал с вином. Она перехватывает взгляд. — Будешь? — кивает на бутылку на столе, — Не волнуйся, твоему зануде-брату не скажем. Юля улыбается, а Соня ее разгадать никак не может. Хочет сойти за подружку? Или действительно хотела бы, чтобы кто-то составил компанию? — Не хочу что-то, — Подозрительность берёт вверх: Соня отказывается, но на диван всё же садится, массирует свои виски. От кошмара всё-таки остаётся осадок. Соне всё еще тревожно, она зябко поддергивает плечами, смотрит лихорадочно светлыми глазами на дверь. Жить в квартире Игоря Грома, пускай и брата двоюродного — неуютно. — А где Гром? — облизывает губы и спрашивает наконец. — Скоро придёт, тут ему Прокопенко позвонил, — ровным голосом отвечает Юля и медленно делает глоток из бокала. Всё же признать нужно: присутствие Юли Пчёлкиной сделало эту квартиру в разы лучше. Во-первых, Игорь, после трёхчасового ворчания, всё-таки установил дверь в туалет. Во-вторых, в доме появилась нормальная еда, а весь дизайн квартиры разнообразился, теперь это место хотя бы похоже на жилье здорового человека. Но Соне здесь было не по себе. Ужасно признавать — прямо сейчас она хотела бы очутиться там, у Олега и Сергея. Когда Соня говорит «Олег», она подразумевает «защита». Как так вышло, что когда она думает о волосах цвета вороного крыла, карих глазах, излучающих спокойствие и твёрдость, она вспоминает «дом»? Соня облокачивается на спинку кресла. И крепко задумывается. В голове скачут воспоминания. *** Соня замирает у двери. Сомневается: а стоит? Не глупость ли? Ладонь, согнутая в кулаке, повисает в воздухе. Соня закусывает губу. И думает, думает, думает. Может, еще не поздно вернуться? Она боязливо оглядывается назад, во мрак широкого коридора. Ну подумаешь, кошмар. А Олег что сделает? Но перспектива оставаться одной пугает до мурашек по коже. Разумовский куда-то уехал, сказал, что вернётся поздно, но Соня сомневается, что уж он-то ее поймёт. Олег, наверное, прогонит, а утром Матвеева будет чувствовать укол вины, что разбудила Волкова, у которого, наверное, и без нее куча проблем. Но она собирается с духом. И стучит: получается очень тихо, даже как-то нервно. Тем ни менее, за дверью она слышит шаги. — Соня? Что такое? Волков появляется в дверном проёме, Матвеева наводит чуть ближе фонарик телефона (Олег слегка жмурится, моргает сонно). Он бегло ее оглядывает, проверяет на самое худшее — нападение, раны, чрезвычайная ситуация. Но, не находя ничего такого, поднимает вопросительный взгляд кофейных карих глаз. Соня глаза опускает в пол. — Прости, что разбудила. Я просто…просто кошмары снятся всю ночь, ну, пустяки, я пойду. Она уже разворачивается, чтобы позорно сбежать и побыстрее укрыться с головой одеялом в кровати, пряча алеющие щеки, но тёплая рука, не настойчиво, но твердо лёгшая на плечо заставляет замереть. — Идём. Олег скрывается за дверью, Соня юркает за его тенью за ним. Он позволяет лечь на его кровать, однако, тактично предоставляя путь к отступлению. Но Соня, испуганная, измученная, уставшая, принимает его условия. Едва голова касается подушки, едва она устраивается, как ее накрывают одеялом. Соня поворачивается лицом к стене, слышит, как ложиться Олег. Его теплые руки неожиданно крепко обвивают ее за талию, притягивают к себе (она за плечом своим слышит его дыхание). Он обнимает ее со спины, бормочет: — Спи, кошмаров больше не будет. И она ему почему-то верит. Закрывает глаза, так явственно чувствует защиту, что расслабляется. «Надежный» — проносится в голове, прежде чем она засыпает. *** Громко хлопает входная дверь. Соня вздрагивает, поднимает голову, воспоминания рассеиваются. Она слышит, как кто-то разувается в прихожей, а потом топает тяжело по полу. — Игорь пришёл, — сообщает Юля, хитро поглядывая на Матвееву. — Ё-моё, а вы чего не спите? Игорь смотрит непонимающе, Юля улыбается кокетливо, подходит к нему, словно кошка, грациозно и осторожно, встречает коротким поцелуем. Соня тактично отворачивается, прячет взгляд на жёлтом пятне на стене. — Аааа, понятно, меня значит ждали, — по голосу слышно, что Гром улыбается. Когда Игорь садится за стол, рассказывая новости, он неожиданно Соню огорошивает: — Разумовский со своим Волковым пропали. В бегах. Значит, замышляют что-то. Надо их поймать и хлопнуть. Давно пора, одному в психушку, а второму и в тюрьме место найдётся, я уверен. Соню выдают заблестевшие тревожно глаза — Юля, журналистка со стажем, ее обеспокоенность сразу схватывает. Прищуривается — и нападает: — А ведь Разумовский такой всё-таки гад, правда, Сонь? Надо его, как сказали только что, «хлопнуть», правильно? Разумовский. Она спросила не про Олега. Но к Серёже Соня тоже по-своему привыкла. Хорошо так привыкла. Так, что волна сопротивления внутри поднимается (когда-нибудь назреет целое цунами). — Не мне судить, — вылетает с ее губ, негромкий, но твёрдый выпад. Пчёлкина смотрит с подозрением, Гром и не замечает ничего, а Соня пытается тоску свою утопить как можно глубже, заштопать за равнодушным выражением лица и подрагивающими руками. Не очень-то получается.