The Strength in Vulnerability

– Алло? – Даичи, что, черт возьми, ты ему сказал? Суга расхаживал по кухне, сердито вытирая глаза. Он смутно припомнил, что где-то читал о пяти стадиях горя. Предполагалось, что будут переходы от одного этапа к другому, но это, должно быть, неправильно, потому что, по крайней мере, четыре из них били по нему сейчас одновременно. – Суга? Что случилось? – Ойкава, вот что случилось, – он судорожно вцепился в свой мобильный телефон. – Что ты сказал? – Ничего. Я сказал, что присматриваю за тобой, вот и все. – Нет, было что-то еще, – дыхание вырывалось короткими рывками, – он сказал, что ты считаешь меня ангелом. – Да, ну… – Даичи, прекрати это, хорошо? Не делай так больше. – Что не делать? Комплименты? – Я не гребаный святой! – теперь он кричал. Соседи могут жаловаться, но в итоге им просто придется смириться. – Я человек, который иногда бывает милым, а иногда лажает, и меня это устраивает, но я не святой. И ты не возложишь это на меня. – Хэй, ладно, прости меня. У меня и в мыслях не было. Суга убрал прядь волос, упавшую ему на глаза. – Извини, это вышло… громче, чем я намеревался. Я просто хотел… – Нет, все в порядке. В смысле, мне бы хотелось, чтобы ты поделился этим до того, как расстроился, но все в порядке. Я рад, что ты сказал. Суга перестал расхаживать. Он закрыл половину лица рукой, в которой не было телефона. – Ойкава… Я думаю, он ушел. – Ушел? Ты уверен? – Вполне. Я вроде как сказал ему, что для меня… все это ничего не значило. – Что? Я думал, он тебе нравится. – Это так, я не знаю, что случилось. Я не это имел в виду, просто так вышло. – Тогда ты должен сказать ему. Я уверен, он поймет, если ты все объяснишь. – Я постараюсь. Спасибо, Даичи, прости, что накричал на тебя. – Не извиняйся. В конце концов, ты всего лишь человек. Суга слабо рассмеялся. – Спасибо. – Нет проблем. Мне нужно вернуться к работе, но почему бы тебе не прийти сегодня вечером, и мы сможем разобраться во всем вместе, хорошо? – Хорошо.

х

– Какого черта, Дуракава, ты пришел сюда пешком? Ты весь мокрый! – У меня болит колено, – пробормотал парень, изо всех сил стараясь не начать дрожать. – Можно мне войти? – Ёб твою мать, – Ивазуми дернул его за воротник в дверной проем. Оказавшись внутри, Ойкава снял пальто и бросил его на пол, в то время как Ива притащил ему охапку полотенец. Он накинул одно из них другу на плечи, осматривая его лицо в поисках признаков беспокойства. Вероятно, найти их оказалось нетрудно. – Что случилось? – тихо спросил Ивазуми. Ойкава выдохнул весь воздух из легких и наклонился вперед, чтобы положить голову ему на плечо. – Я этого не стою, – сказал он, наконец. – Откуда у тебя такие мысли? – тон должен был казаться язвительным, но волнение мешало как следует это провернуть. – Он сам так сказал. Ива медленно гладил парня по спине, обводя выступающий позвоночник – сейчас, когда он был рядом, сил притворяться больше не было: Ойкава не выдержал и зарыдал.

х

Суга потягивал чай, сидя на диване в полном отчаянии рядом с Даичи, между длинных ног Куроо. – Что именно ты сказал? – спросил брюнет, приоткрыв один глаз. – Не помню. Я был зол. Что-то вроде «для меня оно того не стоит, если ты собираешься притворяться, что я какой-то ангел». Но я думаю, все, что он извлек из этого, – «оно того не стоит». Даичи сжал его плечи. – Не волнуйся, мы можем это исправить. Он, наверное, подумал, что ты пытаешься расстаться, если ты просто поговоришь с ним… – Я бы сделал это, отвечай он на мои звонки, – Суга поджал губы, – как иронично. – Есть ли какой-нибудь другой способ с ним связаться? Он покачал головой. – Только засада в его собственной квартире. И он, вероятно, даже не впустил бы меня в парадную. – А как насчет работы? – предложил Куроо. – Он появлялся у тебя кучу раз, было бы довольно символично. – Возможно, но я не знаю, где он работает. Следующая идея? – Может, позвонить Ивазуми? Он мог бы помочь. Суга вяло изучал диванные подушки. – Даже если бы я узнал его номер телефона, Ойкава не стал бы со мной разговаривать, и поэтому я готов поспорить, что Ивазуми тоже не станет. Даичи откинул голову назад и уставился в потолок. – Ну, у меня все. Куроо? – Я думаю, все, что нам остается, – это просто продолжать звонить ему, пока он не сдастся. Заполнить его голосовую почту – вот что я бы сделал. В конце концов ему придется это выслушать, хотя бы для того, чтобы очистить свои сообщения, – Куроо скрестил руки на груди. – По крайней мере, таким образом он будет знать, что ты все еще достаточно переживаешь, чтобы продолжать пытаться. – Ойкава ненавидит сдаваться, – Суга уронил голову на руки. – Это может продолжаться месяцами. Но, думаю, мне ничего больше не остается. Даичи прислонился к нему. – Мне очень жаль, Суга. Это все моя вина, мне так жаль. – Ты не знал, – он положил голову другу на плечо. – И это я закончил тем, что накричал на него. Если в этом и есть чья-то вина, то только моя. – Поможет ли это, если я тоже буду себя винить? – саркастически спросил Куроо, вынуждая Савамуру ущипнуть его за ногу. Брюнет взвизгнул и потер больное место. – Нет, Даичи, ты прав, ты ужасный человек, все из-за тебя. Это вызвало у Суги легкий смешок, и Даичи тепло улыбнулся в ответ. Взгляд упал на телефон, лежащий на кофейном столике. По крайней мере, можно попытаться. Худшим вариантом было бы вообще ничего не делать. Куроо встал и потянулся. – Ну, теперь, когда у нас есть какое-то подобие плана, кто ужинать? – он прошел на кухню, чтобы взять коробки с едой на вынос и горсть разномастных палочек для еды из ящика. Даичи включил телевизор и придвинулся ближе, одной рукой обняв Сугу за плечи – всякий раз, когда он чувствовал, что облажался, на его лице появлялось выражение побитого щенка, и только физический контакт, казалось, все исправлял. Это также была одна из многих причин, по которой было буквально невозможно злиться на Даичи. Суга медленно выпустил воздух из легких и еще сильнее прижался к его боку, прогоняя напряжение выдох за выдохом. Канал уже был настроен на одно из дрянных реалити-шоу Куроо. Мужчина, на котором было слишком много геля для волос, выкрикивал невнятные оскорбления и жестикулировал в сторону своей такой же кричащей спутницы с полным кошмаром на голове. Они стояли на улице на дощатом тротуаре, свет уличных фонарей отбрасывал нелестные тени и так сильно стирал оттенки кожи, что они казались слегка зелеными. Даже работа с камерой была ужасной; когда кадр развернулся, чтобы показать большую толпу зрителей, внимание Суги привлекло пушистое серое облако рекламы в верхней части экрана. Даичи застонал и снова схватил пульт, но его руку остановили. – Ты действительно хочешь посмотреть это дерьмо? Суга уставился на экран, желая, чтобы стикер вернулся в кадр. Вот – прямо здесь. Его глаза расширились. – Есть. О боже, это прекрасно! Мне нужно идти, надо сделать несколько телефонных звонков. Куроо появился как раз в нужный момент, чтобы посмотреть, как Суга прыгает по прихожей как сумасшедший, пытаясь надеть ботинки. Он и Даичи с одинаковым выражением замешательства на лице наблюдали, как их друг выскочил за дверь.

х

– Вставай, придурок. Ты пойдешь на работу. Ивазуми уронил стопку одежды на голову Ойкавы, все еще погребенного под дюжиной одеял на диване своего друга и упрямо отказывающегося признать тот факт, что, поскольку планета вращается и время неизбежно движется, наступил понедельник. – Хмпф, – ответил он в кучу подушек. – Да-да. Я больше не позволю хандрить у меня дома, тебе будет только хуже. Ойкава взглянул на него из-под брюк, которые прилетели на лицо. Ива, вероятно, забрал их из его квартиры, без сомнения, проснувшись рано, чтобы съездить туда и обратно. Он начал чувствовать себя виноватым, пока не вспомнил, что одежда была принесена лишь для того, чтобы не было повода не пойти сегодня на работу. – Ты меня не знаешь, – пробормотал шатен. Даже его злоба звучала слабо. – Я тебя не знаю. Ты прав. Кроме того, небо зеленое, а ад – прекрасное место для катания на беговых лыжах. Одевайся, Дерьмокава, я из-за тебя опоздаю. – Кофе? – прохрипел Ойкава. – В термосе у входной двери. Ты можешь выпить его в машине, у нас осталось всего полчаса. И да, я положил туда весь сахар. Буквально, потому что ты в значительной степени опустошил мои запасы вчера, так что не жалуйся, если окажется недостаточно сладко. Ойкава улыбнулся, и крошечная жалость к себе покинула его организм. Он осмотрел одежду, которую ему дали: простая белая рубашка и угольно-черные брюки. Не такую комбинацию он бы собрал сам, но Ивазуми всегда склонялся к более консервативной стороне, когда дело касалось рабочего дресс-кода. Может быть, он мог бы порыться в вешалке для галстуков Ива-чана, чтобы немного разбавить образ. Тщательная процедура укладки волос закончилась тем, что оба вышли позже необходимого, но Ива, что было для него нехарактерно, не разозлился из-за этого. Ойкава отхлебнул кофе (недостаточно сладкий) и посмотрел, как тот заводит машину. – Ты будешь в порядке наедине с собой сегодня вечером? Шатен закусил губу. – Посмотрим. – Ты знаешь, что можешь позвонить мне в любое время, если тебе нужно поговорить. – Знаю, – Ойкава рассеянно смотрел на ряды магазинов, деревья и тротуары, окрашенные в серый цвет облачным покровом. «Сегодня снова может пойти дождь», – лениво подумал он. – Ойкава. – М? – он обернулся. Ивазуми вцепился в руль, но его лицо выражало спокойствие. – Я знаю, что не могу указывать тебе, как жить своей жизнью или строить свои отношения. И даже если бы я попытался, ты, вероятно, сделал бы с точностью наоборот, просто чтобы показать свою точку зрения, – он притормозил, чтобы остановиться на красный свет, и встретился взглядом с другом. – Но я действительно думаю, что Сугавара пойдет тебе на пользу, если ты сможешь с этим разобраться. И я готов поспорить, что сможешь, – свет сменился, и Ива снова перевел взгляд на дорогу. – Я думаю, что у тебя есть склонность позволять своей неуверенности, так сказать, затуманивать сознание. И, может быть, ты прав; может быть, Сугавара не вкладывается в решение этого вопроса, но я думаю, что, по крайней мере, стоит попробовать. Ойкава скрестил руки на приборной панели и положил на них голову. – Ты закончил? – спросил он немного более резко, чем намеревался. – Да, я закончил. Просто подумай об этом. Он не хотел. Обдумывать все значило втирать соль в некоторые самые старые раны. Размышления об этом не были рациональным процессом, как предполагалось. Вместо этого они превратилась в прокручивающийся баннер самоуничижения перед собственным мысленным взором. Ты не стоишь того. Ты не стоишь того, чтобы тебя любили. Ты оттолкнул его. Ты всех отталкиваешь. Ты недостаточно хорош. Ты недостаточно хорош. Ты недостаточно хорош.

х

Рабочий день протекал со скоростью улитки, унылый свет низких и тяжелых облаков отражался в затуманенном разуме. Ойкава чувствовал себя подавленным. Написание отчетов в данный момент казалось непреодолимой задачей, поэтому он провел утро, отвечая на просроченные электронные письма, некоторые из которых содержали только одно слово (из-за того, что когда-то он не удосужился ответить более подробно). Многие нудные встречи были подтверждены. Бюджеты сокращены. Он громко застонал в кулак, пока читал одно гневное электронное письмо от клиента, подумавшего, что в их очень красочной рекламе в журнале использовали неправильный оттенок фиолетового. Ну а следующее письмо уже было помечено как «рассмотреть позже», потому как у него действительно не оставалось ни энергии, ни желания в данный момент выступать посредником в конфликтах между клиентами и художественным отделом. До обеденного перерыва оставалось всего двадцать минут, и Яхаба заглянул в его кабинет. Ойкава поднял затуманенные глаза от своих сводящих с ума таблиц. – Кажется, я говорил тебе немного отдохнуть, – сказал парень, похоже, не впечатленный. – Я пытался. Это не сработало. Что тебе нужно, Яхаба-кун? – Кое-кто хочет тебя видеть. Тот парень из Карасуно, не помню его имя. Ойкава практически вскочил со стула, упавшего впоследствии сзади на покрытый ковром пол с приглушенным стуком. – Впусти его, – сказал он, внезапно задыхаясь. Яхаба, посмотрев на начальника с легким удивлением, помахал гостю за спиной, и… оу. – Энношита-кун, – выдохнул шатен, потирая лоб. Глупо, очень глупо. Конечно, это был не он. – Привет, – сказал Энношита, прижимая стопку бумаг к груди. На нем был один из тех наушников, позволяющих легко общаться режиссеру и оператору. – Эм, ты нужен внизу на несколько минут. Мы работаем над рекламой SmileBrite, и некоторые исполнители хотят изменений. Они спрашивали о тебе. Ойкава кивнул и последовал за ним к лифтам. Звуковая сцена находилась в подвале здания, где снималась большая часть рекламных кампаний и эпизодическая реклама. Если он правильно помнил, съемка зубной пасты SmileBrite была полностью установлена в ванной комнате, поэтому много места не требовалось. – Какого рода изменения? – спросил Ойкава, наблюдая, как вспыхивают цифры по мере спуска лифта. Энношита покачался на ногах взад-вперед. Он казался гораздо более энергичным, чем того требовала ситуация. Должно быть, там были какие-то страшные заказчики, если они так сильно его напугали. – Они мне не сказали. Я всего лишь директор, а ты руководишь всей этой операцией. Они будут говорить только с тобой. Ойкава закрыл глаза. Отлично, судя по всему, они тоже станут требовать больших затрат на техническое обслуживание. Можно было бы просто послать записку, но нет же, надо обсудить свое дело лично, вероятно с помощью крика. Это было последнее, в чем он нуждался сегодня. Лифт звякнул на этаже студии, и Энношита вышел, одной рукой придерживая двери открытыми для начальника, затем провел его по коридору на съемочную площадку, которая была… пустой. За исключением нескольких цепочек тускло горящих ламп накаливания, которые они использовали месяц назад для фотосессии мод; декорации были совершенно пустыми. Ойкава, нахмурившись, повернулся к Чикаре, но тот уже нырнул в сторону, заговорщически улыбаясь в точку за чужой спиной. – Что происходит? – спросил он, безнадежно сбитый с толку. Ухмылка Энношиты стала шире. – Не за что, – бросил он через плечо, затем выскользнул из помещения и позволил двери закрыться самостоятельно. – Привет, – произнес до боли знакомый голос. Ойкава резко обернулся и увидел его, выходящего из-за интерьера, составляющего заднюю стену съемочной площадки. Он был одет в клетчатую фланелевую рубашку и коричневые брюки, руки засунуты в карманы. Свет ламп отражался от серебристых волос, заставляя их светиться. – Хэй, – выдохнул Ойкава, не смея пошевелиться. – Тогда я сказал кое-что… – Сугавара замолчал. Он откашлялся и попробовал снова. – Я думаю, ты неправильно понял меня. Сердце Ойкавы ускорилось. – Тогда что ты имел в виду? – спросил он напряженным от дурного предчувствия голосом. – Я пытался сказать тебе, что просто хочу чувствовать, что могу быть самим собой рядом с тобой. И до сих пор я был таким. Хочу, чтобы так и оставалось. – Это возможно, – хрипло сказал шатен. – Хорошо, – Суга посмотрел на свои ботинки, затем снова на Ойкаву. Нежная улыбка расплылась по его лицу. – И я не знаю, в курсе ли ты, но для меня ты того стоишь. Все это, – он указал на них двоих, – того стоит. На сто процентов. Ойкава выдохнул. Он не собирался плакать, нет, ни в коем случае. Плач был для слабых. О, кого он обманывал. Сугавара Коши был его самой большой слабостью, и он чертовски хорошо это знал. – Суга, – голос дрогнул. Сугавара сократил расстояние между ними и притянул его в сокрушительные объятия. – Прости, Ойкава, я… – Ради бога, не поступай так со мной снова. – Не буду, обещаю. – Я не могу, я просто, ты был… – Знаю, прости меня. – Я люблю тебя, – выпалил Ойкава и тут же закрыл рот. Ну, это было не совсем то, что он собирался сказать. Он уткнулся лицом в чужую рубашку, голова шла кругом от смущения и всех возможных ужасных отказов, с которыми ему, возможно, придется столкнуться в следующую минуту. Плечи Суги задрожали, и потребовалось мгновение, чтобы понять, что он смеется. Черт, что теперь оставалось делать? Очевидно, ничего, потому что Суга сделал все сам – он обхватил лицо Ойкавы обеими руками и глубоко поцеловал его, прижимая язык к языку так жадно, словно наступал конец света. Ойкава обнял парня за талию и притянул его настолько близко, как только мог физически, пока оба не затаили дыхание и тупо не уставились друг другу в глаза. Со стороны дверного проема кто-то чихнул. За этим немедленно последовала ругань, узнаваемая красочным слогом, который мог придумать только Бешеный-Пес-чан. – ЯХАБА! – крикнул Ойкава через плечо, внезапно разозлившись. Снова проклятия – и дверь студии захлопнулась, две пары шагов быстро удалялись по коридору. Сугавара хихикнул и прислонился к широкой груди. – Клянусь богом, на этот раз я действительно его уволю. – Это моя вина, я заключил сделку с Энношитой. Он помог мне вернуть тебя, а взамен получил права на экранизацию нашей истории. – Мы так драматизируем, Суга-чан? – Давай просто надеяться, что он не заснял это на пленку, – руки Сугавары снова погрузились в волосы Ойкавы, и тот склонился к мягкому прикосновению. – Значит, у нас все хорошо? – Определенно. – Отлично, потому что, насколько помнится, я все еще в долгу перед тобой. – Ммм, так и есть. Суга оглядел съемочную площадку. – Думаешь, где-то здесь есть кладовка? – На моем рабочем месте? Возмутительно, Суга-чан! Суга посмотрел на часы. – Все еще утро, поэтому я дьявол. И для тебя это не было проблемой на моей работе… – Это совсем другое. – С чего, скажите на милость? Ойкава фыркнул и обнял парня за плечи. – Ну, здорово быть объектом офисных сплетен. Но с другой стороны, я должен поддерживать безупречную репутацию. – Верно, извини, я бы и не подумал ее запятнать, – Сугавара вскинул бровь и, схватив Ойкаву за руку, потащил его в направлении не поддающейся описанию двери в задней части студии. Ойкава прищурил глаза и всю дорогу протестовал, оплакивая утрату добродетели. Однако, несмотря на бахвальство, он не сделал ничего, чтобы остановить Сугу.