Вундеркинд

-Эй, ты хоть до окна дойди. Альбедо послушно поправляет лежащий на плечах плед, перемещается ближе к открытой форточке и только потом выдыхает дымом от сигареты, позаимствованной из пачки со стола Кэйи. Законный хозяин приватизированного имущества на мгновение отвлекается от нарезания овощей для зажарки в грядущий вечером суп и языком поправляет сползающий со среднего пальца пластырь – последствия падения зеркала в прихожей. («-Блять, сука, какая скотина повесила сюда эту ебливую… -Не тряси рукой, я достаю… -Дери черт сраную хозяйку с ее хуеблядскими… -Дай мне достать стекло, блин. И перекись расплескал, идиот. -Пусть только…черт, Ал, ну предательство ножом в спину, бить зачем, мне и так больно!») -Что такое, бактерии не всходят? – интересуется повар, возвращаясь к работе. -Да не то чтобы,- между неторопливыми затяжками бросает в ответ Альбедо. Кэйя едва удерживается, чтобы не коситься на него, наполовину примостившегося на подоконник по соседству с тремя пузатыми цветочными горшками. На вундеркинде его «рабочая» футболка из когда-то модной линейки с принтами в духе Хокусая. Она прожжена в нескольких местах, и маленькие округлые дырочки светятся контрастно молочной кожей. Серый плед свисает до пола королевской мантией, удерживаясь на узких плечах каким-то магическим образом, сползая до предела и останавливаясь на нем. Вид вполне царственный, даром что вместо скипетра в руке сигарета достаточно скромной ценовой категории. Альбедо красивый. -Сука! Нож, заточенный только в этот понедельник, слетает на большой палец уже травмированной руки. -Боже, Кэйя, ты там вслепую режешь? Некоронованный монарх приподнимается. Ну, блин, почти вслепую, да. -Сиди-сиди, нормально все. Чуть-чуть задел совсем, скотина,- Кэйя сует палец в рот. Альбедо послушно садится обратно и подтягивает к себе колени в вельветовых штанах, прожженных местами так же, как и футболка. Обсасывая кровоточащий палец, Кэйя снова смотрит на него. Профиль с обыденным небрежно завязанным пучком с одной стороны и меланхолическим выражением физиономии с другой легкой тенью очерчивается против вечернего света из окна, не оснащенного такой роскошью, как занавеска или жалюзи. Белые руки покоятся на коленях, и по вине того же естественного освещения тонкие запястья со смутно видимыми венками слово излучают мерное мерцание сами по себе. Изящным жестом Альбедо в очередной раз затягивается и кладет подбородок себе на плечо. -Так все же ты чего такой сегодня грустный?,- Кэйя наконец расстается с пальцем и поворачивается к раковине мыть и разнесчастную руку, и нож, который, кажется, лучше пока отложить. -Хуй сосал невкусный,- дежурно усмехается Альбедо на дымном выдохе. От этой вроде бы грубости образ тонколикого эльфа голубых кровей ничуть не разрушается, скорее даже наоборот. Кэйя тоже усмехается в тон ему: -Какие поразительные новости! Это чей же и почему я не в курсе? Альбедо тушит сигарету о голую кирпичную кладку кухонной стены. («-О господи, это же…это гранж… -Ты напился и лапаешь стену, Кэйя. Это пиздец, а не гранж. -О боже…мы что…ж…живем в…гараже…? -И вообще-то говорил, что к 10 вернешься. -Твою мать, это сраный лофт! -Ложись, а?») -Да так. Спрыгивает с подоконника и оправляет свою мантию, глядя через плечо назад. Красивый. Красивый. Красивый. Кэйя выключает воду, направляется к холодильнику и, немного подвигав многочисленные чашки Петри, перевернутые вверх дном, извлекает бутылку минералки. -Не, серьезно, случилось что? Альбедо качает головой и возвращается в угол кухни к своим разложенным полукругом бумажкам. Опускается в центр этой зловещей пентаграммы, садится по-турецки и мгновенно выключается из гранжевой кухни и вообще окружающей реальности. Кэйя вздыхает. Красивый. Теперь скорее не венценосный мифический паладин, а индейский шаман в трансе перед своим родовым тотемом.