Уже никак

      Борис Тарасов не был трусом. Он не был и предателем. Он умел держать слово и отвечать за свои действия. Но Умановой он ничего не обещал. Это была просто ночь. А потом ещё пара ночей. Но не больше.       Открыв бутылку виски, он сел на полу в зале. «Хорошо, что Катя уехала. Не придётся ничего ей объяснять», — подумал он. Первый стакан немного притупил чувства, поэтому Бизон расслабился. Ещё пару глотков он сделал не задумываясь. «Надо бы лимона подрезать, а то совсем всё плохо выглядит», — подумал он, отправляясь на кухню.       Достав нож, он вдруг замер. Кот сказал, что она сделала это обычным кухонным ножом. Мысль о том, что таким же ножом из-за него Ума пыталась перерезать себе вены, убивала. Жгла, заставляя что-то внутри скручиваться и умирать. «О чём она думала? Что чувствовала?» — эта мысль будоражила. Он провёл лезвием по ладони. Небольшой надрез, и вот она — боль. Разливается по венам и заставляет одуматься. Застыть. «У неё такая же красная кровь или более тёмная?» — эта мысль пронзила воспалённый мозг болью и отразилась где-то в груди, застряв между рёбер. Стало тяжело дышать.       Перебинтовав руку, он вернулся в зал, чтобы сделать ещё глоток виски. Вдох. Выдох. Отпустило. Он надевает куртку и вызывает такси. Её адрес срывается с губ. Таксист молчит всю дорогу, не смотря на пассажира.       Бизон снова делает глоток виски. Он должен всё увидеть, чтобы понять. В подъезде видна кровь. Он идёт по этому следу, отмечая, что крови много. След чёткий. «Кот сказал, что она была в сознании, когда он её нашёл. Но как?!» — поток мыслей не остановить, они лезут в его голову, разрывают друг друга на части, чтобы быть впереди, стучать прямо в висках. Может, это алкоголь. Уже нет. Это осознание.

***

      Он открывает дверь квартиры. Лужа крови в центре коридора. Две дорожки. Одна ведёт в ванную, другая — на выход. Медленно заходит. Приоткрыв дверь в ванную, видит красную воду, подтёки и нож, который так выделяется на фоне белого кафеля. Он в крови, она уже успела запечься и теперь не стекает с него.       Выходит. Его тошнит. Его, видевшего горы трупов и крови, тошнит от понимания того, что с собой сделала эта девочка. Проходит дальше. В зале идеальный порядок. Он садится на пол в центре комнаты. Надо передохнуть. Приоткрытая дверца шкафа раздражает. Вместо того, чтобы просто её закрыть, он тянет её на себя. Среди вещей ярко выделяется голубой комбинезончик с корабликами.       Он достаёт его так бережно, словно одно неловкое движение заставит вещь взорваться. Кладёт его на пол перед собой. «Это был сын?!» — мысль застревает в голове в виде вопроса, ответ на который он не узнаёт никогда. Pov Бизон — Любил ли я её? — Не знаю. — Хорошо ли мне было с ней? — Более чем. — Хотел ли я от неё детей? — Не знаю. — Был бы я рад её беременности? — Да, но не сразу. — А если на её месте была бы Катя? — Катя не она. Катя другая. Она мягкая, домашняя, нежная. Она ждёт по вечерам и вкусно готовит, смотрит с обожанием и никогда не спорит. Уманова как торнадо. Дерзкая, резкая, яркая. От неё срывает крышу. Она не будет ждать. Она свалит вместе со мной. Она спорит. Всегда спорит. — Знал, что ты придёшь, — Ионов подходит тихо, останавливаясь у него за спиной.