Уже никак

      «Старею, — думает Тарасов, — или много выпил, — поддакивает внутренний голос». — Я не мог не прийти. Как ты оказался здесь тогда, когда она... — Не продолжай. Я просто что-то почувствовал. Приехал, поднялся на этаж. Позвонил. Она не открыла. Дёрнул ручку, дверь поддалась. Вошёл. Она вышла из ванной, вся в крови. В глазах море и абсолютное спокойствие. Держит руку, но кровь бежит. По руке, потом по бедру, по ногам и на пол. Не капает, а струится, как горная река. — Как она встала? — Не знаю. Она увидела меня и улыбнулась, затем упала. Я схватил её, перебинтовал руку, понёсся вниз. Я боялся только одного, что не довезу её. — Она действительно хотела себя убить? — Не знаю. Она, как в тумане, была. Говорит, что сама не понимает, как это произошло. — Вася делает паузу. — Бизон, она кухонным ножом разрезала себе руку от сгиба локтя до запястья. Дважды. Не глубоко, но так, словно думала, что рисует. Просто скажи, что ты с ней сделал? — Ничего. Я сказал, что мы не пара, что работе это будет мешать, да и она никогда не станет меня ждать. — Она ждала. Всё это время она ждала тебя. А ты оказался... — Как мне всё исправить? — Уже никак. Она сказала, чтобы ты не приходил к ней. Просила тебя не пускать. Ты выбрал котлеты, а не любовь. — Так что теперь иди к Кате и жри щи и борщи, — голос Кошкиной разрывает тишину. — Я не дам тебе обидеть её ещё раз. — Ты любишь её? — Ионов задаёт вопрос в лоб, ожидая услышать ответ. — Я не знаю. — Тарасов отвечает медленно. Кажется, что он уже и сам не уверен. — Пока ты узнаешь, она сведёт себя в могилу. Разберёшься — сообщи. А пока один неровный взгляд, вздох, выпад в сторону Леськи, и я за себя не ручаюсь. Она хрупкая, она маленькая, и ты уже её сломал. Второй раз я тебе это сделать не дам. — Она хрупкая? Да она обычно как танк! Рита в бешенстве хватает Бизона за руку и тянет за собой. Её взгляд падает на комбинезончик на полу. — Танк не покупает комбинезончики. Танк не хранит все твои подарки, — раскрывая шкаф, кричит Рита. — Танк не записывает в блокнот каждое блюдо, которое ты упомянул, чтобы потом приготовить его и понять тебя! — кидая в лицо Тарасову блокнот, сильнее повышает голос она. — Танк не режет себе вены!       Тарасов поднимает блокнот. Действительно, на каждой странице ровным почерком записано название блюда и рецепт, кое-где обведены правки, которые нужно внести. На одной из страниц видны поплывшие чернила. Рита перехватывает взгляд Тарасова. — У неё не получалась твоя чёртова рыба с дымком две недели. Она плакала, но переделывала. Мы ели эту рыбу два месяца назад, когда она принесла угостить нас. А ты сказал, что у Кати получается сочнее. Она тогда чуть весь зал не разнесла. Она знает, что любишь ты. Она знает, что любит тебя. А ты знаешь о ней только то, что она на заданиях прёт как танк, — Рита тяжело дышит. Отбирает блокнот у Бизона, чтобы убрать его на место. — Кстати. Помнишь, Физик учил тебя обезвреживать бомбу, которую изобрели наши спецы. Так вот она научилась в тот же день, а ты через три дня. Но она неделю слушала твои выводы по поводу её умственных способностей и училась у тебя, чтобы узнать тебя получше, провести с тобой время, — подал голос Кот.       Тарасов молча забрал бутылку и пошёл к выходу. Домой он пойдёт пешком, ему есть над чем подумать.

***

      Дома он увидит, что Катя звонила. В этот момент ему совершенно нет до этого дела. Он уже понял. Понял, что ничего не знает об Умке. Он знает только, как страстно она стонет, когда коснёшься её ключиц губами. Знает, что она никогда не просила от него больше, чем он мог ей дать. И всё. Ни любимой музыки, ни времени года, ни даже любимого блюда. Он о террористах перед операцией осведомлён больше, чем о человеке, с которым был так близок. Сейчас он противен сам себе.       Найдя дома стопку бумаги, он сел за стол. Здесь всего 17 листов, но он должен исписать их все. Он должен знать о ней больше, чем о себе. Прямо сейчас ему это нужно.