Великий император и принц с промежностью

      Забрали меня с торжества тихо, быстро и без лишних слов. По пути в комнату императора, я задавала просто нескончаемое количество вопросов, на которые никто отвечать мне не собирался. Две молоденькие девушки держали меня за руки, а третья сняла с меня косынку, прижимая ее к своей крошечной груди. Меня это даже умилило.       — Ваше высочество, поторопитесь. — несмотря на то, что к подобному обращению мне привыкать и привыкать, я действительно ускорила шаг, гадая, с какими трудностями я столкнусь с часу на час. — Времени не так много.       — Ага, — тихо выдавила я, шустро перебирая ногами. Шоркаясь по бесконечным пустынным коридорам, я уже потеряла счёт поворотам. Наверное, наивно было полагать, что я с первого раза запомню все пути и ходы этого дворца. Смешно, конечно, даже думать об этом, но я планировала бежать отсюда как только — так сразу. Немедленно. У высоких роскошных дверей с золотой облицовкой стояла пышная женщина с грозным выражением лица. Сначала я стушевалась, а уже потом вспомнила, что бояться здесь нужно только одного человека — Сатору Годжо. Завидев наши силуэты, она развернулась к нам спиной и приоткрыла дверцу, быстро скользнув в комнату. Меня завели вслед за ней. В глубине души я всё же надеялась, что до этого не дойдёт, и я волшебным образом смогу избежать неизбежного, но кажется, я очень сильно просчиталась. Что в этой жизни, что в иной, а консумирование брака заложено чуть ли не природой. Деваться от этого некуда, да наверняка и не хочется, если выходишь замуж по любви. Но здесь всё иначе. Что же мне делать? Выложить всё на духу?       Паниковать раньше времени я не стала, и молча отдалась в руки прислуги. Всё, как перед свадьбой: меня обтёрли теплым полотенцами, умастили кожу душистыми маслами и переодели в легкую сорочку. Мой вид в целом вульгарностью явно не пестрил, но внутри всё равно что-то да сжималось. Явно не сердце, но…       — В первую ночь принято без прелюдий, — оповестила меня та самая пышная женщина. Ее рыжие волосы здорово выделялись на фоне утонченных служанок. Взгляд был прикован только к ней одной. — Будьте послушны, и не проявляйте инициатив.       — Ага, — по сути, я только и могла «ага-кать». Все происходящее казалось сном, и никак не укладывалось на дно сознания. Челядь наконец разбежалась, а я неуверенно присела на край постели, разглядывая мутным взглядом расписную ширму для переодеваний. Вообще-то вся роскошь данной комнаты давила на меня, подобно ночному кошмару. Золото-золото-золото. Везде золото, багровые оттенки тканных материалов и черные полы. Устрашающе, но стоит признать, что обустроенно со вкусом.       — Это конец. — тихо вырвалось из груди. Я откинула на кровать, разглядывая вытянутую вперед руку. Совершенно точно я являлась девушкой, и от этого мне отнюдь не стало легче. Быть может, неспроста все думали иначе? Была в этом какая-то изюминка. Я не чувствовала на себе ни косых взглядов, ни презрения. Я была мужчиной, которого оценили по достоинству. Резко сорвавшись с постели, я уверенным и почти агрессивным шагом направилась к туалетному столику, на котором мерцали свечи. Сдув все одним махом руки, я вернулась в постель, и расправив её, блаженно прикрыла глаза. Во-первых, я хотела спать, а во-вторых, будь что будет. Мне не сбежать отсюда, а думать только о плохом мне надоело. Впервые за пару месяцев моя голова коснулась теплой подушки, и упустить столь дивный шанс выспаться я не могу. Вернее, не хочу. Кто знает, что меня ждёт завтра? Плаха, пытки, снова темница? Кто-то потянул за краешек одеяла, и я почувствовала легкую прохладу. Глаза слипались настолько, что я даже с особым усилием разомкнула их далеко не сразу. Да, заснула я сладко, теперь пришло время расплачиваться за самоуверенное спокойствие.       — Кто здесь? — Не знаю, зачем спросила. Мне было известно, под чьим весом прогнулась теплая постель. Я мигом приподнялась на локтях, все еще пребывая в полудрёме.       — А ты довольно нахальна, — утверждение со стороны темного силуэта заставило меня вздрогнуть всем телом. Быть может, моё поведение в действительности не вяжется с образом жертвы, но… Не успела я закончить свои мысленные монологи, как свечи, которые я потушила несколько часов назад (а часов ли?) вспыхнули снова. Я сперва зажмурилась, а затем попыталась сфокусировать взгляд на белобрысом. Первое, что меня смутило по самое не хочу — это его оголенный торс. Второе — расстояние между нами. Он подкрадывался, словно какой-то хищник, стягивая с меня одеяло.       — В тебе и впрямь мало чего от женщины, — прозвучало не так обидно, как должно было. Сейчас меня волновали не комплексы, а происходящее недоразумение. — И даже так мы обязаны хранить друг-другу верность.       — Это совсем не обязательно, — я ухватилась за последнюю фразу голубоглазого, стараясь подбить того на диалог. Маг в удивлении приподнял бровь. — Делайте что хотите, никто Вам не запрещает.       — Смехотворная девчонка, — мужчина ухмыльнулся, коснувшись кончиками пальцев моей щиколотки. Она словно огнём налилась, и я мигом одёрнула ногу. Мне вдруг стало до того тошно, что я невольно прослезилась. — Обеты — не пустой звук. Нарушение клятвы карается смертью.       — Смертью? — я сглотнула, встретившись с предвкушающим взглядом императора. В горле словно ком застрял. Повторное сглатывание не спасало. — Эй! По телу пробежались мурашки, и я в мгновение ока оказалась под внушающим телом Сатору. Глаза нараспашку, руки стиснуты над головой, а дыхание замерло. В ухмылке мужчины я не разглядела ни снисхождения, ни жалости, и глаза мигом наполнились постыдными слезами. И чего это я? Знала ведь, что всё так и будет, так чего же реву?       — Пиала с золой, что мы осушили, — вкрадчивый тон белобрысого послышался прямо над ухом, и я с силой зажмурилась, повернув голову в противоположную сторону. Будто мне это поможет сбежать от реальности. — В день, когда кто-то из нас нарушит клятву, она обратится в яд. Апостол говорил об этом на церемонии. Не слушала? — Да кто ж знал, — я уже была готова плакать навзрыд, но последние нотки гордости служили мне опорой. Чужая ладонь мягко опустилась на мой вздрагивающий живот. Медленные поглаживания вперемешку с вдавливанием ничуть не успокаивали, и я судорожно втянула носом воздух. — Я думала это байки… Надломанный голос резанул по собственному слуху, и моя первая попытка высвободить руки от натиска закончилась сторонним ехидством. Мне было это всё противно: чувствовать себя не в своём теле и расплачиваться за чужие ошибки. А ведь совершенно точно во всём происходящем моей вины не было. Я всего лишь попала в другой мир и попыталась играть по его правилам. Ничего путного, конечно, из меня не вышло, и тем не менее, разве я должна сейчас испытывать это унижение?       — Так нельзя. Будь Вы хоть сто раз император, так нельзя, — длинные пальцы коснулись бёдер, и, задирая неприметную сорочку, двинулись вверх.       — Нельзя бывает у тех, кто спрашивает, — голубые глаза блеснули, и я чётко разглядела в них чертовщину. — Первый раз для женщин не всегда в удовольствие, так что запасись терпением. Это ты запасись, псина. Несмотря на то, что я буквально была связана по рукам и ногам, внутри меня бушевал инстинкт самосохранения. Не дожидаясь, когда император начнёт шариться в своих штанах, я согнула ноги в коленях и перекинулась на бок, принимая позу выброшенной рыбы на берег. От неожиданности, Годжо выпустил мои руки, и резким рывком ухватился за моё плечо, с силой надавливая на него. Сопротивляться у меня выходило крайне плохо, но и без боя я не привыкла сдаваться. Понимаю, тело не моё, но происходящее касается только меня.       — Кончай уже. Выглядишь жалко. — ровным тоном выдал маг, когда мне удалось развернуться к нему спиной. На лбу уже выступил пот, когда я почувствовала сбитое дыхание прямо за ухом. Я поджала ноги, и развернулась в пол-оборота, с намерением заехать голубоглазому согнутым локтём. Мой хитроумный план провалился: Годжо завёл тощие руки за спину и сильно вдавил мою голову в матрас напором крепкой ладони. Воздуха в груди критический не хватало, и я всё еще не могла нормально вздохнуть, плотно утыкаясь лицом в постель. В комнате повисла тишина, и я начала прислушиваться. Сначала Сатору снова освободил мои запястья, а затем послышалось многозначительное шуршание тканей. Дух тотчас перехватило, когда мужчина рывком приподнял меня за бедра, и схватился за длинные волосы. Оттягивая их кверху, белобрысый недовольно хмыкнул. Наверное оттого, что своими свободными ручонками я теперь пыталась отодрать косы. Совершенно неожиданно император протянул к моему лицу руку, и с силой надавив на щеки, пропихнул в рот два пальца. Первым делом я загорелась бешеным желанием прокусить заветные конечности своего мучителя, но тот будто это предвидел; сжал челюсти с такой силой, что она даже хрустнула. Солоноватые пальцы по хозяйски исследовали ротовую полость, нарочно натыкаясь на язык. Странное зрелище было мне до того противным, что я даже не заметила, как принялась обессилено рыдать. Кап-кап, кап-кап. Простыни быстро потемнели в нескольких местах, и я с силой зажмурилась, чувствуя, как маг бесстыдно отодвинул ткань моего нижнего белья. Вынув пальцы изо рта, Годжо неспешно нащупал преграду, и с силой надавил на неё.       — Я так не могу, — лицо давно распухло и покраснело от пролитых слёз. Сейчас я даже не понимала, с чем конкретно была связана моя фраза: с физической болью, или с душевной. — Не могу, прекратите… Новый поток слёз застрял глубоко в горле, и я тяжело задышала, чувствуя внутри себя теплые пальцы. Мне даже шелохнуться было страшно, поэтому я плотно поджала губы и сжала в вспотевших ладонях простыни. Движения были размеренными, но от этого мне легче не становилось. Напротив, Сатору без сомнений подготавливался не из-за заботы о моём здоровье, просто так ему было удобнее. Выгода работает только на самого императора, другого не дано. Мужчина набрал темп, и к моему удивлению, спазмы начали стихать. Когда низ живота затянуло, а колени кинуло в дрожь, я зажала рот обеими руками и покраснела гуще помидора. Постыдное чувство охватило меня с головы до пят, когда я приблизилась к разрядке.       — Так быстро? — притворное удивление прозвучало тихо, но я уже почувствовала себя посмешищем. Заполучив свободу движений, я поправила сорочку, и быстро подползла к краю кровати, — И куда это ты собралась?       — Отпустите, — я собиралась требовать, но судя по всему, прозвучали мои слова как жалобный скулёж. Сатору так надменно ухмыльнулся, что я даже потеряла дар речи. И о чём я вообще прошу? Ответом послужило то, что голубоглазый схватил меня за щиколотки, и без лишних колебаний притянул к себе. Нависая сверху, маг приспустил свои нижние штаны до бёдер, и потянулся рукой к половому органу. Я попыталась выползти из-под тела мужчины, попутно заливаясь самыми горькими слезами, но снова столкнулась с усмирением: Годжо сжал влажное лицо от слёз, и впился в мои губы своими. Поцелуй был жарким и рваным, словно император не маг вовсе, а какой-нибудь дикарь. Рывком раздвинув дрожащие колени, голубоглазый придавил меня к постели своим весом, и серьезно прошептал:       — Мы сделаем это, хочешь ты того, или нет, — низкий голос белобрысого успокаивал, а вот смысл фразы — нет. — Чем скорее ты уймешься, тем для тебя лучше. Меня хватило лишь на странное бормотание. Было настолько обидно, что я даже плакать перестала. Всё внутри будто умерло, и во мне ничего не осталось, кроме чёртового желания спастись. В конце-концов, буду я сопротивляться или нет, решать только мне. И я уже решила — что бездушной подстилкой не лягу. Уж лучше спеться со страданиями, чем убивать в себе последние нотки прежней меня. Ночнушка снова вздернута, живот наполовину оголён… Комнату наполнил вскрик. Боль прошлась по всему телу, и я спрятала лицо в ладонях, давно позабыв, как правильно дышать. Годжо коснулся рукой моего напряженного живота, и глухо выдохнул. Далеко не с облегчением или блаженством.       — Расслабься. — командный тон нисколько не сработал. Я уже знала, что проведу эту ночь с горем напополам, а вот император, кажется, даже об этом не догадывался. Сложно сказать, сколько это всё длилось. Первый, второй, третий заход. Я уже не знала, куда мне деваться, и куда бежать. Тело изныло, в глотке пересохло, а Годжо даже не думал останавливаться. Дошло вплоть до того, что я нашла в себе силы кричать на износ, чтобы меня хоть кто-нибудь услышал… Но кому в голову придёт спасать девушку от собственного мужа? Кому в голову может прийти мысль перечить самому императору? Где этот бессмертный? Остались ли вообще в этом мире такие?       — Я созову прислугу, — безразлично кинул Годжо, подымаясь из-за письменного стола. — Тебя вымоют и если потребуется, излечат.       — Нет, — слишком тихо прошептала я. Лёжа на полу, мне меньше всего хотелось, чтобы меня хоть кто-то увидел в таком состоянии. — Я сама. Белобрысый прошёл к выходу из спальни, предварительно оглядев меня задумчивым взглядом. Я же дождалась, когда тот покинет комнату, и откинула куда подальше синюю накидку, которую пару часов назад швырнул в меня мужчина. Заботливый тиран, чёрт его дери. Медленно поднявшись на ноги, я тихо цокнула, и подошла к туалетному столику, где ранее красовались свечи. Какая досада, все они разом выгорели за одну ночь.       — Прости, — я взглянула в зеркало, дотронувшись кончиками пальцев до отметин, которые поставил мужчина. Сорочка в некоторых местах была разорвана, на стройных ногах подпеклась кровь, а под глазами вырисовались мешки. От слёз и недосыпа, наверное. — Я не уберегла твоё тело. Не знаю, перед кем я извинялась, если девушка, в чьем теле я оказалась — живет прямо сейчас там, в моём мире. Если ей хватит ума, то попаданка точно может себе позволить жить так, как она сама того захочет. То есть, единственная, перед кем стоило бы извиниться, это я сама.       — Чёрт, — я положила руку поверх живота, отмечая про себя, что внизу невероятно саднит, и помощь целителя мне всё же понадобится. В голове непроизвольно всплывали картины сей ночи: в попытках вырваться, я даже сорвалась с постели, но не надолго.

Мне больное, прекратите.

Я больше не могу, остановитесь…

Прошу, отпустите!

Император, словно голодный зверь, даже не побрезговал наброситься на уже измученное тело повторно. И что было еще ужаснее, даже не один и не два раза. Должно быть, я выглядела до боли жалкой, когда после очередного раза пыталась уползти от мужчины на локтях, изворачиваться, или же сомкнуть колени. Честно сказать, мне уже всё равно. Я жертва, и стыдно должно быть не мне: это его семя было размазано буквально по всему полу; Это он игнорировал боль от кровоточащей раны; Опять таки, это он не выпускал меня из объятий разврата до самого рассвета.