Хвостатое родство

- А где ваши соулмейты? – Не скрывая любопытства, спрашивает Катя. Её собственный беркут расслабленно лежит на её коленях, тактично сложив крылья, чтобы не занимать ими всё купе. Кайфует под хозяйской ласковой рукой, перебирающей перья, щурит черные глазища, всячески намекая другим, чтобы даже не пялились на его хозяйку. Ден только кивает, снова берясь за чай. Перемешивает ложкой, отвечая: - Оставил в загоне у тамбура. В купе не влезет. – Без соулмейта поблизости ему, как и прочим счастливчикам с особо сильной связью, физически больно, но, к счастью, вагоны проектируют не идиоты и не мазохисты, поэтому струна к другой части души хоть и натянута, но не до боли. - Моя душа всегда со мной. – Выдыхает Эля так тихо, что Титов не знает, слышит ли это, или ему чудится – под его таблетками и не такое возможно. Кольцов подмигивает всем так, что тут даже ответа не требуется – и так ясно, что он – Одиночка, потому и блядун каких поискать. Ему же никого ни ждать, ни искать не надо, нет у него соулмейта. Соня просто жмёт плечами, легко-легко улыбаясь. - А я Вдова. Макс давится водкой, косится на неё чуть ли не с ужасом, как остальные. Утирает влажные губы, хрипло спрашивая: - И… давно? Громовская снова улыбается. - С неделю уже. Моей родственной душой была сестра. Большая такая, красивая афганская борзая. – Тонкая ручка невесомо ведёт по воздуху, заплетаясь в невидимый мех. Остальные поневоле ёжатся, смолкая, взгляды отводят. И сказать нечего, и не хочется. Такой участи – и врагу не пожелаешь. Только Денис щурится, про себя делая отметку, чтобы поговорить с Соней после, уточнить кое-что. Макс легонько бьёт себя по губам кончиками пальцев, словно винит в вопросе, а Сонечка, снова улыбнувшись, поднимает голову к Эле, спрашивая: - Эль, а у тебя кто? После её откровенности на грани боли, стесняться и прятаться Мусаева просто права не имеет. Поэтому только опускает взгляд, легонько шебуршит одеялом, вытягивая из неё руку с… Беркут, заклекотав, в одно движение оказывается наверху. Денис только охнуть успевает, вскочив вместе с Максом, чтобы поймать птицу, но… У Катьки глаза – чернющие, бархатные, словно космосом в радужку прыснули. Сверху, с Элькиной койки раздаётся ласковый клёкот беркута и довольное то ли посвистывание, то ли чириканье. Эля, себя не помня, ведёт по темно-каштановым перьям, ощущая восторг, от которого на глаза слёзы наворачиваются. Соня снова улыбается, подталкивая парней к двери. И верно, здесь им делать нечего, только от зависти давиться. Опомнившийся Ден, едва они оказываются в коридоре, аккуратно прихватывает Соню под локоть, уводя в другое купе – ему очень, очень нужно с ней поговорить. Макс закуривает прямо там, не добираясь до тамбура. Сил нет, только и может, что тупо улыбаться, вдыхая раз за разом никотин. Бедро ласково и невесомо бодают теплом. Макс выдыхает дым вниз, и рассеянный лунный свет, проходя через него, даёт увидеть полупрозрачный звериный силуэт. Кольцов спешно тушит сигарету, сползает вниз, валясь на грязную от песка полосатую ковровую дорожку и начинает выть. Шершавый язык утирает редкие слёзы, сопровождая процесс мягким, больше похожим на чириканье, рокотом. - Багииира… - Выдыхает Макс в пятнистую, почти прозрачную, мягкую до ужаса шкуру. Треплет ласково округлые уши, трясётся весь. Лучше бы он действительно был Одиночкой. Лучше знать, что в этом мире нет того, кто мог бы действительно тебя полюбить, чем… Звериные глаза в полутьме сверкают изнутри карими лунами. У Макса на глазах родственная душа умирает, а он ничего, ничего сделать не может.

***

Мадам Гром во всём винила Кипплинга. Точно-точно, это именно давно мертвый англичанин виноват, что начитавшись-насмотревшись его трудов, у её сыновей появились такие экзотичные соулмейты! Макс сопит, дуется, но Багиру в обиду не даёт. И на поводок не сажает, сколько бы раз ему это ни приказывали. Это Игорю хорошо, он свою Царевну под майку сунул – и всё, мать до десяти лет думала, что у старшего и вовсе соулмейта нет, пока краем глаза шевеление не заметила и чуть в обморок не упала, увидев обвивающую шею Игоря кобру. Братьям Гром во дворе все завидуют – ни у кого таких красивых и необычных соулмейтов нет, даром что Игорь своего другим почти не показывает. Даже брату. Особенно брату, словно и к нему ревнует. Макс не раз, замерев перед дверью в их комнату, слышал как Игорь воркует со своей змейкой, но стоило только внутрь шагнуть, как Царевну прятали, брови-молнии сдвигали чуть ли не до искр из глаз и Игорь всем своим видом показывал, что не нужны ему эти ваши нежности. Занятно, что к Багире он не ревновал, и сами звери вели друг с другом достаточно дружелюбно. И не раз вместе лежали на подоконнике, греясь, или чертили что-то непонятное кончиком полувтянутого когтя и хвоста на полу, под полными ужаса взглядами братьев – собственный близнец в качестве родственной души был хуже любого ночного кошмара. Но миновало. Больше, чем крепкая дружба, звери не показывали, и братья наконец-то спокойно выдохнули. Но от греха подальше, каждый своего соулмейта при брате старался держать к себе как можно ближе. Багиру Макс обожал: вальяжный, диковатый, но охрененно умный гепард приковывал взгляд каждым своим движением, и одним собственным, по-цыгански темным взглядом, заставлял Макса неметь и цепенеть на месте. У Максима пальцы каждый раз тряслись от желания погрузить их в мех и затискать своевольную кошатину, зарываясь в пятнышки носом. Только позволяли ему это до обидного редко, когда её пятнистое величество ему оказывало свою милость. Гепард был деловитым, обычно просто был рядом, словно сам по себе, позволяя нежности только наедине, чем неприятно напоминал об Игоре (и, судя по всему, отлично это осознавал и подкалывал Макса). О том, что Багира, как и по книжному канону, является самцом, Макс узнал далеко не сразу и весьма ироничным образом. Когда заметил, как гепард приглаживает языком мех, изгибаясь в самых невероятных позах, обронил между делом: - Яйца ты там что ли себе вылизываешь? У тебя ж их нет! Гепард прищурился, после чего лег набок и демонстративно развёл лапы, открывая взгляду ярко-розовый влажный стручок и тяжёлую пятнистую же мошонку. Макс отшатнулся к стене так резко, что поцеловался с ней затылком, а гепард довольно засучил лапой по полу, скалясь во всю пасть. - Блядь, Багира! - Смущённый Макс отвел взгляд в сторону, пока гепард, фыркнув, не перевернулся на другой бок и продолжил приводить себя в порядок, манерно вытянув одну из лап вверх. Ну, теперь ясно, почему Багира помогал ему девчонок клеить, хоть и смотрел на всех них снисходительно, а парней гонял куда подальше – собственник ещё тот. Размышления о собственной ориентации много времени не заняли: Кольцов(на тот момент – уже Кольцов, потому что даже в Москве фамилия Гром, благодаря учебе брата здесь, была нарицательной) решил, что нравятся ему женщины, а соулмейт – на то и соулмейт, чтобы быть исключением из всех правил. Тем более, соулмейты бывают разные, даже родственники, и что тогда, с родичем трахаться? Ну, по факту и так и так, только не по крови, а по душе, но… Похуй, пляшем.

***

Багира и сам девчонок любил. Откровенно выпендривался, показывая себя во всей красе, облегчая Максу работу по их охмурению – ну какая девушка не хотела бы поверить, что она – гордая и гибкая, потрясающе красивая кошка? Некоторым даже позволял себя гладить, но редко, только самым-самым, но и то, секс это не означало – вон, от Юльки он балдел, но с ним она так и не переспала, а её чешуйчатая зараза и вовсе его укусила под одобрительным взором гепарда. Уу, спелись, экзоты. В целом, оба были довольны своей жизнью. Поэтому и неладное заметили сразу. Багира начал… цепенеть. Замирать, уставившись взглядом в одну точку. Это быстро проходило, и гепард первое время только раздражённо мявкал, возобновляя движение. Но это стало происходить всё чаще, продолжалось всё дольше, пока однажды, вышедший за кофе в кухню Макс не вернулся и не застал гепарда, расцарапывающего когтями собственную голову. - Багира! – Колени аж хрустнули, когда он кинулся к соулмейту. Макс прошипел сквозь зубы, приложил усилия, отдирая когти от меха. Темная, слишком тёмная, исходящая дымом кровь плеснулась на кожу, и Кольцов замер сам. К горлу подкатил кисло-горький ком, воздух вышибло, словно ударом. Макс содрогнулся, кое-как повернулся в сторону, и его стошнило прямо на ковёр. Тошнило долго, со вкусом, точнее, со знакомым по больнице хлорно-лекарственным привкусом и заполнившим череп тяжёлой ватой с иголками ощущением полной безнадёги. Извергнув последний ошмёток желчи, Кольцов только усилием воли не свалился в эту пакость. Дрожали руки, и желудок сотрясался до сих пор, вместе с остальным телом, и было так, так… Лучше бы он умер. Едва эта мысль пришла в голову, как Макс опомнился и посмотрел на соулмейта. В глазах гепарда вровень были боль и острый, почти человеческий страх. Кровь перестала течь, даже с меха исчезла, царапины заживали на глазах, но боль… боль ещё была. Зрачки сузились до игольного ушка, к страху примешался стыд. Гепард отвёл взгляд, собираясь повернуться и уйти, но Макс схватил его за лапу, потянул на себя: - Багира? Гепард замер, а после встревоженно чирикнул, потёрся носом о чужую грудь. Макс вытер влажные губы ребром ладони перед тем, как запустить пальцы в мех. Ему показалось, или его душа стала ещё… изящнее и тоньше? Кости с лёгкостью прощупывались даже сквозь шкуру. Журналист лег на спину, утягивая зверя на себя, обнимая. Дрожали оба, полные чужого, болезненного, лихорадочного жара и чувств. Вгрызшейся в кости усталости, самому себе осточертевшей злости, почти детской обиды и боли, разлитой вместе с равнодушием по венам. Воздух в комнате разрезал только один, надоедливый, жгучий, на одной ноте звук: Макс, задыхаясь от тоски, выл соулмейту прямо в мех.

***

Врачей для соулмейтов не было. Ничто и никто не мог навредить им прямо, поскольку, те были материальны лишь частично. Некоторые собственники да ревнивцы и вовсе могли делать так, что соулмейты были видны и ощутимы только им, уравнивая тех до тульп, но то было редкостью. В смысле, редким идиотизмом. Врачей не было. Но были консультанты, и к одному из них, спешно найденному в гугле, чутка успокоившийся Макс и потащил Багиру. В прямом смысле потащил, прямо на руках, в охапке. Гепард вырывался, кусался, но так, почти не всерьёз, успокоился быстро – сил беситься не было, а к концу поездки и вовсе выглядел так, словно его самого тошнило. На полусонного консультанта он косился, как на шарлатана, пытавшегося всучить замыканной вкрай домохозяйке новомодную хрень из телемагазина на диване втридорого. На Макса – как на идиота. Макс и чувствовал себе идиотом. Он знал, что соулмейту ничто в мире навредить не могло. Что всё дело – в родственной душе. Консультант, не смотря на то, что зевал до вывиха в челюсти, дело своё знал, осмотр проводил добросовестно, но деликатно, почти не касаясь затянутыми в толстые перчатки руками, больше прося и спрашивая зверя, чем что-то делая сам. Всё таки, он был ближе к психотерапевту, а не ветеринару, и дело имел с людьми, их отражениями, заключенными в звериную оболочку. - Ну что, док? Док стянул перчатки, потом и смешную высокую шапку, рассыпая индигово-синие кудри. Почесал пластырь на загорелом носу, пошарил по карманам, но достав пачку, сдержался, не закурил. - Максим, верно? – Уточнил он, мельком заглядывая в документы. – Взрослый же человек, сам должен понимать, что с твоей душой. Макс сел,едва нащупав за спиной скамейку. - Он… - Умирает, да. И довольно давно. – Он машет рукой, указывая на стол, где расположился гепард, и Кольцова внезапно прошибает ужасом: тени у Багиры нет. - Судя по мукозиту, состоянию меха и прочему, я бы предположил у твоей родственной души злокачественную опухоль, причем, химиотерапию она уже прошла и длительное время принимает сильные обезболивающие вроде бурпенофина. - Но тогда выходит... – Кольцов привстал, но консультант усадил его обратно одним взглядом. - Ничего из этого не выходит. Опухоль – лишь моё предположение, мы ничего о ней не знаем, ни об опасности, ни о лечении. И с этим ничего мы сделать не можем, но! – Парень пару раз прошёл перед Кольцовым из угла в угол, размышляя. – Есть несколько интересных деталей. Ты сказал, что что-то почувствовал, когда коснулся крови, верно? - Так не должно быть? – Испугался Кольцов ещё сильнее. Блядь, да что, всё ещё хуже? - Крови не должно быть. – Поясняет тот, машет резко головой, сбивая сон. – Подробная детализация соулмейта и его ранений только для особо чувствительных личностей обыкновенна, с уже установленной связью. А у тебя, даже с учётом силы связи, по краткому опроснику едва-едва среднее значение эмпатии наскребается. Ну есть такое. Макс – тот ещё похуист, как бы не старался быть наоборот. Не, если надо, он всё может, и растрогать и растрогаться, особенно если для дела или человек свой, но так, в целом… - Ты можешь рассказать, что это означает, а? – Макс вскакивает, собираясь схватить консультанта за грудки и хорошенько встряхнуть этого голубка, но тот рявкает сам: - Жало! Отстань от пациента! Здоровая, но юркая ящерка пару секунд полыхает алым, после чего послушно отползает от морды Багиры. Тот только отупело моргает, зевает широко, но сам хамелеона не гонит, смотрит, заинтересованно так, чуть постукивая хвостом по столу, и ящерица снова подползает к нему ближе. Спелись. Консультант машет рукой, продолжая пояснять: - Это значит, Кольцов, что ты уже знаком со своим соулмейтом, но связь вы не установили. Макс моргает, чувствуя, что ещё немного, но у него вскипит мозг: - А разве такое возможно? - Встречается не часто, но бывает. Если, например, родственные души встретились без соулмейтов. Или ситуация не предполагает возможности для близости: не так-то просто заняться сексом, если ты лежишь в больнице с кучей переломов или наоборот, пытаешься спастись от смертельной опасности. Так что, стоит проверить свой круг знакомых: помочь соулмейту можно только через родственную душу. Либо… - Либо что? - Молиться и надеятся на чудо.

***

За последний совет Макс всё-таки ему почти вмазал, но консультант оказался не только опытным, но и юрким, уклонился. И не обиделся даже, дал визитку, чтобы звонить в случае чего, но предупредил, что долго его в городе не будет, переезжает – Жало соскучилась по родному климату. Наверное, он всё же был неплохим парнем и специалистом, но Макса настолько закоротило от факта о том, что Багира умирает… Гепард вяло двигался в данной консультантом сумке, тыкаясь Кольцову в бок. Тот хотел снова тащить его на руках, но синевласый док убедил, что с сумкой им обоим будет удобнее. Позже, когда Макс уже дома раскрыл молнию, позволяя зверю выбраться, он устало спросил: - Ты же не скажешь мне, кто ты, верно? Багира только фыркнул, укладывая голову ему на бёдра. Макс точно знал, что тот достаточно умён, чтобы ковыряться в его телефоне, тыкая в экран носом, но, видимо, были определённые правила, что запрещали соулмейтам помогать в поиске родственной души. Ничего, он обязательно его найдёт. И никакого чуда не надо.

***

Макс уже даже в чудо не верит, но продолжает упрямо разыскивать всех, с кем когда-либо встречался. И молиться уже согласен, знать бы ещё – кому. Багира тает на его глазах, буквально – с каждым днём соулмейт становится всё прозрачнее, невесомей и тише. Даже ему приходится прикладывать усилие, чтобы его заметить. Поэтому, предложение Титова выглядит почти издевательским. Пока под следующем в ветке твите Макс не видит ссылку на монастырь на сайте бронирования и не читает отзывы к нему. О самом отдыхе там мало. Но много о чудесах. Титова Макс помнит смутно. Кажется, они встретились на одной из пьянок, но даже нормально пообщаться не вышло, их только представили друг-другу, а после толпа развела в разные стороны. Но Кольцова до сих пор пробирает, стоит только вспомнить его взгляд: темный, диковатый, не смотря на весь плещущийся вровень с алкоголем разум. Макс гладит дремлющего соулмейта, от которого остался только контур и немного тепла. Смотрит на фотографии монастыря, поджимая губы. Если не это, то что ещё можно назвать судьбой, а?

***

Ден спешно шёл по вагону, ведя за собой Архонта. Тот одним прыжком оказывается снаружи, заставляя проводницу охнуть и поторопиться ещё сильнее. Пока зверюга скачет вокруг, оглядываясь, Денис помогает Максу с чужими сумками, после чего оба косятся на кучу чемоданов, думая, как всё это переть. - Главное, до машины добраться. - До машины это тоже всё нужно дотащить, а тут овраг на овраге. – Бурчит Титов, но тут же улыбается. – Погоди, знаю. Ден залихватски свистит, засунув в пальцы в рот, а вздрагивает от этого, чертыхаясь, Макс, когда возле него возникает прискакавшее на зов чудовище. - Блядь! Зверюга здорова, минимум два метра в холке. И ещё метра на два потянут крутые, закрученные рога. Тварь нагло смотрит на него ярко-голубыми бесстыжими глазами пару секунд, но после поворачивается к Титову, ластится лобастой головой. - Ну хватит, Архонт, хватит. Я и так тебя избаловал. – Похлопав того по холке, Денис кивает на вещи. – Потянешь? Рогатый кивает, подгинает длинные ноги, позволяя себя нагрузить, закрепив на темном кучерявом крупе вещи будто из ниоткуда взятыми мягкими ремнями. Собравшиеся девчонки, сгрудившись вокруг рогатого, испросив Дениса, тискают недооленя, заставляя того довольно жмурить гляделки. Это занимает ещё пару минут, поэтому к месту встречи они выбираются вовремя, машину даже ждать не приходится. Водитель несколько очумело косится на огромного архара, не зная, как его тащить с собой, но Денис только кивает Архонту и тот изящно вспрыгивает на машину и устраивается сверху, даже не прогнув капот. Катькин беркут спокойно сидит на плече Эли, зорко рассматривая нутро продавленного салона, и сходство между ним и его душой так велико, что Денис только удивляется тому, как не стало ясно всё с первого взгляда. Хотя, с соулмейтами, наверное, иначе и быть не может. Интересно, а всё же, кто же был у самой Эли? - Дорога, мужик, дорога!

***

До Топей они добираются ближе к полудню, причем, только благодаря Архонту: именно огромный соулмейт на пару с Максом умудряются вытолкать машину на дорогу, и после, когда та окончательно заглохла, остаток пути архар практически тащит на себе не только груз, но и собственного владельца. Макса от Топей косоёбит только так. От монастыря, похожего больше на декорации к фильму ужасов, от резкого, не иначе как в отместку, поцелуя с Сонькой. Сказал бы кто ему, что от поцелуя с симпатичной молодой девчонкой блевать потянет - не поверил бы. Но нет, не сразу, только после того, как отвечать начал, дошло, скрутило воротом: Кольцов реально не самый чуткий человек, но осколок чужой души, недавно бывшей ещё целой, режет по живому, жжёт оборванными концом связи, так и норовя присосаться заново, обрубить его собственную. Словно в забытье, в алом мареве боли перед глазами, Макс слышит гневный кошачий рык и убегающие девичьи шаги. Приходит в себя не сразу, выбираясь из монастыря на полусогнутых. Сонька хотела отомстить за то, что испугал? У неё охрененно получилось. А ещё, он с самой аварии ни разу не видел Багиры. Макс кладёт руку на потайной карман жилета, где спрятан отданный доком шприц - синевласый сразу предупредил, что если ничего не получится, пока подыхать будет один, худо будет обоим, проявившаяся, но не установленная до конца связь корёжить будет так, что сдохнуть будет главной мечтой жизни. Но не выйдет, потому что неустановленная до конца связь обрубится раньше, оставляя Макса одного. Вопреки всему живым. Что должен сделать шприц, добить или облегчить боль, Максим не знает, и знать не хочет. Он поклялся, что ни за что им не воспользуется. Подыхать - так вместе.

***

Денис обнимает теплую лобастую морду, мычит бессвязно, пыхтит, чувствуя, как спрут в голове засыпает, прекращая запускать щупальца с шилами вместо присосок. Голубые звериные глаза мутнеют от перенятой боли, но Архонт только дышит шумно, насмешливо бодаясь, мол, никак без меня не можешь. Не может. Никак. Денис поцеловал Архонта в нос, выдержал щекотно лизнувший шею язык, вставая. Он кучу времени и бабок угрохал на то, чтобы ему хоть кто-то помог избавиться от боли, но этот трюк пояснил и обучил его даже не врач - консультант по соулмейтам. Установленная связь с родственной душой действительно могла многое, в том числе передавать или управлять чувствами и эмоциями. Но чтобы избавиться от боли, можно было обойтись и без неё, передав боль соулмейту, главное, чтобы родственная душа эмпатом не оказалась, тогда и без установленной связи почувствует всё в полной мере, но в этом плане Титов был спокоен, его душа - та ещё равнодушная зараза. Он же, всё-таки, его родственная душа. Вторая опасность была в том, что толком не заземлённый, не имеющий материального носителя негатив, рассеивался на всех окружающих, изрядно действуя на нервы. В последний раз, когда он использовал этот трюк, то час спустя получил в морду от Разумовского - добрейшего из известных ему людей. Тот потом извинялся жутко, сам не понимал, почему и за что, чувствуя себя виноватым всё сильнее. Денис понимал. Поэтому больше не рисковал, хотя когда таблетки прекращали действовать хотелось попробовать снова. А в этот раз он их и вовсе где-то проебал. За-ме-ча-тель-но! Архонт наклонил голову, поддел его руку, закидывая на собственную шею и медленно, давая время на подготовку, помог встать. Титов хлопает его по крупу, усмехаясь и еле переставляя ноги. - Что бы я без тебя делал... Архар выдыхает. "Сдох бы давно" повисает на кончиках витых рогов вместе с Денисом. И верно - сдох.

***

Когти ласково царапают кожу, выводя на ней неведомый узор. Максим выгибается, тянет горячее тело на себя, мурлычет пьяно: - Багирра.... Слышится смешок, хриплый от голода. Когти светлеют, оборачиваясь ногтями, мех истончается, даже пятнышки остаются лишь полупрозрачным узором на светлой коже. Это тело ему знакомо до последней черточки, и одновременно - завораживающе, заманчиво неведомо. Он знает вкус этих губ до последней ноты, но не помнит, когда поцеловал их впервые. Макс урчит, вылизывая изящную шею, ключицы, грудь, лицо, всё, до чего дотягивается, одновременно мнёт своими лапищами ягодицы, разводя в стороны. Трётся, дразнит, раздраконивая, мельком, кончиками, подушечками, касаясь ануса и промежности, вскидывает таз, зажимая оба члена между телами крепче, вплотную. В плечо вплетаются клыки - ровно так, как надо, плотно, сильно, с намёком на боль. Кольцов замирает, чувствуя, как лежащее на нём тело приподнимается, упираясь ладонями в грудь. Багира скалится, облизывает губы темным языком, в полумраке влажно сверкают кончики клыков. Отводит ладонью прилипшую ко лбу челку, сжимает коленями крепче талию, делая тягучий, с нажимом, толчок, заставляя Макса задохнуться от восторга... Макс вскакивает, заполошно дыша, почти взлетая над матрасом. Оглядывается судорожно, и парой секунд спустя со стоном падает обратно. - Чё за ёбанная зоофилия, а? - Не, синевласка, конечно, предупреждал, что его недоделанная связь способна выкидывать разные фортели, но не настолько же! Макс косит по сторонам, облегченно выдыхая. Девчонок нет. Сонька, видимо, куда-то вышла, а Катька с Элей смылись - удивительно, как вообще так долго продержались, в первые дни родственные души вообще друг от друга не отходят. Сбоку тихонько всхрапывает Денис, сонно сообщая: - Хонь, харе лизаться, всего уже... Макс хохотнул, откидывая одеяло, снова вставая и поморщился - он в трусы с пубертата не спускал, теперь, блин, чистые искать. Несколько минут спустя, переодевшись и приведя себя в порядок, Макс жадно пил воду прямо из ковша, думая. Разбудила его не связь, точно нет. Скорее, после всего... ощутимого, он только заснул сильнее, а так... Было что-то ещё. И пару глотков спустя, он услышал, что именно. Кольцов закашлялся, выпуская часть капель от неожиданности. Утёр рот ладонью, опуская ковш в ведро, повёл плечами. В виски, вместе с кровью, выдалбливал звук: знакомый, хоть он ни разу в жизни не слышал его настоящего, воочую, пробирающий до мурашек. На улице выли волки. Макс на цыпочка пробрался к окну, отводя в сторону шторку, моргнул, зажмурился с натугой, открывая глаза снова. Но нет, ничего не изменилось: во дворе, сплетаясь хвостами, выли на багровое марево в небе белая волчица и золотистая афганская борзая. - Какого хуя здесь происходит?