Хвостатое родство

- Мне иногда кажется, что это ты должен быть человеком. - задумчиво тянет Димка. Навостривший было уши волк только фыркает тихонько, выше натягивая на него одеяло зубами. Мол, не говори глупостей, всё так, как должно быть. Парой секунд спустя черная тень бесшумно забирается на кровать следом, топчет пару кругов, приминая бельё, укладывается под бок, устраивая голову на Дубине, между животом и грудиной. Димка снимает очки, перед тем как начать его гладить по голове. Себя успокаивая, не Алфила. Прокопенко говорил, что Гром на него дурно влияет. Дима так не считал - Игорь влиял, да, слишком сильным сам по себе был, но вот дурно... Это же только из-за него Дубин и додумался наконец-то дать соулмейту имя. - Алфил. Алфил... Хороший мальчик. - Дима тихонько смеётся, пока приподнявший ухо волк не выдыхает, прикрывая голубые глаза. Гром точно на него как-то влиял. Как-то не так. Потому что тот свою кобру Царевной называет, хотя та - мальчик, а он волка - слоном. Дима ведёт кончиками пальцев по мягкой шерсти. Соулмейты материальны ровно в той мере, что им позволено, их даже кормить не обязательно, но многие так делают. Вот и Алфил - полностью материален, кормёжка трижды в день, только грязь не пристаёт, везде может рядом быть. А у громовского Царевны даже яд есть, правда, тот его очень редко использует, больше душит, хоть и не питон. У Алфила густая, но не очень длинная шерсть. Мягкая, стелется ровно. Волосы будут точно такими же. И глаза яркие, по-человечески пытливые, умные. Понимающие. Белая отметина по вороту косо падает на грудину едва заметным раздвоенным следом. Интересно, что это? Шрам? Или какая-то вещь, что всегда с собой? Амулет? Дима много знает о своей родственной душе. Знает, что тот заботливый без меры, чуточку угрюмый, но умный. Нелюдимый. Но за своих - глотку порвёт любому. Готовить умеет, и даже в этом теле пытается, вечно подсказывая Димке приправы, носом под руку аккуратно подбивая. Чистоплотный, строгий, сильный. Красивый. Это не предположение - факт. Дубин видел, как не раз и не два на его родственную душу засматривались другие, и люди, и соулмейты, и обычные звери. Черный мех сам собой взгляд приковывал, как и гордая волчья стать. Жаль, что как Игорь свою под курткой спрятать нельзя. Не получится, не влезет. Дима выдыхает, шёпотом признаваясь: - Так странно: я тебя ещё не знаю, а уже скучаю. Алфил пыхтит, приподнимается на лапах, морду к лицу приближая. Трётся носом о щёку, успокаивая, аккуратно, одним зубом, прикусывает мочку уха, шею лижет. Дима смеётся, краснеет, обхватывает в ответ чужую шею, шепчет в мех. - Спасибо. Алфил, совсем по-человечески закатывает глаза, прикрывая их. Он тоже скучает. Всегда.

***

- Биспо, стой, ох...- Олег только лицо рукой прикрывает, когда видит, как его соулмейт сигает возле очередного чужого питомца, всем своим видом, от носа до хвоста проявляя дружелюбие. - Простите, он просто... общительный. Очень. - Да я так и поняла. - Хмыкает задорная огненно-алая девушка, накручивая собственный поводок на руку. - Смелый он у вас - к моей Мальвине редко кто осмеливается подходить. Здоровая, с метр, игуана с ярким, точно выкрашенным в ядерно-синий гребнем, поворачивается на хозяйский голос, позволяя полюбоваться ошейником с шипами в три ряда в полной мере. Волков облегчённо улыбается - повезло. Очень повезло, что они наткнулись на эту яркую до сумасшествия парочку. Не придётся снова объяснять, что нет, они не родственные души. Потому что рыжая девушка на светло-медового золотистого ретривера с удивительно теплыми серо-желтыми глазами похожа даже меньше, чем Олег - на Мальвину. Себя рокером и металлистом с выкрашенным в синий волосами, пирсингом и шипами он представить может. Её - нет. А учитывая, что "уговоры" приходится проводить минимум пару раз в неделю, тут волей-неволей позавидуешь Серёге с его соулмейтом. Игорь - домосед жуткий, но из всех дурных привычек у него только стремление забраться куда повыше, рыбам совершенно не свойственное. Не был бы воплощением родственной души - сдох бы уже пару сотен раз. Мальвина на редкость для рептилии быстр, поэтому игра с палкой у них с Биспо затягивается надолго. Олег как раз успевает угостить хозяйку дружелюбной, хоть внешне и грозной рептилии, Юлю, кофе и немного поболтать. Пчёлкина - приятная личность, хоть и несколько назойливая, но учитывая скрытность Волкова, это не так уж плохо. Юля напоследок подмигивает им обоим, треплет Биспо по золотой голове. Мальвина щёлкает длинным языком пса в нос, тот в ответ лижет белёсую отметину на носу игуаны и девичьи щёки. И всем всё ясно, всё понятно, не надо объяснять. Не судьба, не душа, да, наверно, и не надо - и так хорошо. - Пошли домой, злато. - Заново пристёгивая поводок к ошейнику, ведя по собачьей спине, предлагает Олег. Биспо виляет хвостом, тихонько, деликатно гавкает, пристраиваясь сбоку.

***

Первым неладное замечает именно Биспо - срывается вперёд из лифта, как обычно, лезет к аквариуму, поздороваться с Игорем - словно час назад не виделись. Волков не раз думал о том, что это странно. Странно, что они с Разумом - не соулмейты. Серёжу очень легко представить золотистым восторженным щенком. Безмерно умным и безмерно верным, добрым до потери себя. Также легко, как и Олега - темным угрём, следом за рыжим солнцем, скользящим в толще ила. Это было легко представить. Легче, чем принять, что они - просто друзья. Братья по разуму, по духу, но не по душе. Биспо, радостно гавкнув, подскочил к аквариуму, бешено виляя хвостом. От Игоря он всегда был в таком же восторге, как Олег - от очередной задумки Разума. Настолько, что иногда в голову пролезала кощунственная мысль: а может, всё-таки, судьба ошиблась, а? Из размышлений его вывел жалобный, встревоженный скулёж. - Биспо? - Волков подошёл к псу ближе, успокаивающе положил ладонь тому на голову, и вздохнул, с одного взгляда всё поняв. Угорь Серёжи просто обожал во что-то заматываться. Сам Разум со смехом считал это потребностью в обнимашках, которую гордый Игорь признавать отказывался. Видимо, угорь опять стащил один из шарфов Разумовского (Волков отказывается думать, как это в принципе возможно, они оба гении, не иначе), и замотался так, что теперь сам не выберется. - Пойдём, Биспо. Нужно вызволять этого героя из неволи. Милая Марго сообщает, что Серёжа на кухне, но то, что он не один - нет. Олег начинает говорить до того, как заходить внутрь, до того, как видит, как его друг пытается высосать из кого-то душу поцелуем. - Серёж, там у тебя в аква...о-па... - Олег глухо клацает челюстью, чтобы её не уронить. Шипение, которым его одаривает Разум, спокойствия не добавляет. - Понятно, я попозже зайду. - Отступает на шаг, второй. Руки от удивления разжимаются сами собой, выпуская поводок, и Биспо золотистой молнией рвётся вперёд. - Стой, куда! А ретривер от радости чуть ли не скулит, то голову, то бока под тяжёлые, но ловкие, точно рыба в воде, ладони подставляя, мордой в самое лицо лезет с электрически-синими глазами. - А вот и Диимка. - Голос у него низкий, хриплый - то ли по себе, то ли сорванный от стонов. Честно, Олег не хочет думать, почему он такой. И кто это такой. - Димка? - Удивились Олег и Серёжа на два голоса. Этот ухмыляется, смотря Волкову в глаза, но не поясняет, и Олег до скрипа сжимает челюсти. Первый раз в жизни он жалеет, что у него нет клыков, чтобы выгрызть кому-то глотку.

***

Этого зовут Игорь. Игорь Гром. Игорь-Угорь-Гром. Олег о таком читал - что связь между душами настолько крепка, что даже имя угадать получалось. И что другие люди, хорошо знакомые с родственной душой, в соулмейте её опознать могут. Уходит сам, едва наскребя сил на то, чтобы поздравить Серёжу. Олегу не плохо, нет. Олегу никак. Как в детстве, когда он раз за разом вылавливал из трёхлитровой банки мелкого угря, пытаясь с ним поладить. А тот только кусал его за пальцы, без боли, но даже дураку ясно. А ведь со своей звериной частью только психи не могут договориться, те, кто с собственной душой не в ладах. - Олег, Сергей попросил вас передать бумаги, что на столе одному человеку. Как только он прибудет, я вам сообщу. Олег кивает. Воздух из лёгких с силой выпускает, до ломоты, до боли, и смеётся. Ладно, ладно. Он уже давно знал, что Разум - не его судьба. Просто было боязно отпустить возможность такого. Не хотелось отпускать и изводить себя, как другие, поисками. А за Серёжу он действительно рад. Брат счастья как никто заслужил. Волков собирает бумаги со стола, как рабочего, так и того, что у дивана, смотрит мельком. Ясно, значит, майор пришёл поговорить о холодильниках и... И всё. Судьбе и такой малости хватило. - Олег... - Марго на экране ведёт рукой в сторону, одновременно открывая двери лифта и серверной. Волков кивает, хлопает себя по бедру, и устроившийся было на диване Биспо тут же оказывается рядом. Олег похлопывает его по голове, немного позволяя себе потрепать его за уши. Первое, что замечают его глаза - светлая, почти золотистая макушка. - Здравствуйте! Вы Олег, верно? - Улыбка широкая, на диво искренняя, заразительная. Настолько, что Волков приподнимает уголки губ в ответ. Не улыбка, но и не оскал. - Игорь говорил о вас. - Вот. - Брюнет протягивает папку. - Всё, что нашёл, но, кажется, они успели заполнить всё необходимое. - О, спасибо! Тогда я побежал, ладно? Рад был познакомиться. - В протянутой ему открытой ладони Волков видит лишь дружелюбие и хорошее воспитание. Не более. Но иногда хватает и этого, чтобы вызвать симпатию достаточную, чтобы он не стал душить своей угрюмостью её ростки. - Да. Я тоже. Ладонь крепкая, сильная, тёплая. Правильная. И держит правильно - тяжело и мощно. Олег выдыхает резко, сипло, вторит удивлённому оханью. Была бы шерсть на загривке - встала бы дыбом от носящихся под кожей искорок. Головы поворачивают тоже вместе, медленно, в одну сторону. Сбоку от них, бок о бок, переплетя хвосты сидят светлый, с лёгкой золотинкой пёс и темный, почти черный волк. Точь-в-точь как в старой индейской сказке про внутренних демонов. Его демон прядёт острыми ушами, щурит голубые глазища, кивает. Мол, всё так, всё верно, всё ты правильно понял, Волче. Биспо пихает его носом под челюстью, ластится, и смотрит-смотрит-смотрит так... Точно так, как смотрят серо-желтые, удивительно теплые даже через очки глаза напротив.

***

Волков сам открывает все двери. Димка садится на переднее, рядом с ним, псы, не сговариваясь - устраиваются на заднем, переплетаясь живым Инь-янь. - Нужно заехать в управление, отдать документы и отпроситься. Это недалеко, минут за двадцать доберёмся. - Набирая адрес на навигаторе, тараторит Дубин. Олег кивает, щурится, трогаясь с места. Двадцать? Ему хватит десяти. Через семь минут Волков выходит из заноса перед самым шлагбаумом, паркуясь. Ещё десять секунд уходит на то, чтобы всем выйти из машины, и чуть ли не маршем зайти в управление. Олег идёт за Димкой следом, вторит, зеркалит, даже псы иноходью лапы чуть ли не одновременно поднимают. Синхронизация идёт полным ходом, но куда-то не туда. На них косятся, без этого никуда, но два упрямых волчьих взгляда действуют в два раза эффективнее, и все спешно отводят взгляды. Димка оставляет их всего на минуту, заходя в кабинет к начальству, сжимая запястье Волка перед этим, а Олег уже скулить готов. Обратно, к машине, они добираются ровным шагом, но быстрее, чем даже бегом. Димка целует его первым, едва Олег садится, пригинает за шею, руки закинув, ерошит волосы на затылке, а Волков в ответ ему в губы урчит от удовольствия. - Я живу в двух кварталах отсюда. - Только и выдыхает после Димка, поправляя перекошенные очки. А за стёклами - отражения колдовской черной луны в обрамлении узких серо-золотых колец. Первыми в квартиру вбегают звери, сразу же уносясь куда-то вперёд. Куда - Олег не знает, прижимая Дубина к двери, захлопывая её. Сам закидывает чужие ноги себе на бёдра, скидывая кроссовки со стоп, сдёргивая туфли с себя. Дима смеётся выдохом, в дверь затылком упирается, шею подставляя. Олег его подхватывает, одной рукой за спину, другую под лопатки, прихватывает аккуратно зубами кадык, шею языком лижет, широко так, щедро, до блеска. До собственного запаха с чужой кожи. Как до спальни добирались, после ни один из них так и не вспомнил. Олег очнулся, только когда прервавший поцелуй Димка воскликнул: - Алфил! Обернулись все: и Олег, и Биспо с мутно сверкающими чернотой глазами, и Алфил, зубами державший его за холку. - Будь... аккуратнее, ладно? Нежнее. Волк кивнул, опуская веки. Лизнул Биспо в нос, снова валя его на подстилку, и Дима блаженно выдохнул, расслабляясь. Олег тоже опустил веки, хмыкнул, пальцы переплёл. Нежно так нежно. Можно попробовать. Для кого ещё, как не для него? Олег выпустил полы чужой рубашки из штанов, поднял её до груди, провёл носом по поджарому животу. Это только с виду Дима казался плюшевым да мягким: язык, скользящий по коже следом четко следовал рельефу мышц. Димка, согнувшись в три погибели, за загривок стягивал с себя рубашку - на пуговицы сил не осталось. Водолазку Олега они стягивали в четыре руки, и всё же умудрились разорвать ворот и расцарапаться. У Димки жадно дернулся кадык, когда он увидел царапины от собственных ногтей, легкой розовой полосой расчертившей ключицы Олега. Целует снова, ладонями лицо обхватывая, пальцы в волосы запуская - те действительно мягкие, точь-в-точь волчья шерсть. А вот борода колется. Немного. Но это даже приятно. Целуется Димка старательно, жадно, ни дышать не умеет, ни зубы прятать, наоборот, губы прикусывает, то свои, то чужие, а Олегу плевать, его от всего Дубина ведёт, от каждого прикосновения. Так, что в голове шумно не только из-за стонов. Дима шумный. Не громкий, а именно шумный, дышит грузно, смеётся, стонет, ластится так, словно под кожу влезть пытается. Под пояс брюк - точно, и Волков спешно перехватывает его руки, заводя их за голову, к изголовью. Место между шеей и плечом прикусывает, мягко, тут же зализывая, ладонью на грудь давит, вниз ведёт. Димка стройный, гибкий, штаны уже сами к бёдрам сбились, и Волк скребёт короткими ногтями голодно внизу живота, под запятой пупка, по тонкой, глазу почти незаметной, дорожке светлых волос, рокочет горлом, наклоняясь ближе. Дима светлый, умом, взглядом, телом, сутью, и Олег чувствует, что растворяется в этом свете, так же полно, без остатка, как в матово-черном от желания взгляде, прикусывая лакомую горошину светло-бежевого соска. Димку подбрасывает на кровати до прогиба в позвоночнике, до поджатых пальцев ног в смешных полосатых носках. Не стонет, не шипит, но воздух с губ выходит вместе с хрипом, и на предплечья от напрягшихся мышц красиво ложатся тени. От него пахнет чаем с молоком, мёдом от акварели и чем-то ещё, знакомым, но позабытым за городской суетой. Из детства, из памяти, свежим и живым, то ли румяной от солнца земляникой, то ли растёртыми меж пальцев молодыми сосновыми иголочками. Лесным разнотравьем в полдень. И на вкус он такой же, только чуть слаще и солонее от испарины. И пока Дубин пытается вспомнить, как дышать, не разгоняя легкие до скорости сходящих с ума поршней, Олег стягивает с него штаны с носками и бельём, собираясь, кажется, заклеймить поцелуем каждую косточку в теле. Выступающие навершия таза припечатывает, угловатые коленки, аккуратные выступающие косточки у стоп, подняв ноги на уровень груди. Димка, извернувшись, прикинув, аккуратно пинает его ногами в грудь, заставляя Волкова охнуть от удивления, повалившись на спину. Прыгает следом, чуть ли не зубами вгрызается в ремень, расстёгивая. А Олег только и может, что рассмеяться в полном восторге, увидев, как Дима стягивает с него брюки, выдернув ремень из шлёвок. Голову вбок, секунда, другая - и Волк пружинит, снова прижимает Дубина к кровати собой. Взрыкивает, вылизывая его рот до блаженного скулежа. Скалит зубы, клацает, оторвавшись на секунду, в глаза смотрит. Димка смотрит тоже. Замирает, не дыша. А после губы в стороны тянет, рот приоткрывая, морда довольная, озорная, дышит неглубоко, но гулко. Тянет ладонь к лицу Олега, но так и не касается, улыбается, по груди ведя. И медлеедленно разводит колени, поднимая таз и потираясь. Приглашение, подчинение, принятие. Волчьих повадок в нём сейчас больше, чем собачьих. Олег чувствует рык, обжигающий глотку, подхватывая его под колени. И ухмыляется, складывая Диму чуть ли не пополам. Под потолок взвивается тонкий, вибрирующий вой. Олег склоняется, снова проводя языком от самого копчика до промежности. Лижет широко, щедро, на слюну не скупясь. - Олеежа... - Задыхается Дима, но силы находит, чтобы губы облизав, спросить. - За что? - Для жалобы - слишком сладко, для скулежа - слишком низко. Волков смеётся выдохом ему в кожу, посылая по хребту мурашки, аккуратно прикусывает упругую ягодицу, лижет снова, только после отвечая: - Ты же сам сказал - нежнее. - Я... Я сказал это Алфилу. - Фыркнул Дима, выравнивая дыхание. Олег кивнул, на секунду опуская веки, и тише, ниже, выдохнул: - Но он - это я. Оба захлёбываются в вязкой черноте взгляда. Олег, ониксовый демон, наклоняется снова, касается губами и языком, медленно, вкрадчиво, чувственно, вкушает. Заходящемуся в очередном вое Димке кажется, что он сожрёт его целиком. Олег, краешком сознания ловит идущий с кожи вкус. Не вкус даже - его отзвук, отголосок. Чужеродный, вязкий, обволакивающий язык ненавязчивой сладостью и структурой. Вишня. Смотрит искоса, вдумчиво так, красноречиво до горящей подписи на лбу, и Дубин, немного остудивший легкие, фыркает, поясняя: - Я же знал, что моя родственная душа - мужчина. А на Алфила стоит только посмотреть, как сразу понимаешь, что... - Димка снова стонет, откидывается на подушку, когда Олег снова лижет упругое колечко мышц. Любопытно. И очень удобно, хотя... Волков тоже о таком думал. Позже нужно поговорить о том, к чему такие размышления привели. Но позже. Олег и сам скулить готов. Дима, Димочка, он же такой... Его и нежить хочется, и вылюбить так, чтобы сил даже дышать не было. И Волков дышит сам, в раскрасневшуюся кожу, языком ласкает, чуть надавливая, смачивает, целует смачно, вылизывая. А так хочется - всего, с ног до головы. Невозможный, золотой, его, только его. Олег скоро захлебнётся собственной слюной, размазывает её, по промежности, по анусу, губами приникает, языком. Жарко, мягко, тесно. Умопомрачительно. У Димы скоро весь позвоночник расплавится, стечёт ртутью в лопатки, что о постель трутся. У Олега уже челюсть немеет, и чужие пятки чечётку на спине бьют, а оторваться не может, не тогда, когда мышцы наконец-то расслабляются, пропуская внутрь не только язык, но и пальцы. И всё равно, мажет языком, губами трётся, присасываясь, разводит пальцы растягивая. И только когда уже невозможно, когда уже у самого яйца мокрые от по каплям стекающего с головки семени, шепчет рыком: - Смазка где? Димка моргает, вяло машет головой в сторону тумбочки. У него всё лицо розовое, и пятна румянца обволакивают шею, плечи, грудь до середины. Он уже не скулит, не рычит, голос почти сорвал, скрещивая свой и звериный вой. Олег пару раз в последнюю секунду успевал пережать основание его члена кольцом, и сейчас его родственная душа просто дрожит всем телом, отзываясь на каждое прикосновение, чуткий и острый, точно мускус, пронизывающий тяжким теплом воздух. Волков снимает со своих плеч чужие ноги, опуская на постель, ведёт успокаивающе ладонями по внешней стороне бёдер, и, не вставая с четверенек, перегибается через Димку, перекинув одну ногу через Дубина, добираясь до тумбочки. Но замирает, пяди не дотянувшись, опускает голову, прикусывая одеяло, надсадно-низко воя под еле слышные влажные звуки. Димочка, на локтях приподнявшись, сам его вылизывает, аж урча. И Олегу только остаётся, что чертыхаясь под нос, вспоминать хоть что-то, что не даст ему кончить в первую же секунду, когда яйца аж сводит от горячего выдоха и мягкого языка. Например, учебники из университета - они всегда навевали на него такую скуку и хандру, что Олег и года не продержался, сам в военкомат ушёл, повестки не дожидаясь. Или Серёжа, которого он, хоть и любит безмерно, но с сексом тот не вяжется от слова совсем - слишком силён ангельский ореол. Мысленный Разумовский согласно кивнул, взял потрёпанную методичку, и хорошо поставленным голосом скромного отличника, кося одним золотым глазом в книгу, другим - на брата, начал вещать о том, что вылизывание гениталий лежащим волком стоящему над ним - признак близких отношений и добровольного подчинения. Дожили, теперь и ему Птиц мерещится! Волков рычит, посылая наглый глюк куда подальше, рывком добирается до тумбочки, на ощупь вытаскивая полупустой тюбик. Димка щёлкает кончиком языка по уздечке, языком по стволу ведёт, венки прижимая, вылизывает темно-багровую от крови солоноватую головку, лакомится, точно подтаявшим на солнце шариком пломбира, хнычет лающе, тянется, когда Олег от него отстраняется, ведя пальцами по щеке, смотрит чуточку обиженно, красные губы дуя. А в глазах - весь черно-бархатный космос, заключенный в петлю серо-желтого Млечного Пути. Олегу нежностью горло перехватывает. Дышит заполошно в чужие губы, но глаза прикрывает, трётся носом и щекой, спрашивая шёпотом: - Готов? Димка веки опускает, обнимает за шею, к себе прижимая вплотную, кивает, лбы соприкасая. Дима гибкий, особенно сейчас, лениво переворачиваясь на живот. Поднимается, сначала на четвереньки, а после и на колени, трётся, ягодицы вжимая в чужой пах, метит себя чужим запахом, дразнится. Олег его плечо прикусывает, легонько так, не балуй мол, и Дубин кивает, отстраняясь самую чуточку. Волков щёлкает крышкой, и мускус перебивает свежая, чуть сладковатая вишня. Но Олегу всё ещё мало, ему всегда мало будет. Гель по пальцам размазав, снова колечко мышц обводит, тщательно. Три пальца уже легко входят внутрь, и Олег выдыхает в чужой затылок, добавляет смазки, пару раз проведя ладонью по своему члену. Димка выдыхает долго, обмякает, расслабляя мышцы, опираясь на чужую грудь, принимая полностью, до шлепка, до натуги. Хороший мальчик, умный, старательный, любимый и его, только его. Олег движется медленно, почти сонно, только руки плотно чужие бедра клеймят теплом, только ресницы дрожат. Димка взрыкивает, клацает челюстями, втискивает на половине движения, чуть сжимая - не сахарный, не хрустальный, какого хрена, Олежа? Может, и можно было бы иначе. Но не сейчас, когда перед глазами лунная тропа в небо зовёт, и лапы тучи скребут. Не тогда, когда золотой мех и смольный трепет один ветер. А Олежа будто сам этого не чует. Шипит в медовый затылок, рычит, руки на живот переводит, чтобы плотнее, чтобы туже, крепче и глубже. Пальцы в кожу впиваются, мышцы мнут, и чудится, что ещё немного - и сам себя коснётся, упругой головки, движущейся в глубине чужого тела. Они сталкиваются раз за разом, всё быстрее, всё резче. Дима упрямый, умеет держать удар, напор, сам руки назад отводит, чужие бедра обхватывая, но Олег ему не уступает, только дышит чаще, поневоле ускоряясь. Короткие ногти впиваются в ягодицы, не давая отстраниться, Димка голову запрокидывает, охает, собственный живот пачкая светлым, полупрозрачным семенем, сжимает Олега в себе. И тот только успевает, что прикусить до стона его в холку, делая пару последних рывков, закрывая глаза под торжествующий двойной вой. А под веками - космос вспыхивает чернотой, поглощая серо-желтую волчью луну.

***

Олег полусонно ведёт щеткой по зубам, после чего набирает в горсть воды, смывая пену. Ставит на автомате выданную Димкой щётку в отдел к вилкам, секунду пытается понять, что не так, но после просто машет рукой. Зубы чистить пришлось на кухне, потому что красный, как рак, Дубин занял ванную, краснея ещё сильнее под понимающий хмык Олега. Что было после, Волков помнит смутно. Кажется, они так в обнимку и заснули, но ненадолго, и часа не прошло, как Димка закопошился, потихоньку пытаясь сползти с постели. Ага, щас, будто ему это так просто дали! По бедру мажет что-то тёплое и мохнатое. Олег скашивает взгляд вниз, видя перед собой чёрного волка с жестяной миской для воды в зубах. Забрав у того плошку, налил воды, и в сопровождении волка вернулся в спальню. Биспо встретил его усталым маханием хвоста и холодным носом в щёку. Олег погладил ретривера по голове, аккуратно, с улыбкой посматривая на волка, носом подпихивающего миску с водой ближе к псу. Нежнее ни у кого не получилось. Но старались. Алфил устраивается сбоку от Биспо, лижет ухо, чуть прикусывая, хмурит взгляд, и Олег, понятливо хмыкнув, уходит в ванную. Ему тоже стоит позаботиться о своей родственной душе. Димка лежит в наполняющейся ванной, полуслепо моргая, головой трясёт, чтобы не заснуть, но получается слабо. Волков глаза узит, после чего аккуратно на спину ладонью давит, место освобождая, залезает сзади, перетаскивая Дубина себе на грудь, позволяя выдохнуть и лечь, прикрыв глаза. От Димки пахнет мятой от пасты, сосновыми иголочками, мускусом и вишней. А ещё - самим Олегом и тот поневоле улыбается, зарываясь носом в светлую макушку. Надышаться не может. - Алфил. Биспо. Это же... - Названия слона в шахматах на разных языках. - Хрипло отзывается Димка, еле заметно кивая. - Мда. Даже в собственной истории, мы не считаем себя главными героями. - Хмыкает Олег. - Значит, ты влюблён в Игоря? - Наверное... да? - Дубин никогда не задумывался над этим всерьёз, воспринимая свои чувства к Грому как должное. Он знал, что они безнадёжны, поскольку тот не был его соулмейтом, как бы Алфил ни походил на него, но и не переживал по этому поводу. Да и сейчас... Ни восхищение, ни желание быть рядом никуда не делись, как и желание защитить. И любовь, наверное, к нему осталась. Такая, как у пса к своему хозяину бывает, что жизнь свою по приказу и без него положить можно. - Это плохо? - Я точно не могу считать это плохим. - Фыркает Олег, поднимая одно колено из воды. - Сам сколько лет в собственного брата влюблён. А Игорь... он хороший человек. - Признаёт Волков почти с гордостью. Видимо, им на роду написано любить не только друг-друга. Что волки, что псы - стайные животные. А Гром и Разумовский - и есть их стая. Большая и самая любимая их часть. Дима поднимает из воды руку, чешет Олега где-то за ухом, поворачивает голову, коротко целуя его в губы. Раз, второй, а после Волк фыркает, углубляя поцелуй. Закрыв кран, не давая воде перелиться, Олег, намыливая мочалку, начинает рассуждать вслух: - Если мы с тобой слоны, то остальные фигуры кто? - Ну, с ферзем всё ясно - это Разумовский. Зря, что ли, Игорь своего соулмейта Царевной называл? - Смеётся Димка, жмуря от удовольствия глаза, когда Олег начинает тереть ему спину. - Царевна? - Его кобра. Кобр. Как можно назвать самца очковой кобры? В общем, его. Невозможно просто красивый, весь словно из золота. Я его пару раз попытался зарисовать, но оттенок всё никак не подобрать, да и из-под куртки Игоря почти не высовывается. Олег вспоминает изредка вспыхивающие золотом глаза, резкие, едва уловимые движения при раздражении, и кивает. Змея, значит... неожиданно. Но подходит. А после вспоминает Игоря-угря, которому хода нет из его стеклянного сада и довольно фыркает. Правильно, да, всё теперь правильно и понятно. Как и должно быть. - Игорь тоже красивый, в любой из форм. Я тебе потом его звериную покажу. Но его зарисовать тоже вряд ли получится, он прятаться любит. Хотя, может, тебе и позволит. Димка улыбается одними глазами, повернув к нему голову, но тут же тихонько морщится, машинально кладёт ладонь на шею сзади, закрывая укус. Но он всё равно счастлив.