the mountains know our sins

Минхо оправился от своего эмоционального срыва перед Феликсом так же, как он справлялся со всем в своей жизни за последние два года — похоронил это на шесть футов под землей и игнорировал. Только теперь он не заливал раны горячим асфальтом, а просто посыпал их пляжным песком, который разлетался при малейшем ветре. И Феликс выглядел так, будто он, наконец, понимал Минхо. Не до конца, но в достаточной степени. Минхо научился довольствоваться меньшим, и тот факт, что Феликс не позвонил его матери, как только он сказал ему о фиктивной помолвке, — это было все в чем он нуждался. Ему удалось добраться до кровати благодаря Феликсу, который поддерживал пьяного парня за талию, чтобы тот не споткнулся о ковер. Так что, возможно, друзья Хенджина были не только красивыми денежными мешками. Может быть, они были гораздо лучше, чем думал Минхо, — заботливые, обеспокоенные той жизнью, которая им уготована, но полные страсти и любви. Феликс рассказал ему о своей любви к моде. О том, как он любит наряжаться на модные показы и как его частые отпуска позволяют ему это делать, освобождая от тюрьмы строгих костюмов, которых требовала компания его родителей. Минхо ответил ему, что он должен следовать своей мечте, но Феликс только усмехнулся. Его глаза сверкнули, в них так и читалось несказанное — как будто ты следуешь за своей. И именно поэтому на следующее утро Минхо, проснувшись, сразу направился в гостиничный номер Чана. До конца отпуска оставалось всего три дня и у него не было желания проводить их с Хенджином, притворяясь. Вместо этого он присоединился к Чонину, который рисовал в блокноте, пока Чан принимал душ. Хотя они были далеки от семьи — это была домашняя обстановка. Минхо был рад, что Чан доверил ему присматривать за Чонином. Этот малыш давал ему хоть какую-то видимость душевного равновесия. — Могу я тебе кое-что показать? — неожиданно спросил Чонин. Минхо кивнул и мальчик подорвался к прикроватной тумбочке Чана. Ребенок остановился рядом с ней и замешкался, повернувшись к Минхо, — только это секрет. И ты не скажешь об этом папе. Улыбка Минхо дрогнула после слов мальчика. Это был нехороший знак — Чонин хочет что-то скрыть от Чана — но дети есть дети, подумал он и снова кивнул, хитро ухмыляясь. — Обещаю, — сказал он, жестом «застегивая» рот. Чонин проследил за Минхо, кивая в ответ. Минхо смотрел, как мальчик взял со стола телефон и разблокировал его, прежде чем сесть рядом с ним. — Папа сказал мне, что я не должен тебе это показывать, но я не понимаю — почему. Это моя самая любимая фотография. Он пролистывал галерею на телефоне Чана. Маленькие пальчики бегали по экрану быстрее, чем Минхо мог понять, а потом появилась ужасно знакомая фотография. Чонин сунул телефон в лицо парня, чтобы тот не пропустил ее. Они были втроем — Минхо держал на руках малыша Чонина, позволяя ему ухватиться за свой указательный палец, а Чан сидел рядом с ним, обнимая одной рукой за талию, а другой — за колено. Минхо вспомнил, как сестра Чана сделала эту фотографию. Они были в гостях на месячном дне рождения Чонина и сестра Чана разрешила им подержать малыша, чтобы поиграть с ним. Минхо думал, что они оба улыбаются Чонину, который открывал для себя мир с непорочным трепетом на лице, круглыми щеками и сверкающими глазами — но Чан смотрел только на Ли. Сестра Чана позже прислала ему фотографию, прокомментировав, какая они идеальная пара. Минхо, взглянув на снимок, вдруг понял, к чему она тогда клонила. Взгляд Чана был полон любви, ничего, кроме чистого обожания и нежности. Взгляд был настолько ласковым, что Минхо чуть не прослезился, когда увидел его в первый раз. Наконец-то он понял, что имели в виду его друзья, когда говорили ему, что все видят, как он погружен в тебя. Но сейчас Минхо чувствовал лишь руку, крепко сжимающую его сердце стальной хваткой с такой силой, что еще немного и оно превратится в кровавое нечто. — Она твоя любимая? — Минхо поперхнулся. Чонин только молча кивнул. — Она была у меня в комнате, но потом рамка сломалась, а папа так и не купил мне новую, — объяснил он, слегка нахмурившись. — Как она сломалась? — Папа сказал, что она упала на пол, когда он убирался, но меня там не было, поэтому я не знаю, — Чонин поджал губы, задумавшись. Минхо не заметил, что вода в душе перестала работать, поэтому, когда Чан открыл дверь, он чуть не вздрогнул. Он посмотрел на него, когда тот подошел к ним двоим в одних трусах и белой, почти прозрачной футболке. Если бы сердце Минхо еще не колотилось, то сейчас непременно бы начало. — Нини, ты не видел мой телефон? Чонин воспринял это как обвинение и немедленно заблокировал телефон. — Я просто показывал папе свои фотографии! Чан смерил его взглядом, взял телефон из рук мальчика и молча положил его обратно на тумбочку. Он оглянулся на Минхо, когда взял пару джинсов. — Он не замучил тебя сотнями фотографиями коал, которых понаделал в Австралии? — хихикнул Чан, но в его глазах проскочила нотка нервозности. Минхо все еще сидел на ковре, ошеломленный фотографией. Он улыбнулся ему в ответ, покачав головой. — Брось, как Нини может меня замучить, а? Дабы подчеркнуть это, он взъерошил волосы Чонина. Чан, казалось, был удовлетворен ответом и закончил одеваться, а если он что-то и заподозрил, то не подал вида. Через двадцать минут они уже были перед отелем, находясь на очищенном от снега склоне. Чонин настаивал, что хочет построить что-нибудь из снега, так что это была отличная возможность. К тому же, если он устанет или замерзнет, они могли сразу же вернуться в отель. Не похоже, что Чонин скоро устанет — он был в полной боевой готовности, уже проинструктировав Чана о построении снеговика, прежде чем приступить к делу. Он скатывал первый огромный шар снега, пока тот не стал слишком тяжелым для него. Чан, заметив это, сразу взялся за дело. Второй снежный шар был немного меньше и Чонин сумел сделать его почти полностью сам, но в конце снова попросил Чана, потому что не смог поднять его на первый. Это оказалось не так просто, как казалось, и им пришлось закрепить его на месте с помощью дополнительной порции снега. И тогда Минхо решился на первую атаку. Он присел на землю и набрал в рукавицы побольше снега, а затем сделал ложный замах рукой, будто хотел добавить его к снеговику. К сожалению Чана, его куртка слабо прилегала к телу и образовалась щель между ней и толстовкой. Минхо свободной от снега рукой схватился за кофту, оттягивая ее. Чан был сосредоточен на построении снеговика и не успел сориентироваться. Прежде чем Чан успел повернуться— Чан тут же вскочил и затряс плечами, словно одержимый, задыхаясь от быстро тающего снега, стекающего по позвоночнику. — Минхо, — прорычал Чан, как только перестал трясти плечами. Он посмотрел на Ли и его губы скривились в угрожающей ухмылке, — ты попал. Минхо захихикал и попятился назад, когда Чан присел, чтобы слепить снежок. Он со смехом увернулся от первого снежка и тут же слепил свой собственный, уже убегая. — О, ты такой пугающий, — насмешливо сказал он, бросая снежок. Он попал в середину груди Чана и остатки снега задели его лицо. — Ты только подожди, — пригрозил он, и Минхо увернулся от очередной его атаки. Чан преследовал его всего пару метров по кругу и умудрился попасть по ноге, но Минхо не признался бы, что это было хоть немного неприятно. И тут он налетел на кочку. Минхо запнулся и полетел спиной в свежий сугроб. Он пытался приземлиться на ладони, но они заскользили. И теперь Ли лежал в мягком снеге, заливисто смеясь. Чонин тоже хохотал где-то вдалеке, а Чан — Чан был совсем рядом, протягивая руку, чтобы помочь ему подняться. На этот раз Минхо решил отомстить. Он взял руку Чана, но вместо того, чтобы встать, он сильно потянул его на себя, параллельно ударяя Бана по лодыжке. Чан внезапно упал на колени, одно из которых оказалось между разведенными ногами Минхо, опираясь руками по обе стороны головы Ли. И Минхо хотел поцеловать его до беспамятства. Чан смотрел на него так, будто ему тоже этого хотелось. Он вспомнил фотографию, которую показал ему Чонин. То, как Чан смотрел на него, словно готов был достать звезду с неба, если это сделает Минхо счастливым. Ли подумал, что, возможно, Чан никогда не переставал так смотреть на него. Он был так близко. Его губы выглядели такими же манящими, как и раньше. Воспоминания о прошедшей ночи снова всплыли в его голове, но Минхо не мог вспомнить причину, по которой он не мог поцеловать Чана. Было бы так ужасно, если бы Минхо поцеловал его прямо тут и сейчас? Будет ли большим грехом поцеловать Чана средь бела дня? Было бы это так смертельно, по сравнению с тем бедствием, которое уже причинил Минхо?

***

Минхо встретил Чана на первом курсе. Это был обычный день. Обычный обед, который Минхо проводил с Чанбином после занятий по экономике каждую среду в их обычном месте в кампусе. И совершенно случайно именно в эту среду у друга Чанбина — Джисона — были отменены занятия. И он проводил время с Чаном в этом самом месте. Это было далеко не знакомство. Минхо только что закончил отношения и не искал новые. Поэтому, хотя он видел, что Чан был очень привлекательным и чертовски сексуальным, Минхо представился ему, готовый никогда больше с ним не разговаривать. Не потому что он не хотел, а потому, что не ожидал, что вселенная устроит все таким образом, что ему будет трудно избегать Чана. И с той судьбоносной встречи у него не получалось избегать Чана, как сильно Минхо не старался. Дело было не только в том, как Чан внедрился в жизнь Минхо — он постоянно думал о том, как Чан, едва встречаясь с ним взглядом, заливался краской. С той самой среды он вдруг стал замечать Чана повсюду — на занятиях, в библиотеке, у торговых автоматов. Это было чуть-чуть подозрительно. Особенно, когда Чан надевал майки сразу после тренировок, красуясь рельефными мышцами рук, которые сильно отвлекали Минхо и заставляли землю уходить из-под его ног. Они стали друзьями, проводя время с Чанбином и Джисоном как группа, но также находя возможность проводить время вдвоем. Поскольку влюбленность Минхо развивалась опасно быстро, а его стремление выплескивать свои эмоции было очень сильным, Минхо начал флиртовать с Чаном довольно очевидными способами. К его разочарованию, Чан никогда не отвечал взаимностью, но и против не был. Он легко краснел и Минхо это только подзадоривало, заставляя совершать все более рискованные шаги в попытках узнать, заинтересован ли в нем Чан. Все началось с «ты любишь меня»‎ в шутку. Потом он переименовал их встречи в «свидания»‎, даже если это был просто поход в магазин. Затем Минхо начал прихорашиваться — узкие джинсы, которые облегали его соблазнительные бедра, и футболки с глубоким декольте, подчеркивающие его острые ключицы. Изменилось и его поведение. Например, когда он был в одной из своих соблазнительных футболок, то Ли специально наклонялся перед Чаном, якобы ему нужна ручка, которая лежала на столе рядом с парнем. Бан только краснел в очередной раз. Доходило дело даже до того, что Минхо засовывал мармелад между губ, когда Чан просил угостить его. Ли просто надеялся, что таким способом сможет украсть мимолетный поцелуй. Однако Чан никогда не соглашался и это сводило Минхо с ума. А может Минхо был просто трусом. Он никогда не пытался пригласить Чана на свидание, потому что не был уверен, что тот к нему что-либо чувствует. Хотя Чанбин и Джисон пытались убедить его, что только дурак не заметит, как Чан смотрит на него. Все изменилось очередной средой. Шел проливной дождь и они зависали в общежитии Чана, что было довольно обычным делом для них двоих. У Чана был крайний срок сдачи на следующий день и он переживал из-за этого, нервно расхаживая по комнате. Минхо читал его эссе, стараясь изо всех сил поддержать парня. — Спасибо тебе огромное, — вздохнул он, садясь рядом с Минхо с разбитым выражением лица, — что бы я без тебя делал, правда. — Да ладно, все будет хорошо, — сказал Минхо. У Чана была привычка принижать себя и Минхо был полон решимости избавиться от нее, — это хорошее сочинение. Чан снова вздохнул и опустил голову, опираясь локтями на колени. — Как я могу отплатить тебе? Минхо усмехнулся, не отрывая взгляда от листа бумаги. Ему не нужно было, чтобы Чан платил ему за вычитку его эссе, так поступали друзья. Других планов у Минхо все равно не было, а проводить время с Чаном было само по себе привилегией. Но все же он не мог удержаться. Он поднес палец к щеке и мягко постучал по ней. — Два поцелуя, пожалуйста. Не услышав никакой реакции, он снова захихикал. В конце концов, он же не всерьез. Конечно, было бы здорово, если бы Чан поцеловал его, но он понимал, что жадничает. Когда молчание затянулось, Минхо повернул голову и посмотрел на Чана. Сердце бешено заколотилось. Оно забилось быстрее, когда он увидел, что Чан нахмурился, глядя в пол. Это была совсем не та реакция, на которую он рассчитывал. Все закончилось тем, что Чан выбежал под дождь, а Минхо последовал за ним, словно они были героями фильма. Оказалось, Чан был расстроен тем, что Минхо продолжал дразнить его, считая, что его любовь была односторонней и Минхо так флиртует со всеми. Просьба Ли о поцелуе стала последней каплей в чаше терпения Чана. — Мы больше не можем быть друзьями, Минхо, — сказал он, как только Минхо смог догнать его и отказываясь встречаться с Ли взглядом, — это нечестно по отношению к тебе. — О чем ты говоришь? — Минхо приходилось кричать из-за дождя. И вот так Чан признался ему. Минхо затаил дыхание, не зная, что сказать. Он пришел к единственному верному решению — прижаться к Чану всем телом и, наконец, поцеловать его. Как глупо они вели себя все это время. Чан поцеловал его в ответ, ненадолго отстранившись, чтобы убедиться в реальности происходящего, и вот так все встало на свои места. В объятиях Чана — вот где его место. Не только как его друг, но и как его парень, и ничто еще не ощущалось таким правильным. Лежать рядом с Чаном и называть его своим. Чан заставлял его чувствовать себя таким невероятно живым, таким любимым еще до того, как он набрался смелости назвать это чувство, бесконечно пылающее в груди. Минхо и Чан быстро стали популярной парой в университете. Мало того, что Чан был очень общительным и все его уже знали, так еще и Минхо наводил порядок, посылая смертельные взгляды на любого, кто осмеливался даже дышать рядом с Чаном. Он был собственником, но Чану нравились его открытые проявления чувств. Так и получилось. Даже некоторые из преподавателей заметили новую пару, а один даже поздравил их. И даже когда фаза медового месяца закончилась, Минхо любил ходить на свидания каждую неделю. Будь то прогулка по городу, кофе с десертом или даже просто посиделки за просмотром фильма — именно такие простые вещи делали каждую минуту с Чаном стоящей редких моментов разногласий. Когда Чан арендовал однокомнатную квартиру, Минхо непременно переехал жить к нему. Это была гораздо более здоровая обстановка, чем в доме его родителей, где его допрашивали каждый раз, когда он не возвращался домой ночью. Они знали, что он встречается с Чаном, Минхо приложил усилия, чтобы организовать семейный ужин, чтобы они могли встретиться. Чан был рад знакомству с его родителями. Но потом его родители начали расспрашивать о родителях Чана. О том, чем они зарабатывают на жизнь, идет ли Чан по их стопам и каковы его карьерные планы — и Минхо понял, что это перебор, хотя Чан изо всех сил старался этого не показывать. Родители Ли не были в восторге от Чана, но это было нормально, потому что Минхо... Минхо был влюблен в Чана. Потом в их жизни появился Чонин и Минхо был самым счастливым человеком на свете. Он действительно чувствовал, что у него есть своя семья. Чан тоже так говорил. Даже когда у них были проблемы с деньгами и не было свободного времени друг для друга. Но все было хорошо, все будет хорошо, и Минхо твердо верил в это. Правда, им не пришлось бороться — Минхо теперь работал на родителей и мог в любой момент попросить прибавку к зарплате. Но чем больше денег он хотел, тем больше реального участия требовали от него родители. Этого было недостаточно. Один раз Минхо не пришел на семейную встречу, потому что Чонин подхватил лихорадку, и родители урезали его зарплату. В другой раз они потребовали, чтобы он провел целую неделю в командировке, пытаясь оторвать его от Чана. В итоге Минхо застрял между необходимостью получать деньги от родителей, чтобы содержать свою семью, и в то же время быть оторванным от нее. Минхо не хотел беспокоить Чана планами своих родителей. Чан и так был занят своей работой, поэтому было бы эгоистично с его стороны портить их единственное свободное время, сваливая на него свои проблемы. Исходя из этой логики, Минхо взял за правило каждые пару дней навещать родителей, чтобы узнать их мнение о его образе жизни, о Чане и Чонине, и о том, на что ему следует тратить свое время и энергию. Он возвращался домой с измученным рассудком. С каждым визитом его представление о себе и Чане становилось все более искаженным, словно кто-то вырывал кусочки из головоломки и соединял их там, где им не место. Чан по-прежнему встречал его с усталой, но ласковой улыбкой на лице. Словно мир все еще имел смысл. В каком-то смысле он всегда знал, что его родители не любят Чана. Он не собирался стать адвокатом, врачом или наследником известной компании. У него не было ничего, кроме сердца, которое Минхо не смог заставить ценить своих родителей. И настал тот день, когда мать Минхо впервые попыталась их разлучить. Ли давно чувствовал, что это произойдет. — Он тебе изменяет, — сказала она без всякого предисловия. Без капли такта. Словно она просила передать ей соль. И хотя сердце Минхо заныло при одной подобной мысли, он едва вздрогнул. Это было бы не самое необычное заявление, которое он слышал. — Он мне не изменяет, мам, — Минхо вздохнул. Если бы он услышал такое же заявление в начале их отношений, то, возможно, он бы забеспокоился. Но даже тогда он знал Чана достаточно хорошо, чтобы понять, что тот был честным человеком. Его мать сделала вид, что не услышала. — Что насчет его секретаря? Ты знаешь его? — Секретарше Чана шестьдесят три года и она счастлива в браке. Я встречался с ней. Она очень милая. У нее полный ящик конфет, когда к ней приезжает внучка. И я действительно не думаю, что Чан выбрал бы кого-то в возрасте своих родителей. Это был не тот ответ, который хотела услышать его мать. Минхо посмотрел на нее, когда она, нахмурившись, ела свой салат. Металлическая вилка царапала фарфор, разрывая тишину. — А его коллеги, хм? Джисон? Минхо горько рассмеялся. Он знает, что Джисон очень тактильным, тот постоянно лез обниматься. Ли был уверен в Чане. Также он знал, что Хан был влюблен в своего соседа, поэтому не переживал об этом. — Джисон его школьный друг. Они знакомы много лет, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно и не дрожал, — к тому же, я не думаю, что Чан... — Как ты можешь знать это? — Минхо вздрогнул от резкого голоса матери и громкого звука удара металлических приборов о фарфоровую тарелку, — откуда ты можешь знать, что он этого не сделает? Минхо моргнул, собираясь с мыслями, чтобы ответить. Но мать продолжила. — Не был ли ты тоже другом Чана? Ни один из них больше не ел. Из-за образовавшегося комка в горле Минхо было трудно даже дышать. Мать окинула его осуждающим взглядом, говоря им доказательства прямо перед тобой. — С такими вещами никогда нельзя быть слишком осторожным, — сказала она, внимательно оглядывая содержимое тарелки, прежде чем окончательно отложить вилку. — Я и так осторожен, — сказал Минхо, — я знаю Чана и доверяю ему. Это должно было убедить их обоих, но его мать только покачала головой. — Просто выслушай меня, Минхо. — Мы уже обсуждали это... — Услышь меня, — приказала она и фактически не дала Минхо встать из-за обеденного стола, — нашей семье просто не везет в отношениях, да? Твоя тетя тоже думала, что нашла любовь всей своей жизни и постоянно рассказывала мне, как ее муж идеально ей подходит. Но потом он начал задерживаться на работе допоздна, ездить в подозрительно долгие командировки и так продолжалось два года. Пока мы не выяснили, что все это время он спал со своей секретаршей. Минхо вздохнул, глядя на свои руки, сложенные на коленях. Голос матери смягчился и стал таким, каким должен был быть утешительный тон. — Однажды тебе уже разбили сердце, не так ли? Он прикусил внутреннюю сторону щеки и кивнул. Это были его последние отношения до встречи с Чаном, которые теперь кажутся такими давними — Минхо встретил парня на одном из занятий и они начали «‎учиться» вместе. Физическая привязанность быстро переросла в эмоциональную. Только со стороны Минхо. Они начали встречаться, но через два месяца Минхо застал его в постели с другой. И хотя Минхо смог покончить с этим прямо там и тогда, ему потребовалось время, чтобы забыть об этом человеке. Только с Чаном он смог избавиться от паранойи, что нечто подобное может повториться. — Ты действительно хочешь пережить это снова? Со слезами на глазах, грозящими вот-вот пролиться, Минхо покачал головой. Он почувствовал руку на своем плече. — В конце концов, Чан — всего лишь парень. Если ты будешь продолжать быть наивным, он использует это в своих интересах, независимо от того, как сильно он утверждает, что любит тебя. Он увидит, как ты прост, заберет все наши деньги и сбежит в мгновение ока. Она сказала это как будто в утешение и на краткий миг Минхо поверил ей. Он кивнул, чтобы все побыстрее закончилось. Чтобы она замолчала и позволила ему уйти. И это сработало — она тоже кивнула в ответ, похлопала его по спине и встала из-за стола. — Я просто пытаюсь присмотреть за тобой. Я не хочу, чтобы кто-то причинил тебе боль. — Я знаю. Извини. Его мать улыбнулась. — Все в порядке. Ты ведь поступишь правильно, правда? Минхо решил задвинуть этот разговор как можно дальше на задворки сознания, как он это постоянно делал, когда мать приказывала убраться в комнате. Он следовал ее указке только тогда, когда вещи уже грозились вывалиться через закрытые двери шкафа и упасть ему на голову. Он вернулся домой уже тогда, когда Чан заканчивал ужин с Чонином. Обычно в такие дни, как этот, Чан уходил с работы пораньше, чтобы позаботься о мальчике. Минхо прошел к ним за стол, поцеловав Чана в волосы. — С твоими родными все хорошо? — спросил Чан, пока Минхо отошел от них за водой. — Как обычно, — сказал Минхо и продолжил, — моя мать до сих пор настаивает на том, что ты должен поступить в юридическую школу. Чан усмехнулся и встретился взглядом с Минхо, жадно пьющем воду. — Стал бы я хорошим адвокатом? Возможно, Минхо надеялся, что Чан тоже что-то предпримет. Если бы он полностью изменил свою карьеру и стал тем, кем хотели видеть его родители Минхо, возможно, Ли не стал бы сомневаться в их отношениях. Минхо был слишком требователен. Просить об этом Чана было эгоистично. Минхо остался наедине со своими мыслями. — Ты выглядишь горячо в костюмах, — вместо этого сказал он, — так что да. Чан рассмеялся, а затем снова обратил свое внимание на Чонина и беспорядок, которой мальчик учудил, пока они потеряли бдительность. — Как на работе? — В эти дни все довольно спокойно, — сказал Чан, вытирая салфеткой рот Чонина, — Джисон спрашивал о тебе, он скучает. Минхо тихо вздохнул, глядя на пустой стакан в своих руках. — Ага. — Я по тебе скучаю, — Чан продолжил и Минхо нерешительно встретил его взгляд. Он увидел улыбку, робкую, но не менее искреннюю — ту самую, в которую он влюбился. После этих слов он растаял. Чан обнял его и Минхо сел к нему на колени, чтобы притянуть к себе еще ближе. — Я тоже по тебе скучаю. Сколько бы Минхо ни пытался убедить себя в обратном — этот момент казался началом конца.

***

Поездка в тесле отца обратно домой была спокойной. Прошло примерно две недели и Минхо возвращался с очередного напряженного ужина. На этот раз с невыносимой болью в груди. Наверное, все переживания отражались на его лице — водитель не решался с ним заговорить и не включал радио, опасаясь, что песня Минхо не понравится. Не зря. Тишина была чудовищной, кроваво-красной и ослепительно-белой, как костяшки пальцев Минхо, сложенных на коленях. В кои-то веки Минхо знал, куда он направляется этой ночью. Все началось с того, что Минхо рассказал им, что прошлой ночью Чан пошел куда-то со своими друзьями. Просто выпить после работы. Он даже не собирался говорить о нем. Минхо обычно избегал этой темы, чтобы не дать матери повода зацепиться за нее, но она все равно всплыла. И так открылся ящик Пандоры. — Он использует тебя ради денег, — сказала его мать и эти слова все еще звучали в его голове спустя несколько часов, — почему ты этого не замечаешь? Минхо не мог этого увидеть, как ни старался, но, возможно, в этом и был смысл. — Ты так много работаешь и заботишься о ребенке, как о своем, а он берет эти деньги и спускает их в баре? Дело было в том, что как бы ни подсказывало ему чутье, что это неправда, он никак не мог опровергнуть ее слова. Это была бы ложь, если бы он сказал, что не завидует тому, что Чан проводит больше времени со своими коллегами, чем с ним. Иногда работает так поздно, что приходит домой, когда Минхо уже спит, и встает гораздо раньше, чем он просыпается. Они проводили целые дни, не видя друг друга. Единственным доказательством того, что Чан все еще жил с ними — была мокрая зубная щетка рядом с щеткой Минхо и тепло, которое окутывало его каждую ночь во сне. Он надеялся, что однажды все наладится. Чан получит повышение, Чонин вырастет, а Минхо найдет работу, которая не будет требовать частых визитов в дом родителей. Но время шло, а ничего не менялось. За исключением Чонина, который становился все громче, а нервные клетки Минхо начали разрушаться. — Ты тратишь лучшие годы жизни на человека, которому плевать на тебя, Минхо, — настаивала его мать с умоляющей интонацией в голосе. Она пыталась помочь, — посмотри на свою карьеру. Ты мог бы получать одно повышение за другим, если бы уделял работе чуть больше времени. Ты мог бы делать великие дела, но вместо этого ты просто прославленная няня для какого-то бедняка. Минхо хотел закричать, что все не так. Он гораздо больше, чем просто няня, что он — что он? На его груди лежала тяжесть, паника нарастала все сильнее. — Ты забываешь, что ты прежде всего наш сын. Мы не обращали на это внимания, когда ты еще учился в школе, ну, знаешь, спал, гулял. Мы надеялись, что ты вырастешь из этого. Мы так много тебе дали, а ты только и делаешь, что крутишься вокруг этого парня, который, возможно, изменяет тебе за твоей спиной. — Он не... — хотел закричать он, его лицо пылало от гнева и накопившегося разочарования, но он не хотел плакать в присутствии родителей. — Но теперь пришло время перестать быть неблагодарным и выполнить свою роль нашего сына, — заключила его мать строгим голосом, который не оставлял возможности для споров. Он больше не мог этого выносить. Его загнали в угол, медленно и осторожно, так что он не заметил этого, пока не осталось иного выхода, кроме как сдаться. В каком-то смысле, так было всегда. Он никогда не был свободен делать то, что хотел — частная школа, высшее образование, карманные деньги — все определялось ими и он всегда был в их власти, хотя и считал, что это не так. Он был наивен, полагая, что у него будет выбор — с кем провести остаток жизни. — Тогда что я должен делать, — выдавил он сквозь зубы, не в силах больше смотреть ей в глаза. После этого наступила тишина. Может быть, потому что его мать поняла — она победила. Она наконец-то получила то, что хотела. Может быть, потому что Минхо знал, что ему нужно делать. Он знал это слишком давно, чтобы спрашивать сейчас. Машина свернула и Минхо сразу же узнал район, даже такой поздней ночью. Это был обычный жилой район, не совсем бедный, но и не роскошный. Здесь располагались начальная школа, детский сад, продуктовый магазин и небольшая поликлиника — обстановка, идеально подходящая для семей среднего класса — таких, какую Минхо хотел иметь. Семью. Он сглотнул комок в горле и напомнил себе, что нужно дышать. Минхо откинул голову назад, чтобы удержать слезы. — Мы на месте, сэр, — Минхо отдаленно услышал голос водителя. Выглянув в окно, он увидел свой многоквартирный дом, обнаружив их балкон по мягкому свету лампы, что означало — Чонин уже спит, а Чан ждет Минхо в гостиной, вероятно, задремав на диване. От всплывшей в голове картины у него сжалось сердце. — Я сейчас вернусь, — сказал он и нерешительно открыл дверь В ожидании лифта он оглянулся на машину. Она была черной, блестящей и роскошной — как символ богатства его родителей, которым они могли похвастаться на улицах, и недосягаемой — как стандарты, до которых Минхо никак не мог дотянуться. Это было все, чего ожидала от него семья, и ничего, что Минхо даже не мог себе представить. Припаркованная рядом с его старым домом и ветхим зданием — она была символом его неудач. Минхо поднялся на свой этаж и, отпирая дверь, собрался с силами, решив все исправить. Его рука дрожала слишком сильно, отчего он возился с замком на двери, пока Чан не открыл ее с другой стороны. Улыбка, постоянно присутствующая на его лице, быстро сменилась озабоченным хмурым взглядом, как только он увидел Минхо. — Что произошло, малыш? — спросил обеспокоенно Чан, положив руки на плечи парня. Ли бегал глазами по полу, боясь встретиться с ним взглядом. Чан, который жил с открытым сердцем. Чан, которого он любил больше, чем кого-либо. Чан. Его Чан. — Мне жаль, — Минхо заикался, наконец-то посмотрев на него, — я...мы должны расстаться. Подобно тому, как звезды завершают свою долгую жизнь, иногда взрывом, а иногда сжимаясь в черную дыру, они уничтожают все на своем пути. Как и Минхо. Он увидел это в глазах Чана в тот момент, как эти слова сорвались с его языка — сначала необратимая боль, затем предательство, гнев и столько печали. — Что? Почему? Что-то произошло? — спросил он голосом, полным замешательства. Имел на это право. Оглядываясь назад, Минхо задавался вопросом — знал ли в тот момент Чан. Что это говорит не Минхо, не его Минхо. А чертова подобия его. Бездушный робот, выполняющий запрограммированные задачи его родителей. Он прошел мимо него в их спальню — спальню Чана, поправил он себя — и проигнорировал вопрос, даже когда Чан попытался остановить его и переспросить. Он сразу же нашел свою дорожную сумку и начал собирать вещи с футболок, которых можно было легко идентифицировать как свои. Поэтому он не мог совершить ошибку, случайно взяв футболку Чана. — Минхо, — Чан в последний раз окликнул, где продолжал стоять — у дверного прохода, не решаясь вторгнуться в его личное пространство. — Чш, — Минхо посмотрел на него, прижав палец к губам, ты разбудишь Чонина. Чан замешкался, прежде чем шагнуть ближе. — Ты можешь, пожалуйста, объяснить, что произошло? Он умолял и какая-то садистская часть Минхо хотела посмеяться над его отчаянием. Но он решил проявить милосердие. Он вздохнул и снова сосредоточился на запихивании вещей в дорожную сумку. — Я нужен родителям на работе. Они хотят, чтобы я возглавил фирму, а я не могу этого сделать, пока мы встречаемся. Чан остановился, внимательно наблюдая за ним. — Это то, чего ты хочешь? Минхо почувствовал, как у него скрутило живот. Он перевел дыхание, чтобы собраться с мыслями. — Я хочу сконцентрироваться на своей карьере. Это все. Он все еще избегать его, продолжая собирать свои джинсы. Это заняло у него целую минуту. Так что, когда Минхо понял, что Чан плачет, он уже сидел на кровати, опустив голову на руки, пытаясь заглушить звуки, вырывающиеся из горла. Это разбило его сердце на миллион кусочков. Это его рук дело. Пазл их семейной жизни наконец-то распался, пройдя точку невозврата. Минхо стиснул челюсти, решив не плакать. Не сейчас. — Мы можем справиться с этим, Минхо, — начал напряженным голосом Чан, — тебе не нужно уходить, да? Ты... ты можешь работать, а я останусь с Чонином и позабочусь о нем, хорошо? Минхо с силой захлопнул ящик комода, прежде чем повернуться. Именно об этом его предупреждали родители. Минхо не хотелось верить, что они были правы. — Значит, ты будешь забирать мои деньги, пока я буду вкалывать на работе, как проклятый? Ты этого хочешь? Чан нахмурился и поднял заплаканные красные глаза на Минхо. — Нет, — выдохнул он, — нет, Минхо, я бы никогда... — Тогда не неси чушь, — отмахнулся он от него и вернулся к сбору вещей. Было легко быть жестоким, Чан тоже позволил себе это. Как будто яд распространялся по его кровеносной системе, пытаясь отравить его здравомыслие. — Просто признайся, что это из-за Чонина, — сказал Чан и Минхо замер, — скажи, что устал от него, и уйди, как должен был сделать это много лет назад. Настала очередь Минхо заикаться, потому что это было совсем не то, что он имел в виду. Он повернулся лицом к Чану и твердо встретил его взгляд. — Это неправда. — Ты позволил ему привязаться и теперь собираешься бросить его, как делали это все остальные в его жизни. Но в отличие от них, ты просто трус. — Заткнись, — прошипел Минхо, подходя к Чану и схватив его за воротник толстовки, — это не из-за Чонина. Я не монстр. — О, правда? Минхо отпустил его худи, чтобы не было заметно, как сильно дрожат его руки. Он не мог больше вынести взгляд Чана. — Тебе даже не жаль, ха — фыркнул Чан. Чувствуя головокружение от невыносимой боли в сердце, Минхо уставился в свою дорожную сумку, словно мог найти там ответ. Конечно, ему было жаль. Он ненавидел себя за то, что повысил голос на Чана и даже довел его до слез. Его было легко вывести из равновесия. Например, в последний раз он плакал от счастья, потому что Минхо сказал заветное «‎я тебя люблю»‎. А сейчас он плакал от боли, когда Ли притворялся, что не любит его. Как иронично. Вместо того, чтобы заговорить, Минхо выдвинул ящик с носками и нерешительно начал доставать их. После стольких лет совместной жизни границы между их имуществом начали стираться и носки были тем предметом, который редко делили. Даже несмотря на то, что ноги Чана были больше, Минхо иногда доставались пары, которые были слишком растянуты из-за Бана. — Я тебе не верю, — в итоге выдавил Чан. Минхо замер на месте, отвернувшись от Чана, чтобы тот не увидел на его лице сожаление о сказанном и желание забрать свои слова назад, — я-я думал, что у нас есть что-то большее. Я... я думал, что, может быть, однажды... Он замялся и Минхо мог только представить, что Чан хотел сказать. Если бы Чан продолжил, Минхо бы не справился. — Теперь это неважно, Чан. — Неважно? Это ничего не значило для тебя? Минхо больше не мог этого выносить. Гнев переполнял его. Не из-за самого Чана. Это чувство росло с тех пор, как он покинул родительский дом и сел в эту чертову машину. Именно там, на глазах у плачущего Чана, всего сразу стало слишком много, и Минхо задрожал. Его зрение сначала помутнело, а затем черные пятна начали заглушать остатки разумных мыслей. Затем у него подкосились колени, и, прежде чем он успел осознать это, он уже сидел на полу в жалкой куче одежды, которую даже не мог узнать. Чан не бросился проверять его. Он сидел на кровати позади него, подтянув колени к груди и сжав губы, чтобы не дать рыданиям вырваться из его рта. — Я даже не могу сказать, какие из этих блядских носков мои, — Минхо едва не всхлипнул, оглядывая одежду вокруг себя, — я больше не знаю. Я ничего не знаю. Я не ожидал, что это будет так сложно, блядь. Он еще не плакал. Его глаза оставались сухими, но голос надломился, плечи дрожали, а лицо горело от эмоций, когда он спрятал его в ладонях. Чонин чудом не проснулся. Минхо осознал. Он больше не увидит Чонина, не услышит его звонкий смех, не будет кормить его с ложечки, как делал это раньше. Но тут в голове снова раздался голос матери. Именно так он и должен поступить. У него не было другого выбора, как смириться с этим. Не было смысла плакать над пролитым молоком*. — Просто забери их всех, — пробормотал Чан, — мне плевать. Это была ложь, Минхо прекрасно знал Чана. — Я вернусь за остальными вещами в течение недели. Он не хотел, чтобы это было его последним воспоминанием о Чане. Но потом он понял, что у него нет права голоса. Чан вздохнул. — Так это все? Конец? Ты действительно собираешься оставить нас ни с чем, кроме дерьмового оправдания? Минхо выдохнул и потянулся к подолу рубашки, лежащей на полу рядом с ним. Он узнал в ней рубашку Чана и вздрогнул, тут же убрав руку. — Прости, — пробормотал он, неуверенный, что Чан его услышал. Он не хотел, чтобы Чан вообще его слышал. — Боже, Минхо, — выдохнул Чан, — как бы я хотел ненавидеть тебя прямо сейчас. В тот день Минхо покинул квартиру Чана, не проронив ни слезинки. Он собрал сумку, полную одежды, но обнаружил, что половина из них принадлежала Чану, а другая пахла им. Он подумал, что, возможно, ему следовало бы подождать и нормально попрощаться, объяснить все как следует — но тогда это только продлило бы его сердечную боль. Лучше быстро содрать пластырь и не проверять, кровоточит рана или нет — все заживет само собой. В конце концов. Минхо был до ужаса уверен, что все заживет. Поэтому, когда он во второй раз за день открыл двери дома родителей — теперь уже своего дома, — он встретил их с напряженной улыбкой, держа пакет с одеждой как доказательство того, что он все еще достоин быть их сыном. После того, как родители похлопали его по спине и напомнили, что на следующий день в десять часов у него назначена встреча, Минхо отправился в свою старую комнату. Он закрыл за собой дверь и прижался к ней спиной, оглядывая свою комнату. Двуспальная кровать в углу, постеры мальчишеских групп на стенах и ничего, что могло бы хоть как-то намекнуть на существование Чана. Он скатился по двери вниз и уткнулся лицом в колени, сокрушаясь в рыданиях и больше не сдерживаясь. Он выплакал душу. Он кусал ребра ладони, чтобы заглушить крики, которые так и хотели вырваться из него. Минхо не заметил, как прошло уже несколько часов, а истерика только набирала обороты. Он успокоился только глубокой ночью, когда слез уже не осталось и он смог, в конце концов, убедить себя — он не заслуживает Чана.