История Уильяма Афтона

Дзынь-дзынь Телефон настойчиво звонит посреди ночи. Однако никто не торопится брать трубку: дети спят и находятся слишком далеко от источника шума. А Уильям? Он сидел в мастерской и изучал новые для себя горизонты. Ему не было дело до чьих-то звонков. Душа. То, что привиделось ему после смерти Джона. Ведь, если догадки верны, это может помочь спасти Криса. Его состояние тяжелое, врачи постоянно говорят, что лучше ему пока не становится. Уже больше месяца нет никакого прогресса. Заведующий отделением даже предложил перевести мальчика домой, где за ним будет так же ухаживать медсестра, но он будет ближе к семье. Идея заманчивая на самом деле. К тому же это сделает возможность Уильяму помочь Крису гораздо проще. Осталась только одна важная вещь — откуда достать души. Ведь чтобы душа проявилась, требуется проявление сильных эмоций, как можно было вычитать из той большой книге о душе. Такими эмоциями могли стать страх или радость. Учитывая, что Уильяму принадлежит пиццерия, казалось, найти чрезмерную радость легко. Но, судя по всему, в пиццерии недостаточно радости. Она не льётся через край, иначе души детей видны были бы всем. Но ведь тогда остаётся… Страх. Напугать ребёнка до смерти гораздо легче, чем взрослого. Но Уильям этого не хотел. Доводить детей до безумного страха — не выход. Единственный ребёнок, которого мужчина мог бы подвергнуть таким мукам, был Майкл, но даже в этом случае что-то внутри кричало против этого. Здравый смысл? Логика? Совесть? Не важно. Нужно было создавать механизм, который сможет отделить эту эссенцию от тела. Но сколько бы Уильям ни сидел за чертежами, сколько бы ни пытался сделать такой аппарат безвредным — ничего не получалось. Всё сводится к тому, что ни один человек не переживет процедуры извлечения. Что же делать в такой ситуации? Тук-тук Уильям дернулся от неожиданности, когда сразу после стука в мастерскую зашел Генри. У него было слегка приподнятое настроение. Судя по этому, мужчина пришел с хорошими новостями. — Уилл, дружище, ты уже неделю сидишь в своей мастерской. Нельзя же настолько закрыться от внешнего мира. Тебе, конечно, не обязательно работать, но и забрасывать своё ремесло тоже не стоит. Ты всего пару раз появился в пиццерии, а потом снова закрылся у себя дома. Ну так же нельзя? — Видя отсутствие результата, мужчина прошептал кое-что: — К тому же скажу тебе по секрету, врачи мне сказали, что Крис в скором времени может пойти на поправку. Если же до этого Уильям смотрел на своего друга довольно холодно, то после новости о своём сыне, в глазах отца сразу же появилось тепло и доброта. На душе уже не было так мерзко. — А чего же они мне этого не говорят? — отложил инструменты и нахмурился: — Я в последнее время думал, что врачи скрывают от меня всю информацию. Чего-то боятся. Но чего? — Не знаю, Уилл. Может, они считают, что тебя пока не стоит преждевременно радовать? — Генри подошёл к чертежу, который разрабатывал его друг: — Ты что-то создаешь? Никогда не видел таких аниматроников, — не успел ещё что-то спросить тот, как схемы быстро исчезли из его поля зрения. — Прости, Генри, но я не хочу, чтобы кто-то видел мои наработки. Это…пока только мои мысли. А ты знаешь, что я не люблю, когда смотрят на не готовые проекты.

Никто не должен узнать о моих мыслях.

Даже Генри.

Неловкое молчание. Кажется, Генри был немного…расстроен? И это объяснимо: того уровня открытости между ними, что был раньше, уже не достичь. Слишком много тёмных мыслей появилось у Уильяма в голове. Он не хотел терять своего лучшего друга. Единственного человека, который помогал ему в самые трудные дни его жизни, в том числе и сейчас. — Дружище, — рука Уильяма оказалась на плече Генри. — Этот проект займёт много времени, мне обязательно будет нужна помощь. Без тебя я не смогу его реализовать, пойми. Но сейчас не хочется давать тебе сырой проект, понимаешь? После этих слов Генри стало чуть лучше на душе, от чего Уильям мысленно облегченно вздохнул. Его лучший друг мог бы узнать не самые приятные подробности проекта. Ведь он такой же заядлый робототехник — сразу увидит непонятные и даже странные механизмы. А объяснить их применение, соврав об истинной их сущности, будет очень трудно. Наверное, даже невозможно. — И я ценю, что ты поделился со мной информацией. В такие непростые для нашей семьи времена, ты остаешься верным другом и надёжной опорой, — улыбка, которая возникла на лице Уильяма, была первой за долгое время. Потому что улыбаться причин особых не было.

Да и скоро ли они будут?

***

Скрип двери И вот, снова работа. Мастерская в пиццерии будто бы и не изменилась вовсе. Подумаешь, исчезли некоторые запчасти. Это ведь совсем ничего не значит. Нет. Значит. Особенно для Генри. Его аниматроник, его детище стало причиной трагедии в семье его лучшего друга. Конечно, если бы не действия Майкла, ничего бы этого не произошло. Но разве создателю Фредбера от этого легче? К тому же те необъяснимые события, что происходили с аниматроником до этого — всё это привело к единственному решению проблемы.

Убрать Фредбера навсегда.

Больно. Грустно. Несправедливо? Навряд ли. К тому же инспекция теперь просто так не отпустит их пиццерию — они будут постоянно приходить и искать самые разные погрешности. Конечно, администрация теперь будет сама следить как можно пристальнее за детьми и аниматрониками. И проверять их работоспособность будут тоже они. Генри и Уильяма от этой работы решили избавить, чтобы избежать разного рода инцидентов. Более того, они владельцы — им совсем не обязательно заниматься работой персонала. Уильям присел рядом с готовым эндоскелетом, которому даже успел дать имя. Монтгомери. Казалось бы, идеальный момент, чтобы ввести нового аниматроника, однако это будет грубо по отношению к Генри. Ему будет неприятно видеть нового маскота. Ведь каждый раз, кидая взгляд на него, он будет вспоминать своё детище, своего любимца. — Эх, прости, Генри. Это не твоя вина, — в руках Уильяма была голова Фредбера. — Не твоя, это точно. Я ничего не смог сделать со своим собственным сыном. Клара не смогла. Никто не смог, — на пол начали тихо капать слёзы. — Прости. «Хватит. Надо собраться», — немного успокоившись, мужчина продолжил осматривать комнату. Кто-то мог бы сказать: как можно расстраиваться так сильно из-за какого-то аниматроника? И только Генри смог бы ответить на этот вопрос. «Каждый аниматроник — это твоё детище», — говорил как-то Генри. — «Тебе надо за ним ухаживать, следить, лечить и даже говорить с ним. Иначе и быть не может. Это называется страсть к своему делу. Как у художника — к картине, как у архитектора — к зданию, как у учителя — к ученикам. В каждой профессии нужна страсть». И ведь так оно и есть. Для того, чтобы человек приносил максимальную пользу на работе, он должен её любить. Это важно. Именно поэтому Уильям пришел сюда. Ему надо самому разобрать Фредбера. Чтобы никто этого не увидел. Остальные робототехники в компании не смогли бы сделать эту работу максимально хорошо — только Уилл и Генри знали строения аниматроника как своё собственное. Место было приготовлено. На столе «сидел» аниматроник, рядом с ним лежали разного рода инструменты. Практически все они понадобятся во время разбора. Аниматроник — техника сложная и тонкая в некоторых местах. Чтобы не сломать никакую деталь, Уильяма решил взять все инструменты, которые вообще могут понадобиться. Чтобы наверняка. Деталь одна за одной мелькали в руках. Мысли витали где-то высоко, как вдруг вновь столкнулись об одного предположение. «Может… Похитить тех задир? Они — виновники всего этого. Они и Майкл. Так пусть платят своими жизнями за страдания моего сына! Каждый раз, когда я их предупреждал, они полностью игнорировали мои слова. Вот пусть и расплачиваются!» — Уильям рефлекторно сжал руки, от чего тоненькая острая металлическая деталька впилась в кожу. Да с такой силой, что на пол начала капать кровь. Было ли больно? Нет, совсем нет. Вся боль из Уильяма вышла за долгие годы жизни. После смерти Клары, страшной травмы Криса и письма Джона чувство боли притупилось. Ведь, если постоянно пить немного яда, то со временем твой организм выработает к нему иммунитет. Так и тут: боль есть, она будет всегда. Просто она притупилась и воспринимается совершенно иначе. Раньше боль — это ограничение, знак, чтобы остановиться, а теперь боль — это стремление отомстить, вернуть её обидчику. Мужчине надоело, что некоторые считают нормальным просто взять и вытереть об него ноги.

Нет!

Совсем недалеко висела аптечка первой помощи — специально для случаев получения ран во время работы над аниматроником. А таких ситуаций было не мало: на руках Уильяма, например, не осталось места, которое бы не было поцарапано, проткнуто или задето. И в этот раз перекись водорода и эластичный бинт спасли мужчину в очередной раз. Теперь его взгляд был направлен на пол. На его собственную кровь. Раньше при виде крови Уильяма всегда немного крутило — это у него пошло ещё с детство. Каждый раз, когда он падал и обдирал руки, ему становилось плохо. И постепенно Уильям стал всё чаще и чаще сидеть дома. Ему не хотелось лишний раз испытывать неприятные чувства. Со временем ситуация улучшилась — кровь уже не вызывала неприязнь, но все равно слегка крутило. А сейчас — ничего. Вот уже прошла минута, две, три. Совсем ничего. Может быть он наконец-то перерос этот страх? А может ему это стало нравиться? Проведя своей целой рукой по ране, Уильям немного испачкал её кровью. От неё исходил тоненький запах металла. Этот запах раньше давал совершенно другие воспоминания. Раньше ему вспоминалось детство и вечные ссоры с матерью. Она постоянно доводила маленького Уилла, из-за чего в один прекрасный день он со злости кинул тарелку об пол и нечаянно порезался. А Джейд лишь в очередной раз упрекала своего сына, даже не пытаясь пойти на контакт. А теперь запах крови напоминал о другом. Об атмосфере ужаса в пиццерии, когда Фредбер перекусил лобную долю Криса. Этот запах витал там повсюду, от него даже немного слезились глаза. Теперь кровь напоминала ему о ненависти, а не о страхе. Ведь если слишком долго бояться, то страх перерастает в ненависть.

***

Рабочий день закончился. Хотя Уильяму не пришлось очень много работать. За какую работу бы он не схватился, работники пиццерии сразу же её перехватывали. Они жалели его, и это не могло не бесить. Благо, в мастерской его никто не трогал и там можно было закрыться, работая над своими новыми задумками. Например, Уильяму удалось сделать большую часть нового эндоскелета, а зубы сделать совершенно иначе. Более похожими на человеческие. Вид собственного творения пробудил воспоминания о кошмарах. Хотелось побыстрее закончить с эндоскелетом и уйти. Уильям смотрел на него, а тот словно смотрел в ответ. Абсолютная тишина будто бы звенела в ушах. Эту напряженность снял Генри, который зашел в мастерскую в поисках своего друга. Того он застал во время игры в гляделки с новым эндоскелетом. — Уильям, уже поздно. В пиццерии с тобой остался только я и ночной охранник. Тебе пора к детям, как собственно и мне, — тот ничего не ответил своему товарищу, лишь тихо и спокойно направился в сторону выхода. Состояние Уильяма Генри было давно известно: мало общается, сидит в своей мастерской, работает, ездит к Крису по выходным и изредка играет с Элизабет. Майкл же стал жить в страхе. Думаете, Уильям его избивал? Нет, миссис Вудс бы не позволила. Он просто стал чрезмерно пугливым. А отец даже не знал, что он чувствует по отношению к своему сыну. С одной стороны — Майкл это заслужил, а с другой — это же твой сын. Чаще всего мужчина просто не замечал его. Жестоко? Да. Неправильно? Безусловно. Беспричинно? Нет. Уильяма осуждали, умоляли, просили, угрожали, требовали относиться к Майклу как к своему сыну. Как раньше. Но уже не получается. В каждом человеке внутри есть определённые ниточки. Они связывают одного человека с другим. Их отношения могут быть совершенно разные: любовь, дружба, ненависть, вражда. Эта ниточка может рубцеваться, натягиваться, отдаляться или привязывать по рукам и ногами. Однако когда эта ниточка рвётся, ты перестаешь что-либо чувствовать к человеку. Тебе становится всё равно на его успехи или неудачи. И ничего уже не сделать. Для тебя тот человек просто перестаёт существовать. Так и вышло с Майклом. Его родной отец после многих лет нервотрёпки, страха и отчаяния перестал испытывать сильные чувства к сыну. Возможно, Клара смогла бы спасти их отношения. Она иногда творила магию. Делала что-то невозможное: например могла в пару движений успокоить Уильяма и Майкла, которые в очередной раз ссорились. Или успокоить плачущего Криса и поднять настроение Элизабет.

Прошло столько времени, а Уилла до сих пор болит в груди.

Иногда ему тяжело уснуть. В такие моменты он выходит на улицу, ставит стул, садится и закуривает. Давным-давно Уильям курил на постоянной основе. Но после того, как его отец умер от рака легких, было очень боязно. Однако страх ушел, его практически не осталось. Мужчина устал бояться. Когда ты постоянно играешь в одну и ту же игру или читаешь одну и ту же книгу, ты от неё устаешь. Так происходит и с чувствами. На самом деле Уильям мог прямо сейчас пойти и лечь под машину. Но у него есть смысл жизни: Крис и Элизабет. Генри тоже был дорог Уильяму. Он не мог бросить своего лучшего друга, только не после всей той поддержки и помощи, которая была жизненно необходимо. Затяжка сигаретой. Marlboro. Качественные, не слишком дорогие, но хорошие на вкус. Многие варианты, которые Уильям перепробовал за свою жизнь, очень сильно горчили во рту. А вот Marlboro Red были довольно приятными. Казалось бы, в красной упаковке человек ожидает крепости. Но не тут. Всё было хорошо. Только одно беспокоило Уилла: — Вот блин, некуда пепельницу поставить. Осмотревшись, он нашел неплохое место, куда идеально бы подошла пепельница. Это был большой валун около дома. Еще давным-давно семья планировала его убрать, однако детям он нравился. Его было удобно использовать для разных игр, а пропустить дом с таким декором снаружи довольно трудно. Сев рядом с ним, Уильям поставил пепельницу из банки на камень, вытряхивая туда пепел. Тишина. Спокойствие. Умиротворенность. Наверное, именно этого ему не хватало долгое время. Вся эта работа, поездки к Крису, ссоры с Майклом и разговоры с Генри вымотали Уилла. Хотелось побыть наедине с собой. И тут такая возможность. Наверное это для кого-то странно. Есть люди, которые не выносят тишины, спокойствия и уединения. Им нужны постоянные звуки, шумы, тусовки, громкая музыка. Но только не ему. Ещё в юности такие способы развлечения казались Уиллу странными. Ведь те люди, которые идут на такие мероприятия, в большинстве своём одинокие люди. Шорох в кустах «Странно, кто ночью шарится по кустам?» — он обернулся, однако никого сзади не было. Вернувшись в исходное положение, мужчина увидел его. Фредбер. Но это же невозможно! Уильям прекрасно помнит, что собственноручно его разобрал. Да и к тому же как бы аниматроник дошел самостоятельно сюда? Его бы кто-нибудь да заметил. У Фредбера также отсутствовали глаза. То есть то, что выполняло роль декоративных глаз. Ведь роботам не нужны глаза, чтобы видеть. Вместо игрушечных глаз прямо сейчас на него смотрели еле заметные красные точки. Вокруг рта виднелись бурые пятна крови. Эндоскелет будто был сломан: некоторые части торчали из самого аниматроника. Фредбер протягивает руку, и Уильям чувствует жуткую боль внутри груди. Такую боль он ещё никогда не испытывал. Будто прямо сейчас по его венам начала течь раскалённая магма вместо крови. Прошло мгновение и…все пропало. И аниматроника тоже. Неужели Уильям настолько себя загнал в угол, что ему теперь мерещится аниматроник? — Наверное, пора ложиться спать, — потушив последнню сигарету, Уильям собрал все вещи и направился в дом. Последний раз кинув взгляд на дорогу, он смог увидеть там пятно.

***

С чего начинается день? Явно не с кофе. Скорее с неприятных ощущений в груди. Они напомнили Уильяму о ночном инциденте недельной давности, от чего мужчину бросило в дрожь. Не хотелось об этом вспоминать. От этого события веяло чем-то очень неприятным. Придя в себя, Уильям прислушивается к тишине. В доме не было никого: иначе разговоры миссис Вудс были бы слышны даже здесь. Дети уже в школе, поэтому ничего не остаётся, как перекусить самостоятельно, а потом уже взяться за дальнейшую работу. Уильям по-прежнему не оставлял надежд сделать специальных аниматроников для похищения задир. Конечно, теперь уже не хотелось их убивать. Эти чувства, которые в последнее время преобладали в нём, уже потихоньку сошли на нет. Это не могло не радовать, ведь последствия могли быть очень неприятными. А семейству Афтонов и так хватает проблем. Белая футболка с фиолетовыми пятнами была любимой у Уильяма. С данной футболкой у него связаны приятные воспоминания: эти пятна на ней оставил маленький Крис, когда пытался стащить с полки банку с фиолетовой краской. Потом пришлось отмывать пол в детской комнате, ведь вылилось столько, что даже попало на футболку Уильяма. Изначально, её хотели отдать в химчистку, но потом передумали: выглядит она довольно концпетуально и красиво. К тому же тратить столько денег ради одной футболки в те времена, когда семья считала каждую копейку, было безрассудно. Спустившись на кухню, мужчина обнаружил там недоеденный завтрак Элизабет: Миссис Вудс съедает всё, что себе кладёт, а Майкл оставляет тарелки у себя в комнате. Он теперь ест и спит там. Слава Богу, в туалет ходит в общий. Пока что. Поэтому была возможность доесть завтрак Элизабет. Взяв тарелку, он довольно быстро расправился с её содержимым и после этого, помыв всю посуду за детьми, отправился в мастерскую. День начинался не очень плохо. Еда немного подняла настроение, а кофе постепенно начал пробуждать сознание. Наверное, всё-таки стоило заняться теми самыми аниматрониками, о которых вчера почти весь вечер думал Уильям. В его голове всё чаще всплывали мысли об их убийстве, пытках, добычи той самой эссенции души. Неужели Уильям настолько испортился? Может быть он сошел с ума?

Нет.

— Они это заслужили. Испытать тот же страх, ту же боль. Почему мой сын всё это чувствует, а эти сопляки — нет?! Сколько можно заставлять мою семью страдать?! Сколько можно заставлять страдать МЕНЯ?! — слова были направлены в пустоту. Они эхом отдавались от стен, мужчина слышал их снова и снова. А быть может они у него в голове? Из длительного ступора Уильям вывели часы. Они пробили ровно двенадцать часов дня. Полдень. На работу ехать не было смысла: после последней встречи с Генри тот забрал большую часть работы на себя. А на все вопросы «зачем?» отвечал, что хочет облегчить жизнь Уильяма. Что прекрасно понимает, через что он сейчас проходит. Поначалу Уильям в это верил. Однако со временем мужчина начал подозревать, что его лучший друг просто не хочет видеть его на работе. Но почему? Неужели Уильям как-то засветил свои новые чертежи? А может Генри решил, что его товарищ сошел с ума? Он вполне мог такое подумать, учитывая, что на работу тот ходил редко, чаще всего бывал только в больнице, новые наработки не показывал, а разговаривал по большим праздникам. В мастерской Уильяма всё было по старому: вокруг были развешаны примерные чертежи тех самых аниматроников, которые выступят хитрой ловушкой. Они были больше своих сородичей из пиццерии, притом внутри каждого в животе есть большая полость, в которую можно запихнуть небольшого человека. Например, ребёнка. Подсчитав рост задир, мужчина смог спроектировать идеальный размер для своего плана. Всё еще был риск, что один из них может погибнуть во время этой процедуры. Но шанс такого, по подсчётам Уильяма, был где-то десять процентов. Это совсем немного, из-за этого не стоило так волноваться. Но внутри все еще что-то не давало покоя. Ведь так поступать нельзя. А вдруг они все умрут? Будет ли готов к такому Уилл? Сможет ли он с этим жить? В мозгу словно кричала мысли — «Всё это неправильно! Так нельзя! Даже твой сын этого не заслуживает!». Накатил какой-то иррациональный страх. Куда делась вся уверенность? Неужели Уильям так быстро стал жестоким монстром? Свернув аккуратно все чертежи, мужчина отнёс их в железную корзину. В руках возникла коробочка спичек. И вот спичка уже горит. Надо было только кинуть её в корзину — и все темные мысли сгорят, будто их никогда и не было. Рука над корзиной, надо только отпустить спичку. Тогда почему это так трудно сделать? Дзинь-дзинь В доме зазвонил телефон. Спичка догорела до пальцев, от чего Уильям отдёрнул руку и уронил на газон уже уголёк. Единственное, на что надеялся Уилл, что этот звонок является очень важным. — Алло, я слушаю! — на другом конце трубки кто-то пытался собраться с силами и не плакать. — Дорогуша… — это была миссис Вудс. — Срочно езжай в больницу! Стук сердца. Нет. НЕТ! Машина завелась быстро и уехала в сторону городской больницы. И вслед ей смотрел Фредбер, который стоял рядом с чертежами. От него несло смертью и печалью.