Великолепный век

- Ваше Императорское Величество, в десерт был добавлен яд. Дегустатор лежит у лекаря. Неизвестно, дотянет ли он до утра. Растрёпанный и вспотевший Инь Юй, вбежавший в его покои, представлял собой такое редкое зрелище, что Хуа Чэн просто смотрел на него, где-то с минуту не моргая. Но потом до него дошёл смысл сказанных Хранителем покоев слов. Его с Се Лянем кто-то пытался отравить. Только что могла пострадать его семья. Мог умереть его муж и ребёнок внутри него. Холодок пробежал по спине, будто табун диких лошадей, испуганный появлением хищника. Сейчас он мог только благодарить про себя небожителей, ведь Се Лянь вышел на балкон подышать свежим воздухом. Хуа Чэн не представлял, что с ним бы случилось, если бы он в своём положении и со своей чувствительностью услышал эту новость. - Кто? Хуа Чэн встал с подушек и грозной тучей, готовой метать гром и молнии, навис над Хранителем. Сейчас Император напоминал льва, готового разорвать свою добычу в клочья, кто бы это ни был. - Госпожа Жу Киао отдала приказ. Одна из девушек созналась, что её пытались подкупить, но она отказалась, понимая, что её казнят, если поймают. Когда стало известно о яде, она сразу пришла ко мне. Видимо, кто-то из гарема всё же решился выполнить приказ. Сейчас виновного ищут. Эта дрянная девчонка. Неужели её ревность была столь сильна, что толкнула её на убийство Императора и его семьи? Конечно, она знала, что Хуа Чэн не любит сладкое и вряд ли бы он вкусил яд. Но сам факт, что она решилась пронести яд ему в покои, уже делал её преступницей, достойной казни. Он её казнит. Это уже не подлежит сомнениям. Держать в своём дворце, в своём гареме, рядом со своим любимым и своим ребёнком человека, способного на подобное злодеяние, он не намерен. - Запри. Пусть её казнят на рассвете. Чёткий приказ, не терпящий возражений, cлетел с губ. И с этим чудовищем он раньше делил постель? Теперь от одних только воспоминаний было противно. Эта женщина подняла руку на его гарем, на его сокровенное. Её поступку не было оправдания. Что это за любовь, которая толкает на убийство невинного человека и ещё не родившегося ребёнка? Такая любовь ему даром не нужна. - Как прикажете, мой Повелитель. О случившемся стоит доложить Валиде? - низко поклонившись, сказал Инь Юй. - Я утром с ней поговорю. Иди. Хуа Чэн медленно направился в сторону балкона, сейчас хотелось просто обнять Се Ляня и поцеловать его. Почувствовать его тепло, понять, что вот он, здесь. И с ним всё хорошо. *** Разумеется, несмотря на все старания Хуа Чэна, Се Лянь всё равно узнал об отравлении. В гареме ничего нельзя скрыть, особенно такое громкое событие. Но опасность уже миновала, так что Лянь взял себя в руки и старался об этом не думать. А Ли Лан всегда была рядом, отвлекая от вредных для него мыслей. - Се Лянь, там внизу все смотрят новые ткани. Не хочешь присоединиться? - Иди. Я что-то странно себя чувствую. Конечно, Ли Лан очень хотелось вниз, ей здорово повысили жалование, и она теперь могла позволить себе одеваться куда богаче. Однако, оставить Се Ляня сейчас она не могла: он уже вот-вот должен был родить. С ним может случиться, что угодно. С него нельзя спускать глаз. - Может я пошлю за лекарем? - Не надо. Я... Ай... Се Лянь тяжело выдохнул, положив руку на живот. Крик наложника раздался по гарему. *** - Мой Император, господин Се Лянь рожает. Инь Юй зашёл в покои, как обычно низко поклонившись. Хуа Чэн тут же резко встал из-за рабочего стола, без слов он сразу же направился в гарем в покои Се Ляня. Хэ Сюань рассказывал ему, что когда рожал Ши Цинсюань, то он звал мужа и не отпускал его руку. Так как это был первый ребёнок Хуа Чэна, то он думал, что и Се Лянь сейчас срывает голос, зовя его. - Пусть он уйдет! Умоляю! Император в шоке застыл в дверях покоев любимого. Все застыли, явно шокированные только что прозвучавшими словами. А Се Лянь продолжал мучиться от схваток, прогоняя Хуа Чэна вон. Тому ничего не оставалось, как выйти за дверь. Шок, застывший в его глазах, нельзя было измерить или с чем-то сравнить. Он никак не ожидал, что всё обернётся так. - Мой Император, почему вы не заходите? - Он меня выгнал, Инь Юй. Я что-то не так сделал? Хуа Чэн даже не посмотрел на своего друга, продолжая бездумно глядеть на стену, изучая узор мрамора. Рука Хранителя покоев легла на плечо, Повелителю сейчас нужна просто дружеская поддержка. Всё же, все они люди. - Не сердитесь на него. Он рожает, не понимает, что говорит. К тому же я слышал, что даже у женщин такое бывает. Через четыре часа крики Се Ляня стихли и сменились громким детским плачем. Хуа Чэн, поднявшись с пола, влетел в комнату любимого. Там он увидел самую прекрасную картину в своей жизни. Се Лянь сидел на кровати, его запутанные волосы липли к вспотевшему лбу и шее, но на его губах играла лёгкая, усталая, но счастливая улыбка. На своих руках он держал их новорожденное, уже успокоившееся дитя. Столько любви было во взгляде его любимого, что от этого замирало сердце. Это его семья, смысл его жизни. Ради них он готов на всё. Хуа Чэн аккуратно и медленно сел на край кровати. Се Лянь заметил его и солнечно улыбнулся, глядя на него. - Хуа Чэн, это мальчик. Наш сын. Се Лянь поцеловал ребёнка в его маленький лобик, на что дитя беспокойно закрутилось в пелёнках. Хуа Чэн не мог оторвать от них взгляда. Он стал отцом. Император приблизился к своему любимому и поцеловал его во влажный от пота лоб. - Спасибо. Больше говорить совсем ничего не хотелось. Да и не надо было.