Kuroi Kuchibiru to Tsukareta Me o Motsu Otoko

«Если она ничего не имела против разлуки, то он собирался показать ей, что тоже не возражает. Но он, конечно, очень даже возражал». © Джеймс Барри

      Мальчик ворочался во сне, пытался кутаться в одеяло с головой, да только зябкий ветер с окна все дул и не прекращал ни на минуту.       Оттого и сон его был не совсем спокойным.       Он видел маму. Каждый день вспоминал ее образ героини в плаще, у плиты, танцующей или поющей колыбельную. Глядел на ее улыбку до ушей и сам не мог не улыбнуться.       Он помнил их танцы на кухне, забавные ритуалы в готовке, их дегустацию блюд и оценивание. Ока-сан готовила весьма специфичную якисобу, иногда на «троечку», иногда — на условную «шестерку». В итоге все равно мальчик показывал все десять пальцев, широко расставлял ладошки и довольно произносил:       — Ты, мам, у меня самая лучшая!       Женщина с темным пучком и сбитыми на голове прядями не могла сдержать улыбки и чмокала его в щеку, а после трапезы всегда у них в планах шла прогулка по улице.       Напоминало чем-то целую операцию шпионов: сначала они медленно передвигались на цыпочках за кем-нибудь, строго зыркали, а затем…       А затем мама подхватывала мальчишку своего и они кружились по улице, вокруг домов, на крыше. У Ока-сан еще странная привычка была — поднимать его на ноги и кататься так с ним вверх-вниз. Круче всяких аттракционов.       Они часто ходили в кондитерские, закусочные и иногда — раменные. Там они уж наедались так, что позже укатывались домой. Два больших летающих шарика — вот и весь их дуэт.       Когда они никуда не торопились — играли в Мачи-Коро. Строили свое «тайное гнездо», а порой и целую базу для супер-героев.       Веселое было время, конечно. Глупое до чертиков, но такое… словно это хочется повторять каждые выходные.       Его мама — Про-Герой. Он гордится ею. Она спасает города и всю Японию от плохишей…       Мальчик всхлипнул. Во сне все так ярко представляется, так свежо… точно на ранку кто-то давит, только обработанную.       Его мама классная. Правда, мальчик очень любит ее.       Только не понимает, почему она оставила его.       Почему она обнимала его как в последний раз.       Почему ласково и с грустью в голосе прощалась с ним.       Почему смотрела так, словно сдерживалась от того, чтобы не заплакать с ним вместе.       Почему ему… так тяжело принять это. Что его мама отказалась от него и оставила его здесь.       Шимура открыл глаза, будто и не спал вовсе. Повернул голову к соседу — Мичи не сдерживал себя, потому и храпел во всю глотку.       От мерзкого громкого звука и ощущения стойкого холода по комнате он поерзал, затыкая уши ладошками.       И так каждый день. Просыпался часов в шесть, — а может, и вовсе не спал, вдруг мерещелось все это, воспоминания и образ мамы, — вслушивался в чужой храп, смотрел на соседей по комнате и вставал, застилая постель. И что, что холодно и уже по ощущениям на улице все минус двенадцать. Не замерзнет, ему не привыкать.       Он тут уже год как… живет. Или существует. Черт его разберешь.       С местной шпаной не контактирует — от них и толку ноль, и за слова свои не отвечают, и настучать могут. Девчонки все тут какие-то… неприветливые. Вот с сотрудниками «центра ориентации детей» и общается, и то вскользь.       С женщиной, которая его встречала в тот день «проводов», с кухаркой, да с дворником местным.       Дворник дядя хороший. Мутный, правда, с ним контакт не сразу задался — сначала за промахи по тыкве легонько бил, потом — пенделя мог дать, тоже не за просто так, а после, уже спустя год как-то… подобрее стал относиться.       У старика было несколько тайных мест, где проводил свои вечера, и Котаро, уже когда заканчивал все поручения в доме, приходил к нему. Они садились друг напротив друга, в гляделки играли, иногда что-то рисовали вместе, а иногда и в сеги до позднего вечера засиживались.       Но в последнее время они вместе подсели на книги всякие. Обычные сказки, но с поучительным смыслом.       Традиционные японские уже перечитали по два раза, теперь зачитывались зарубежными. Переведенными на японский, естественно. С хираганой и катаканой — Шимуре только недавно лет семь исполнилось, не освоился еще в кандзи.       Сейчас, вот, Питера-Пэна читали. Сели рядышком, устремили взор на книгу и очень медленно читают. Котаро — вслух, ему чтение практиковать надо. Сторож-дворник — про себя. У него очень глубокий, но жуть, какой пугающий голос. Первое время из-за него мальчишка его и шорохался.       Кое-как они дочитали первую главу. У мальчишки заплетался язык, но он упорно хотел продолжать чтение, пока не наткнулся на строгий взгляд Хига-сенсея.       — Дочитаем завтра. У нас еще с тобой полно времени. Тебе нужно отдохнуть.       Говорил старик всегда четко и лаконично. Это немного подбешивало Шимуру. Совсем немного.       Настолько «совсем», что он незаметно успел стащить книгу и спрятать под кофту, а потом пройти до своей койки.       В эту ночь мальчик, казалось, не собирался сомкнуть глаз. Он очень долго читал книгу, закутавшись в одеяло, с фонариком в руке, сосредоточенно обводил пальцем строфы и медленно шептал, пока кто-то не сорвал с него теплую ткань. Котаро недовольно шикнул на Мичи. Он же, нисколько не смущенный реакцией мальчишки, уселся на его постель. Вместе с ним подсели и его два парня, чуть постарше.       — Че читаешь, мелочь?       «Мелочь», максимально недовольный нарушением его личного пространства, принялся активно сопротивляться натиску врага, а именно — пинаться от вредных мальчишек и прятать книгу под майку.       — Да ладно, че ты там за книжку прячешь, покежь, — Мичи аккуратно прижал туловище Котаро к себе, отбирая книгу и, прочистив горло, прочитал название, диву давшись. — «Питер Пэн в Кенсингтонском саду». Это же детская книжка, НэКо, тебе не поздно ли такое читать?       Мичи, из всех мальчишек, раздражал Котаро больше всего. С этим его прозвищем — особенно.       — Эта «детская книжка», как ты выразился, несет в себе серьезный посыл, — строго отчеканил Шимура, забирая книгу и прижимая к груди.       — Ну и какой там «посыл», НэКо? Давай, удиви нас, — Мичи не отставал, теперь уже трепля по темной макушке своими липучими руками.       От них потом слизь остается. Или что-то максимально мерзкое — белесое — мальчик не понимал пока, но ему не нравилась ни способность этого идиота храпящего, ни его внешность «лягушки», ни его квакающий голос.       — Это… — Котаро запнулся. Вспомнив слова Хига-сенсея, он продолжил. — Это образ ангела. Питер-Пэн мертв. Он не может расти, он не хочет брать на себя ответственность, и он ведет себя странно. Он не хочет взрослеть… но он и не сможет. Потому что он мертв.       Сказав все это, Шимура, убрав осторожно со своей макушки лапы Мичи, поплелся босиком в ванную. Мельком окинул взор на парня и остановился на мгновение, после вновь ускорив шаг к ванной комнате.       Мичи трясся, испуганно таращился на мальчика и хлопал своими глазищами. Ему стало не по себе.       В эту ночь Мичи не храпел. Ему вообще мало удалось поспать.       Его же соседу повезло больше. Котаро как-то легко забылся во сне, вновь встречая образ мамы.       Утром Шимуру ждал нагоняй от Хига-сенсея, дерганье ушей, неожиданный гостинец от Мичи — Ками-сама, он теперь, кажется, будет остаток своей жизни так делать…       И ближе к вечеру его подозвала воспитательница, взяла под ручку и отвела к каким-то приятным людям.       — Котаро-кун, познакомься, они пришли тебя забрать.       Мальчик удивленно помотал головой, рассматривая незнакомую пару людей.       Симпатичная женщина с каре в темной куртке наклонилась к нему и протянула обе руки в приветствии.       — Меня зовут Мако. Это, — она показала на мужчину поодаль, — мой муж, Чизуо.       Мальчик непонимающе заерзал и посмотрел на смотрительницу. Она кивнула, наклоняясь к нему.       — Помнишь, мы гуляли на прошлой неделе? Они приходили посмотреть на тебя, теперь ты будешь с ними жить, Котаро-кун. Они хорошие люди, твоя мама одобрила их.       Шимура слышал про процедуру «усыновления» от воспитательницы раннее, но думал, что мама не подпишет никакие бумаги…       Она же… Она же придет за ним когда-нибудь, думал он.       Она же не бросила его, верил он.       Он сморгнул слезы, тяжело сглотнул, и протянул ручки в приветствии.       Шимура даже не успел попрощаться с Мичи… С Хига-сенсеем… С кухаркой…       Наверное, так правильно. Может, они и правда хорошие люди.       Котаро осторожно взялся за протянутые ладошки по обе стороны. У того мужчины какие-то они странные, но мягкие. У этой женщины они какие-то шершавые, но приятные, вроде бы.       Шимура зашагал за ними вслед. Было легко и тяжело одновременно покидать это место.       Все-таки год здесь прожил.       Его тревожило одно: он думал, что… даже если проживет с этими людьми, даже если они правда хорошие, он не сможет их полюбить так же сильно, как свою маму.       Хорошо, что потом уже он поймет, как сильно ошибался в своих мыслях.