По кому звонит колокол

Путь обратно вновь был наполнен тишиной. Уилл пребывал в сомнениях, кровоточащий пакет буквально жег ему руки. Бедные животные. Все равно. Выкину. Но они уже мертвы. Оставлю. Не могу. Это добыча Ганнибала. Все равно. Брось. Нет. Брось. Нет. Брось брось брось… Уилл кинул пакет на стол. Он и не заметил, как они оказались дома. — Зачем ты мне это показал? — Агрессия может быть эффективным способом подержания порядка в отношениях. — Не в этот раз. — Почему? Что было не так? — Смерть. Смерть была не так. — Что за лицемерие, Уилл. Или ты забыл, как мы искупались в крови Красного Дракона? Уилл крупно вздрогнул. Он и, правда, всеми силами старался забыть убийство, его первое убийство от которого он получил наслаждение. Тогда его поглотила эта жажда насилия, волнами исходящая и от Ганнибала и от Долархайда. Сейчас это казалось ему омерзительным. Уилл не то чтобы верил в Бога, но у него складывалось ощущение, что его слепота это плата за убийство, хотя если это так, то от Ганнибала бы уже ничего не осталось. — Я помню, — хрипло сказал Уилл. — Чувствую твою слабость, ты жалеешь? Это неразумно. — Я хочу забыть. Однако ты мне этого не позволишь, не так ли? — Ты хорошо изучил меня, Уилл. — Глупо было думать, что ты изменился. — Нет ничего неизменного — Почему, каждый раз, когда я вижу в тебе хорошее, ты методично уничтожаешь это в себе. — Ты думаешь только с одной стороны, Уилл. Куда подевалась твоя эмпатия? Ганнибал, точно дикий зверь, чуял, где Уиллу больнее всего и кусал прямо туда. Уилл молчал. Он не знал, куда делась его эмпатия, не знал, что он чувствует из-за убийства Дракона, не знал, зачем вообще еще жив. Расфокусированные зрачки смотрели вникуда. Он стоял в полной прострации, потерявшись во времени и в себе, или в поисках себя? Уилл не знал. Словно с потерей зрения он упустил путеводную ниточку его жизни, и сейчас судорожно барахтался в непонятном клубке. Ганнибал жадно ловил его беспомощность, наслаждаясь, но в тоже время его накрывало, словно легким прозрачным тюлем, сомнением. Что если Уилл так и останется таким? За время их знакомства он видел его целым, видел его разбитым на множество осколков, но еще никогда он не видел его таким пустым. Наконец, спустя, казалось, годы молчания Уилл сказал: — Существование мое окончилось там — на обрыве. Я был сущностью, пока падал, а теперь я вновь начал свое существование. Я должен снова, как Сизиф толкать камень в гору, снова наполнять пустоту. Но я не чувствую что начал все сначала, я все ещё чувствую свист ветра в ушах и холод полёта. — Я тоже там, и вижу твою сущность, как вижу ее и сейчас. Но мы не мертвы, поэтому существование наше продолжается, поэтому не надо начинать все сначала. Вспомни, что от холода тебя защищали мои руки. Тебе не нужно одному толкать камень, позволь помочь. Уилл устало вздохнул, было видно, что все слова Ганнибала уже не имеют для него смысла. — Блажен тот, кто однажды вдруг упал замертво, но слеп — ведь ему так и не довелось постичь конечную истину всех истин. — Я слеп! И я не хочу… — Уилл резко прервался, как пластинка, у которой сломалась игла. —Отпусти меня, Ганнибал. Я так устал. Он с силой провел руками по лицу. Его сгорбленная спина, опущенные плечи, чуть дрожащие пальцы рук. Он был словно многовековой Атлант, готовый сбросить весь мир со своих плеч. Ганнибал застыл, ослепленный, словно светом молнии, словами Уилла. Повисла долгая тяжелая тишина. — Пожалуйста, Уилл, — тихо, на выдохе сказал Ганнибал, — ты знаешь, что я никому не говорил таких слов, но тебя я прошу, пожалуйста. Их обоих охватила, какая-то отчаянная лихорадка: один всей душой хотел смерти, другой отчаянно пытался его остановить. Наконец тяжелое, душное молчание прервалось. — Приготовишь ужин? — сказал Уилл. Этим вопросом он словно признал свою капитуляцию, — только без этого мяса. Ганнибал чуть улыбнулся. — Разумеется. Наши продовольственные запасы не так велики, как хотелось бы, но смёрреброды я нам приготовлю. — Бутерброды, так бы и сказал, — Уилл усмехнулся, зная, как сейчас возмущен его словами Ганнибал. — Если уж ты знаешь о чем речь, то знаешь и в чем различие. Не пытайся казаться глупее, чем ты есть, — сказал Ганнибал, продолжая подготовку ингредиентов. Он достал оттуда-то из шкафчиков деревянную разделочную доску. Тишину прерывал частый мерный стук ножа. Тук. Тук. Тук. Тук. — Тут есть радио или что вроде него? — не имея возможности видеть источник шума, стук невероятно раздражал Уилла. — Перспектива разговора тебя не прельщает, я правильно понимаю? — Ганнибал вытер руки о салфетку. Пойдем в гостиную, я включу радио, а ты посидишь в кресле. Уилл молча, поплелся за ним. — Что предпочитаешь? — Ганнибал включил приемник и пытался поймать какую-нибудь волну. — Просто музыку, не хочу знать новости, — отозвался из глубокого кресла Уилл. Вскоре сквозь шипения стал пробиваться женский голос и вот уже в полную силу звучит мелодия и плывет песня на незнакомом языке. Ганнибал вернулся на кухню. Какое-то время Уилл слушал девушку, затем сквозь ее сопрано пытался понять, что делает Ганнибал. Услышав, что-то ведомое только ему, он кивнул сам себе и встал. Бесшумно передвигаясь, он вышел в коридор. Ганнибал стоял к нему спиной, увлеченный готовкой. Уилл двинулся к входной двери, это была самая ненадежная часть его плана — замок, но на удивление дверь открылась от легкого поворота ручки. Он вышел на улицу глубоко вдохнул прохладный воздух, он был такой чистый, и его казалось, было слишком много. У Уилла перехватило дыхание, голова пошла кругом, он шел, чуть спотыкаясь, бредя непонятно куда. Накрапывал мелкий дождь, Уилл передернул плечами, упрямо продолжая медленно идти. Он не знал, сколько прошло времени, но равнина сменилась холмом, а ноги уже стали дрожать от усталости. Наконец Уилл добрался до вершины. И восстанавливая дыхание, подошел к обрыву. После казалось бескрайнего зеленого и голубого, коричневый, практически черный цвет земли и скал ярко бросался в глаза. Уилл замер. Вот и все. Снова обрыв, снова внизу гостеприимные волны. Осталось сделать лишь пару шагов. Он пытался вспомнить всех, кого любил, но воспоминания темной тенью застилал Ганнибал. Он лишь марионетка, что дергают за веревочки, игрушка, которую кормят, одевают и не интересуются его мнением. Понимание этого било наотмашь, сильнее любого ветра. Ганнибал вновь и вновь менял свое поведение по отношению к нему. И Уилл словно собака, что сначала остервенело, душат поводком, а потом кормят с руки. Нет сил терпеть, сопротивляться, менять его. Нет сил бежать и учиться жить заново, тем более как бы он не рвал свой поводок, он всегда чувствовал этот невидимый ошейник — знак принадлежности Ганнибалу. Он выбрал его и это Уилл не сможет исправить никак. Он сделал шаг. Или все же выход есть? Тот самый единственный способ снять все оковы и наконец, обрести спокойствие. Шаг. Один раз он уже шагнул прямо в объятия смерти, поэтому сейчас он шел без колебаний. Уилл пытался воскресить в памяти все значимые моменты своей жизни, но упорно видел лишь Ганнибала. Дождь уже закончился, но Уилл этого не замечал. Погруженный в свои действия он прикрыл глаза, не переставая говорить и шагать, шагать и говорить. Внезапно что-то встало у него на пути, и с громким блеянием, стало толкать по коленкам, отталкивая от края. Уилл распахнул глаза, сначала ему показалось, что это собака, но блеяние, и совершенно отличный от собачьего запах, подсказал ему, что перед ним овца. Уилл озадаченно опустился на колени. — Как же ты тут оказалась, милая? — он начал ласково бормотать, одновременно подвигаясь чуть ближе, в попытке нащупать ошейник или найти бирку. Не найдя ни того не другого, растерянный Уилл окончательно опустился на землю. — Ты не похожа на дикую овцу. Шерсть довольно мягкая, да и меня ты не боишься. Даже вон, спасать кинулась. Овца, разумеется, молчала, тем не менее, не спеша покидать нового знакомого. — И зачем ты это сделала? Я был так близок к освобождению! Вот ты знаешь, что такое свобода? Овца мекнула, чуть крутя головой. — Хм, хочешь сказать, ты и так свободна? Конечно ты не на привязи, но и на мне, как видишь, нет веревки. И все же я чувствую ее всей кожей, — Уилл прервался, запустил руки в мокрые волосы. — Вот стала бы ты так резво скакать по холмам, зная, что твоя жизнь окончится на тарелке? Овца чуть переминалась с копытца на копытце, а затем повернулась к Уиллу хвостом и принялась жевать траву. — А ты дерзкая, да? Думаешь, что вот тебя-то точно не кинут в суп. — Уилл сорвал пару травинок и попробовал пожевать, тут же выплюнув, — И как ты это ешь? Он долго еще продолжал этот абсурдный диалог или монолог? И во всем этом дурачестве и каком-то совершенно не свойственном ему юморе, он забывал о своей первоначальной цели. Наверно где-то глубоко внутри он действительно хотел, чтобы какая-нибудь овца кинулась ему в ноги за несколько шагов до пропасти. Начало темнеть, Уилл стал вздрагивать от холода, одежда так и не высохла после дождя, а на холме задул сильный ледяной ветер. Овца громко заблеяла, видимо, призывая спуститься вниз, на равнину, где не дует пронизывающий до костей ветер. Уилл послушно побрел за ней, уцепившись в ее мех. — Вот уж не думал, что бывают овцы-поводыри, — он улыбнулся, представляя, как сейчас выглядит со стороны. Едва они спустились вниз, до них донесся крик Ганнибала. — Ну что, овечка, познакомишься с Ганнибалом? Обещаю в обиду тебя не давать, — Уилл произнес это, чуть смеясь, и в тоже время, опасаясь, что Ганнибал просто не увидит его невольную собеседницу. Овца прижалась к ноге Уилла, напоминая ему псов из стаи. — Я здесь! — крикнул Уилл и уже через минуту, Ганнибал оказался рядом, тотчас сжимая его в своих объятиях. Они стояли так несколько минут. Оба дрожали: Уилл от мокрой одежды, а Ганнибал от обрушившегося облегчения. —Беееее. Ганнибал вздрогнул. — О, так ты ее слышишь? А то мне начало казаться, что я вновь схожу с ума. Конечно, странно, что овца… С другой стороны я не видел ни одного леса, откуда мог бы выйти олень. Да что там леса, ни одного дерева не было. Это конечно хорошо, я бы обязательно поставил себе шишек, но что это за странное место одна трава небо и море? Уилл выпалил всю эту тираду на одном дыхании. — Овцы полноправные жители этого острова, удивительно, что ты встретил только одну. Продолжим разговор дома? Ганнибал взял Уилла за руку, начиная идти, но тот не сделал и шага. Он обернулся, всматриваясь в лицо Уилла. Ветер сильными порывами откидывал кудрявые пряди со лба, сведенные к переносице брови создавали глубокие морщины. Он закусывал губы, словно не мог решиться, что-то сказать. — Я никуда не пойду, — резко выпалил Уилл и высвободил свою руку из ладони Ганнибала, — Не вижу смысла продолжать свое существование, но ты не оставляешь мне выбора! Заключим сделку! — на его губах мелькнула шальная улыбка. — Ты больше никого никогда не убьешь и не покалечишь, физически или морально, а взамен будешь наблюдать за моими страданиями в этой бесполезной жизни. Ну как тебе, а? — его голос истерично срывался, а последние слова Уилл буквально прокричал. — Ты сейчас похож на мокрого бродячего пса, который рычит на руку помощи, — резко и хлестко ответил Ганнибал. Природа вокруг бушевала: усиливался ветер и дождь превратился в ливень, между черных туч, затянувших все небо, то и дело появлялись молнии. — Глупый пес, — чуть устало сказал Ганнибал, — Я согласен, — он бросил эти слова как камень в воду, и точно круги на воде изменилось и лицо Уилла. Ганнибал вновь взял его за руку и повел домой.