Бинты

      В это время дня в супермаркете было людно. Не одни они заглянули за соком и шоколадками, около стойки с чипсами толпилась группка младшеклассников и спорила что лучше купить на собранные со всех деньги: большую пачку с крабами или две маленьких с крабами и сыром.       Стоявшая у холодильника с фруктовым молоком шатенка с забранными под заколку волосами наклонилась, и Микаса увидела, что перед ней стоит Хистория Рейс. Обе стояли к кассе спиной, и Микаса тоже поспешила отвернуться, надеясь, что Армин их не заметит. Она ничего не имела против Хистории, но они с Армином встретились, чтобы поговорить, и разговор этот был не для посторонних ушей.       Армин ждал её около школы, Микаса написала ему накануне, что Эрен останется пересдавать тест, и Армин ответил, что придет. Стояла чистая февральская погода с легкими морозами и пушистым снегом на обочинах и кустах, и они передумали идти в кофейню, а решили пройтись. Микаса сама предложила заглянуть в магазин. Эта идея пришла ей в голову спонтанно и, может быть, была не так хороша, как просто всё сказать напрямую, но слов она так и не подобрала. Армин поймет. Этот намек и дурак бы понял.       На кассе Микаса сняла со стойки пачку презервативов и положила на ленту между батончиком с лесными орехами и бутылкой яблочного сока.       Армин посмотрел на ленту, на Микасу, поднял руку к стойке, чтобы показать, что это не фруктовые леденцы, они рядом, на другой полке, и опустил.       Она кончиками пальцев подвинула упаковку на ленте, кассир лениво скользнул взглядом по ней и Армину и пробил презервативы между шоколадным батончиком и пачкой влажных салфеток. Когда они вышли на улицу, губы Армина были бледные и сам он сделался каким-то нездоровым на вид.       Они молча пошли по тротуару, и Микаса то и дело прижимала Армина к бордюру, пропуская встречных прохожих, а после отодвигалась назад. Пускай он первый заговорит, Микаса и так сказала ему всё, что могла. Она так хотела ему рассказать, своему единственному другу, других, таких же близких у неё не было, и обвинить её в банальном человеческом желании поделиться было бы просто жестоко. Армин не станет. Армин чувствует, что у других в душе, он действительно понимает.       Но Армин молчал до тех пор, пока за голыми верхушками кленов не показалась зеленая крыша городской библиотеки. Как далеко они, оказывается, ушли!       — Давно у вас это?       Микаса ответила:       — Пару недель.       Армин закрыл лицо рукой, протер его, словно хотел стянуть кожу, и Микасе послышалось, что он застонал.       — Я его люблю, — сказала она. — Ты и так это знаешь.       — Что ты творишь, — пробормотал Армин в руку, но Микаса отлично расслышала, она вспыхнула, дернула шарф и стиснула край в руке. — Послушай меня, Микаса, я не хочу тебя напугать, но случай Эрена — это не простая депрессия, мне кажется, это вообще не депрессия, у него проблема другого рода, он не справляется с агрессией, которой у него к тому же выше всякой разумной нормы.       — Зачем ты так говоришь? Вы не общались с лета.       — Я говорил с Жаном.       — И что он мог тебе сказать? Эрен больше ни с кем не дерется.       — Да, не дерется и не общается. Вместо этого он вымещает агрессию на себе, ранит себя.       — Вот именно, — согласилась Микаса. — Но теперь уже нет. У него больше нет новых ран, а старые заживают. Это помогает ему. — Вышло так, словно Эрену помогает секс, и хоть это, похоже, и было правдой, она всё же добавила: — Моя любовь.       Армин посмотрел на неё долгим взглядом, его губы оставались всё такими же бледными. Микаса никогда, кажется, не видела его таким растерянным и одновременно злым.       — Обещай, — попросил он, — что ты не дашь навредить себе. Что ты за себя постоишь. И если тебе придется защищаться, ты тут же, Микаса, без промедления, расскажешь родителям. Ты не понимаешь…       — Это ты не понимаешь! — перебила его Микаса. Она так хотела ему рассказать, выдала свою (их с Эреном) тайну и что получила в ответ — мешок назиданий?       — Я надеюсь, Микаса, — ответил он, пряча в шарф подбородок. — Очень надеюсь, что так и есть.              Эрену она ничего говорить, конечно, не стала. Можно представить, как он взорвется, если узнает, что Микаса не просто встречалась с Армином (он знал, что они общаются, просто делал вид, что не знает, и что никакого Армина вообще нет), но и всё ему разболтала.       Несколько раз, в удачные, как ей казалось, моменты, Микаса пыталась вернуться к тому прерванному разговору, к тому, что Армин ещё тогда, осенью, ей рассказал. Даже мелкие детские травмы способны укорениться и вырасти в уродливое дерево отрицаний и комплексов, накрывающее своими кривыми ветвями любые положительные эмоции, затеняя радости. Что говорить о травмах серьезных, о серьезном испуге, о настоящей трагедии для маленькой детской души.       Со встречи с Армином пришла неделя и всю эту неделю у Микасы раскалывалась голова. Таблетки помогали, но ухудшился сон. Она и без того мучилась в последнее время кошмарами, а теперь уснуть просто не получалось, и она подолгу лежала в темноте, вглядываясь в подсвеченное уличным фонарем окно, не зная, каким бы таким изощренным способом избавиться от мыслей, которые вытесняли сон, наполняли её голову, комнату, громоздились одна на другую и в конце концов обрушивались, погребая Микасу под собой, когда она, далеко за полночь, наконец-то проваливалась в зыбкий тревожный сон.       — Скажи отцу, — посоветовал Эрен, когда увидел, что она снова взяла таблетки из общей аптечки в кухонном шкафчике. Там лежали только бинты, пластырь, перекись, мазь от ожогов и таблетки Микасы, чтобы ей не приходилось каждый раз ходить за ними в кабинет. Удачно, иначе доктор давно заметил бы, что она пьет эти таблетки каждый день, а иногда и по две.       Эрен стоял в проеме кухни в пижамной куртке и домашних штанах. День выдался пасмурный, и Эрен в его сером свете выглядел особенно мрачным. Он проследил глазами, как она запивает таблетку остатками чая и постучал указательным пальцем себе повыше виска.       — Он тебя отведет куда надо, где проверяют. Знаешь, что делают, когда внутричерепное давление резко подскакивает и мозгу тесно? Дырочку сверлят.       Микаса выдавила из себя улыбку.       — У меня не давление.       — Это ещё проверить надо.       Голова у неё болела от тревоги, от тяжелых мыслей и от страха, и Эрен это, наверное, понимал, но не хотел подать виду, что понимает, а Микаса в свою очередь не могла отшить его правдой, что голова у неё болит из-за него. Это он — её головная боль.       — Совсем плохо? — спросил Эрен, но тон у него был всё тот же, не то чтобы совсем равнодушный, но и не то чтобы очень заботливый.       — Да нет, слегка шумит.       Она подошла, и Эрен позволил себя обнять. Он положил голову ей на плечо, и Микаса, глядя поверх его плеча в сумрак коридора, почувствовала, как напряжены мышцы его спины, будто каменные, будто весь он сжался перед прыжком.       — Эрен, я люблю тебя.       Он отозвался рассеянно, хотя наверняка отлично её расслышал:       — А? Да. Я знаю. Ты говорила.       — А ты меня?       — Что?       — Ты меня любишь? Хоть немного.       — Конечно.       Перед этим «конечно» была секундная пауза, словно Эрен не сразу понял, что надо ответить.       — Эрен, ты вообще понимаешь, что происходит?       В ответ Микаса услышала внезапный смешок.       — Спрашиваешь, в своем я уме или пора в черепушке просверливать дырочку? Это Армин тебе сказал?       Микаса вздрогнула:       — Что?       — Это его высокоинтеллектуальные умозаключения. Книжный червь и психиатр в одном лице. Давно вы с ним виделись? Когда я тест пересдавал, да?       — Да.       Эрен повернул голову, и Микаса почувствовала его губы на мочке своего уха, дыхание было неприятно горячим и Микаса с трудом подавила неожиданное желание отстраниться.       — Выбери чьей головой ты думаешь, Армина или своей, хоть она у тебя и болит. Прямо сейчас выбери.       Таблетка уже начала действовать или от неожиданности Микаса перестала обращать внимание на боль, в голове только слегка туманилось.       — Ну, — подтолкнул Эрен. — Ты сама за себя выбираешь?       — Сама.       — Тогда пошли к тебе.       Его горячая рука опустилась Микасе на бедро и сжала почти до боли.              Секс — это форма общения между людьми. Микаса вычитала это уже сама не помнила где, и ей это показалось нелепым. Разве люди занимаются сексом не ради удовольствия? Как от мастурбации, только лучше. Должно быть лучше, иначе непонятно зачем все эти телодвижения, хотя взрослые чем только не занимаются просто так, потому что должны или считают, что должны.       Микаса предпочитала быть сверху, потому что так лучше понимала, что происходит и что ей делать, но не ощущения тянули её в постель, а чувства. Она не испытывала никакого фантастического наслаждения, хотя и было приятно, когда Эрен клал ей пальцы на клитор (он догадался не сам, первый раз Микаса сама направила его руку, но это же нормально, откуда бы ему знать). Не ладонь на бедре заставляла Микасу всхлипывать и дрожать, а мысль о том, что это ладонь Эрена. Не сам по себе член, который входил в неё, медленно раздвигая, а радость, что это Эрен входит в неё, что они так близко друг к другу, что он положил руку на её грудь и, наверное, слышит сердце. Микаса тоже слышала его сердце: гулкое, быстрое, она закрыла глаза и откинула голову, чтобы прижаться к его груди спиной и слышать лучше, отчетливее.       Эрен был сзади. Они пробовали так всего пару раз и теперь он сам захотел этого, слегка подтолкнув Микасу к кровати и взяв за бедра, словно говоря: не оборачивайся. Микаса наклонила голову, соглашаясь.       — Обними меня, — шепотом попросила она.       Эрен обхватил ей левой рукой поперек груди, немного неудобно, но только немного, он отодвинул носом её волосы и слегка прикусил за ухо. Она думала, он что-то ей скажет, как шепчут на ухо всякие глупости, уместные только в постели, но Эрен ничего не сказал, только дышал, и дыхание было тяжелое, хотя двигался он небыстро.       Горячие пальцы наручником сомкнулись у Микасы на правом запястье. От неожиданности она подалась вперед и оперлась левой рукой о стенку, спине тут же стало холодно. Она посмотрела через плечо, но увидела только приоткрытые губы Эрена, на глаза ему упала челка, он даже не подумал её убрать. И всё равно она что-то разглядела в его лице. Что-то одновременно знакомое и незнакомое. Словно она уже видела его таким, но не помнила где и когда, в какой ситуации. Эти приоткрытые, но не расслабленные, а напряженные, как в судороге, губы, эта чуть выдвинутая челюсть.       Запястье её тем временем оказалось на пояснице, жесткие пальцы сдавили кости, больно прищемив кожу. Микаса наклонила голову и её волосы свесились вниз, скользнув по щекам. Эрен у неё за спиной издал глухой звук, толкнулся резче и глубже, Микаса от этого толчка ощутила глухую, но терпимую боль и закусила губу.       Запястье поднималось всё ближе и ближе к лопатке и вот уже коснулось её. Микаса хотела обернуться ещё раз, но теперь это было не так-то просто сделать, и она опять повесила голову. Послышался жуткий скрежет зубов, Эрен сжал челюсти, стиснул их как бульдог, и Микасе сразу же вспомнилась подзабытая, но страшная сцена: Эрен со странно вытянутым лицом и темными глазами и бьющийся в его захвате Порко Гальярд, уже готовый впиться зубами Эрену в руку, бороться до последнего, чтобы спастись.       Левая рука Эрена лежала у Микасы на бедре и стискивала его, вдавливая пальцы, словно желая добраться до бедренной кости и ухватиться прямо за неё, но на это Микаса не обращала внимания. Её правая рука была теперь в таком неестественном положении, что каждый толчок отзывался в головке сустава, словно та готова была выскочить в любую секунду.       Господи, осознала Микаса со всей ясностью, он же сейчас вывихнет мне руку, всё к этому и идет. Он не остановится.       Эрен за спиной застонал. Ей показалось, что он откинул голову назад и теперь, наверное, Микаса разглядела бы его лицо, если бы могла обернуться.       — Эрен, — позвала она сдавленно, но он не ответил. Его эрекция, похоже, стала только крепче, Микасе казалось, что он протыкает её раз за разом насквозь, боль из глухой стала явственно ощутимой, внятной, и она чувствовала бы это ещё лучше, если бы не рука. Каждую секунду, с каждым толчком она ждала, что раздастся хруст, но сустав каким-то чудом держался.       Он вырвет мне эту руку, подумала Микаса, дыша через рот.       Она бы не закричала и не остановила его, просто потому что между собой и Эреном давно уже выбрала Эрена, но тело само за себя боролось. Будто со стороны она услышала сначала рыдания, а потом громкий, почти яростный всхлип и стон, совсем не похожий на стон наслаждения, стон боли.       Хватка на запястье в ту же секунду ослабла. Освобожденная рука сама собой опустилась до поясницы, а дальше Микаса с осторожностью, будто всё ещё боялась, что сустав выскочит, вернула её вперед и прижала к груди.       Она обернулась сразу, рывком, чтобы посмотреть в лицо Эрену, чтобы увидеть, что с ним произошло, но темные глаза выражали не больше, чем криво вырезанные тупыми ножницами отверстия в белой бумаге. Он тяжело дышал, потом мотнул головой и поднялся на ноги.       — Эрен! — позвала Микаса, слезы ещё текли по её щекам.       Эрен собрал свою одежду и вышел из комнаты.