Бинты

      Микаса бежала по краю оврага, а наверху, словно наперегонки с ней, бежали звери. Не волки и не койоты, и уж тем более не собаки, она не видела таких никогда, их черная шерсть лоснилась даже в сумерках, из открытых пастей капала густая слюна. Дно оврага, усыпанное мелкими камнями, сухими ветками и корнями, торчавшими из земли, замедляли Микасу на каждом шагу, но она не сдавалась, перепрыгивала через прикрытые прелыми листьями корни, спотыкалась о ветки, хваталась руками за низкие колючие кусты и продолжала бежать. Зверям не было до неё дела, они бежали за Эреном.       Овраг упирался в высокую каменистую стену, и Микаса поползла по ней, как ящерица, цепляясь за выступы и пучки скользкой травы. Упоры уходили из-под её ног, словно скала оживала и пыталась сбросить её с себя, но Микаса держалась изо всех сил, она не могла упасть, не могла опоздать, звери уже рычали наверху, на поляне. Микаса знала, что там есть поляна, только звери знали короткий пусть туда, а она нет. Почти на самом верху Микаса зацепилась за низкорослое деревце и выкарабкалась из оврага, вся взмокшая, грязная и исцарапанная. Темная фигура в капюшоне стояла возле куста боярышника, звери, теперь Микаса видела, что они и в самом деле даже близко не похожи на волков, у них были тяжелые клыкастые морды, подобные крокодильим, а длинные лысые хвосты били по массивным задним лапам, и вот эти звери один за другим стали подниматься на эти мощные лапы, ставиться двуногими, как уродливые карикатуры на человека, а из разверстых пастей капала всё та же зловонная густая слюна. Они медленно, рвано и угловато двигаясь, обступали одинокую фигуру, почти неразличимую в опустившейся темноте.       — Эрен! — крикнула Микаса. Она знала, что это Эрен, ей не нужно было видеть его лицо. — Эрен, беги!       Он не смог бы бежать быстрее, чем эти чудовища, но Микаса задержит их, она постарается. Схватив с земли сухую палку, она бросилась и замахнулась на одно из существ, но то даже морды не повернуло в её сторону, Микаса бросилась к следующему, но то шагнуло вбок и Микаса ударила воздух. Они не замечают меня, подумала она с ужасом. Меня для них нет.       Существа обступали Эрена без спешки, пока их черные спины не сомкнулись плотным кольцом. Послышалось глухое чавканье и кости захрустели под жерновами зубов.              Эрен лежал на боку лицом к ней, и Микаса медленно вела пальцем по его ключице до яремной ямки, ненадолго задержалась на ней и стала спускаться ниже, к соску. Эрен, наблюдая за её исследованием, слегка улыбался. Сама она, как и он, лежала без футболки, зато натянула одеяло по самую шею, оправдавшись тем, что в доме прохладно. По правде, она всё ещё немного стеснялась, и ещё больше смущалась от нелепости этой стеснительности: она может впускать его в себя, но не может лежать рядом с ним голой — смешно. Но Эрен не смеялся над ней и ни на чем не настаивал: делай, что хочешь, и Микаса сразу после секса заворачивалась в одеяло. Иногда Эрен запускал под него руку и гладил её по бедру или по животу.       Подсохшие корки порезов цеплялись за ткань простыни, Микаса научилась различать этот неприятный сухой звук. Кое-где корочки уже отпали и на их месте остались нежно-розовые следы, уже не воспаленные, не припухшие, а просто напоминания о том, что здесь была рана, здесь было больно, отсюда сочилась кровь. Микаса очень просила Эрена эти корочки не срывать, пусть отпадают сами. Если содрать их раньше, будет сочиться сукровица, не надо. Ей почему-то думалось, если Эрен увидит кровь, он снова себя порежет. Может, это и не было как-то связано, но зачем рисковать.       Она так его умоляла «только не режь себя больше», Эрен отводил глаза и молчал, он не обещал этого, но новых порезов Микаса больше не видела. Она изучала его всего, как ищейка, боясь, что он попытается обмануть её, спрятать свою боль. Она прочитала, что иногда люди режут бедра, внутреннюю сторону, чтобы точно не было видно, но и там всё было в порядке, а Эрен воспринимал эти её исследования как совсем другой интерес. Микаса не была против, она правда так давно любила его, что готова была делать что угодно, всё, чего он хотел, тем более он не хотел ничего особенного. Обычные вещи, все, наверное, это делают. В первый раз она слишком сильно зацепила его зубами, Эрен зашипел и зажмурился, а Микаса так испугалась, что потом несколько дней не решалась попробовать снова. А вот Эрен не причинял ей боли. Он не сразу понял, что и где делать, да Микаса и сама мало о себе знала, но совместными усилиями они как-то разобрались, и теперь, когда Эрен опускался вниз и зарывался в складки скомканного одеяла, Микаса лежала, закусив указательный палец, и удивлялась, почему этого не было даже в её фантазиях. Она всегда думала, что она может сделать для него, но на что способен он для неё… да ей, в общем, было ничего и не надо.       Эрен поймал руку Микасы у своего живота, поднял к лицу и поцеловал. Он мало что говорил в постели, но целовал много, это казалось Микасе милым. Ей казалось, он тоже стесняется, но по-своему.              Должно быть они задремали, никак иначе не объяснить, почему Микаса очнулась только когда хлопнула входная дверь и послышался голос доктора:       — Я дома!       Эрен подскочил, как ужаленный, и Микаса, плотно завернувшись в измятую простыню, наблюдала, как он первым делом натягивает футболку с длинными рукавами и только затем трусы. Когда он обернулся, глаза у него были огромные, но Микасе почудилось, что он готов покатиться со смеху, ей самой отчего-то — от нервов, конечно же, — хотелось захохотать или хотя бы глупенько захихикать. О том, чтобы выскочить из комнаты и юркнуть к себе и речи не шло, из прихожей, где доктор возился, расшнуровывая ботинки, коридор проглядывался насквозь.       Под кровать или в шкаф?       Эрен выбрал за неё. Он распахнул дверцу шкафа, — в прикрепленном к внутренней стороне дверцы зеркале Микаса увидела лохматую и перепуганную себя, — одной рукой сгреб в сторону вешалки, а другой рукой замахал: давай скорее. Микаса, стараясь не наступить на край простыни и не грохнуться, сорвалась с кровати и спряталась под старательно развешанными Карлой рубашками, брюками и пиджаками, которые Эрен надевал раз в год на какое-нибудь важное торжество. Следом, чуть ли не в лицо, в шкаф полетел ком её одежды, из которого обличительно торчала лямка бюстгальтера.       Она как раз присела так, чтобы ничем не шуршать, как послышался короткий, но настойчивый стук.       — Эрен, я войду.       Эрен, который судя по шуршанию успел натянуть домашние джинсы, поспешно и громко отозвался:       — Д-да! Заходи!       Микаса четко слышала, как открылась дверь и могла представить, как доктор обводит комнату взглядом. Растерзанная постель вряд ли могла его удивить, Эрен — под давлением Карлы — менял простыни и наволочки раз в неделю, но в остальном опрятный вид комнаты родители давно уже отдали ему на откуп, хочешь жить в хаосе — живи.       — Ты рано.       — Пациент перенес вечерний прием на завтра.       Эрен ответил равнодушным «а-а».       В шкафу Микаса чувствовала себя в безопасности, зная, что доктору никогда не придет в голову туда заглянуть, и она вздрогнула от неожиданности, зацепила головой вешалку и могла бы выдать себя, если б не схватила её рукой, когда доктор спросил:       — А где Микаса?       — У себя. У неё голова болела, она сказала, что ляжет. Спит, наверное.       Доктор помолчал какое-то время, Микасе казалось, что он по-прежнему разглядывает комнату, и она еле сдерживала себя, чтобы не начать рыться в коме своей одежды: не осталось ли что-то валяться на постели или на полу, потом он сказал:       — Эрен, наблюдай за Микасой, пожалуйста, если приступы мигрени участятся, нужно будет пройти обследование. Если заметишь, что она плохо себя чувствует два-три раза в неделю — скажи мне.       Эрен отозвался коротким «угу».       Открылась дверь, доктор шагнул за порог и остановился.       — Звонил твой терапевт, — сказал он изменившимся, напряженным голосом. — У него есть возможность принимать тебя раз в неделю, и он очень тебе это рекомендовал.       Послышались шаги, Эрен прошел мимо шкафа и подошел почти вплотную к отцу.       — В два раза больше приемов в месяц, — сказал Эрен своим «взрослым» тоном, ненастоящим, с интонациями, передающими эмоции, которых он никогда не испытывал. — Денег он хочет. Пап, я пью таблетки, и я в порядке. По-твоему, у меня есть причина ходить к нему каждую субботу и торчать там по два часа?       — От групповой терапии ты сам отказался.       Эрен фыркнул, но так же фальшиво. От групповой терапии совместно с подростками, подавлявшими агрессию, он в самом деле отказался сразу и наотрез.       — Ты думаешь, мне это правда надо?       — А ты сам как думаешь, Эрен?       — У меня была проблема, но теперь всё в порядке. Разве нет?       Доктор молчал, потом раздался шорох и Микаса его узнала: шорох жестких волос под сухой ладонью.       — Ладно, — сказал доктор. — Только таблетки не пропускай. И витамины тоже, они полезны для мозга и концентрации.       Щелкнула, войдя в паз, «собачка» замка. Дверца шкафа приоткрылась, и Микаса зажмурилась от яркого дневного света, Эрен показал рукой: выходи. Она выбралась, всё так же прижимая к груди ком одежды, и они бесшумно засмеялись, прижавшись друг к другу лбами. Шаги доктора в коридоре затихли около соседней двери, затем послышался короткий стук, и доктор тихо позвал: «Микаса». Не дождавшись ответа, он ушел, кажется, в кабинет.       Зачем-то то и дело оглядываясь на закрытую дверь, Микаса быстро оделась. Они простояли не меньше пяти минут, целуясь и вслушиваясь, не пойдет ли доктор в туалет или в кухню, и наконец вместе вышли из комнаты. У следующей двери Эрен остановился и дважды громко чихнул, под этим прикрытием Микаса успела открыть дверь и юркнуть к себе в комнату.              Нож мерно стучал о доску, и Микаса на секунду залюбовалась, какие ровные кубики выходят из-под острого лезвия. Она очнулась, когда в воке зашипели тоненькие кусочки говядины, и Карла, орудуя кухонной лопаткой, как заправская шефиня, стала гонять их по дну и стенкам, чтобы схватилась корочка.       — Добавим брокколи?       — Ага, — ответила Микаса, расправилась с морковкой и заглянула в овощное отделение холодильника.       Эрен не фанат брокколи, но всё равно его съест, он и ребенком не ковырялся в тарелке, проглатывал, как пеликан, суп, вареный лук, овощное пюре — лишь бы скорее из-за стола, десерт, будь то печенье или банан, он всегда съедал на бегу.       — Вот спасибо, — сказала Карла, принимая пакет с брокколи, — что бы я без тебя делала, моя золотая!       Сегодня Карла была дома и готовили они вдвоем. Доктор уже вернулся, но работал с бумагами в кабинете, Эрен у себя в комнате готовился к пересдаче заваленного теста по истории. Завали он тест по биологии, дома случился бы скандал, а за историю просто пожурили, забрали телефон и оставили учебники.       — У нас остался устричный соус?       Микаса открыла дверцу шкафчика и пробежалась пальцами по стройному ряду бутылочек с одинаковым на вид темным наполнением: соевый соус, соевый с добавками, рыбный соус.       — Должен быть, — пробормотала она под нос и наконец выхватила нужную бутылочку, коварно отвернувшую этикетку.       Готовили удон с говядиной и овощами. В доме Йегеров нередко ели азиатскую кухню, и Микаса понятия не имела, связано ли это с ней. Об аутентичности, впрочем, речи не шло, но жаловаться было не на что, Микаса помнила, что и мамина готовка, пожалуй, была адаптирована не меньше: нет шиитаке — подойдут шампиньоны, нет удона — будет обычная лапша.       За готовкой они не молчали, но Микаса с трудом улавливала нить разговора, её мысли витали над кухней и всё норовили уплыть через коридор к дальней комнате. Эрен наверняка корпит над учебником, он честный и упрямый, этого у него не отнять, и не ума ему не хватает, а усидчивости. Может, какие-то из таблеток, тех, которые он не пьет, помогли бы именно в этом? Да, наверное, помогли бы, ведь есть препараты даже для гиперактивных.       Что было бы, застань их доктор накануне в постели? Бессмысленно было об этом думать, когда всё обошлось, но отвязаться от этого страха Микаса не могла. Вряд ли её выгнали бы из дома, это значило бы предать историю огласке, они, как опекуны, ещё остались бы виноватыми, что не уследили. Но о прежних отношениях не шло бы и речи. Микаса обманула их доверие: Карла и доктор стали ей настоящими родителями, а она им дочерью — нет. Они стали её семьей, она думала так и об Эрене, но это не значило, что она не могла полюбить его так, как полюбила, так, как не любят братьев.       Вряд ли их стыдили бы, это нелепо, они не кровные и в том возрасте, когда это, в общем, и случается: первый секс, отношения, настоящий взрослый интерес друг к другу. Нет, может быть, Карла в сердцах и воскликнула бы «да вы же выросли вместе!», но доктор для этого человек слишком здравомыслящий.       Да и смысл учинять скандалы? Осталось всего ничего, скоро Эрен уедет учиться в колледж, Микаса, наверное, тоже. Даже если нет, придется искать работу и съезжать.       Всего этого Микаса не боялась, так что же тогда так мучило её? «Ты им воспользовалась», — мог бы сказать доктор и был бы прав. Воспользовалась его состоянием, тем, что он не вполне отвечал за себя, вместо того, чтобы помочь ему, ты…       Микаса зажмурилась, и Карла быстро дотронулась до её лба.       — Что, голова?       — Соринка попала в глаз.       Карла вытерла руки о фартук и взяла Микасу за голову, заставила повернуться к свету.       — Ну-ка. Не вижу ничего.       — Наверное, сама выпала.       Карла ласково потрепала Микасу за ухо.       — Слушай, — сказала она минуту спустя, — пока мы одни… У Эрена всё в порядке?       Микаса нарезала перец и едва не оттяпала себе полпальца, чудом отдернув руку. Она замешкалась, и Карла продолжила:       — Вроде бы всё как обычно, даже лучше, он стал таким спокойным в последнее время, но меня всё-таки что-то тревожит, сама не знаю, что. Ты ничего такого не замечала?       — Такого… — тихо протянула Микаса.       — Сама не знаю, — повторила Карла, — просто кажется.       Вот сейчас! Скажи ей всё. Одним махом: Эрен не пьет таблетки, с самого начала не пил, потом стал резать себя, чтобы справиться со своей агрессией, а потом ещё и кусать, очень сильно кусать, а потом мы с ним стали заниматься сексом и теперь делаем это каждый день, вернувшись из школы, и он больше не ранит себя, правда, я внимательно всё осматриваю, раны зажили, и к лету, когда настанет время футболок, он запросто сможет врать, что ещё осенью поцапался с соседской кошкой, просто не хотел вас пугать. Вот и всё. Всё в порядке, серьезно.       — Микаса?       — По-моему, всё в порядке.       Вот и всё. Момент упущен. Теперь, если что, ей придется сознаться ещё и в том, что на прямой вопрос она соврала.       Рука Карлы вдруг оказалась сверху, Микаса почувствовала, как ласково её гладят по волосам, затем Карла приблизилась и тепло поцеловала её в щеку.       — Ты моя девочка.       Микаса отвернулась сполоснуть нож в раковине и украдкой вытерла слезы.