Бинты

      Порыв ветра потащил по тропинке кленовые листья, Армин втянул голову в объемистый клетчатый шарф, которым обмотался по самые уши, и стал похож на испуганную черепаху. Ещё он забыл перчатки и прятал руки в карманах. Бедный Армин, такой мерзляк.       Они нарочно договорились встретиться в парке, на воздухе. Всю неделю стояла теплая октябрьская погода, и они понадеялись на последние погожие дни, но с утра ветер переменился с восточного на северный и принес с собой дыхание дождливого и промозглого ноября. Сидеть на скамейке нечего было и думать, и они отправились заметенной листьями тропинкой вглубь парка, в надежде отыскать место, где ветер хоть на время от них отцепится.       — И как он теперь? — спросил Армин, когда они свернули на боковую дорожку, обступленную, как стражами, высокими соснами, и в самом деле сразу стало потише. Микаса, подумав, сняла меховые наушники и понесла их в руке, Армин тронул край своей шапки и тут же вернул руку в карман.       — Так же. Только не дерется больше. Вот уже месяц прошел. Тот случай как-то замяли, тем более Гальярд сильно его укусил, след до сих пор остался, а новых больше не было, так что в школе пока закрыли на это глаза.       — Он ездит к врачу?       — Да, раз в две недели.       — Так редко?       — Ему назначили препараты… Таблетки. Знаешь, все эти успокоительные или как они называются. Док говорит, что у них накопительный эффект, они компенсируют что-то у него в мозге, с чем он сам не справляется, и это такая же поддержка, как инсулин для диабетиков или гормоны для людей без щитовидной железы. Думаешь, этому можно верить?       — Конечно! — Армин не усомнился ни на секунду. — Главное принимать, как назначено, и наблюдаться у хорошего специалиста. А ты сама как? — Армин вытащил руку из кармана и тронул Микасу за рукав куртки.       Она вышла из дома без шарфа, только застегнула наглухо куртку, полностью подняв воротник, и теперь пожалела, что ей, как Армину, некуда спрятаться.       — Я переживала за Эрена, но теперь, кажется, всё наладилось, и мне спокойнее, правда.       Армин посмотрел на неё с явным сомнением, и чтобы он не надумал углубиться в дебри её переживаний, Микаса поспешила заговорить сама.       — Я думала, может быть, теперь он… ты… Теперь вы помиритесь.       Армин вздохнул:       — Надеюсь, что так и будет. Но, наверное, не прямо сейчас.       Иногда в книжках или кино Микасе попадались истории о неразлучных друзьях, и они всегда вызывали у неё недоверие своей какой-то нарочитостью, что ли, непохожестью на настоящее, потому что последние шесть лет у неё был перед глазами пример такой тесной и искренней дружбы, что всё остальное в сравнении с ней выглядело наигранным. Стороннему наблюдателю могло показаться, что эта дружба строилась на контрастах, но стоило всмотреться немного внимательнее и ближе, и становилось ясно, как день, что дружба эта стояла на общности, на схожести душ, и ещё до этого лета Микаса, услышав, что Эрен и Армин могут всерьез поссориться, сказала бы твердое: нет, невозможно. Именно из-за Армина Эрен дрался в свои детские годы, вплоть лет до четырнадцати. Армин, слабый и маленький (а бегать он, кажется, вообще не умел) — идеальная жертва буллинга, то и дело огребал просто за то, какой он есть, а Эрен никогда не мог пройти мимо. Микаса хорошо это знала, потому что ей не раз и не два приходилось отбивать их обоих.       Порой, когда родители снова были в отъезде, а дедушка допоздна работал, Армин проводил в доме Йегеров больше времени, чем у себя, и Микаса, со временем свыкшись с утратой собственной семьи и освоившись в доме Карлы и доктора, сама прониклась к нему самыми нежными и светлыми чувствами. Армин — часть их семьи, близкий человек, и вдруг два месяца назад, перед самым началом учебного года, они с Эреном разругались и совсем не на шутку. Это совпало с переходом Армина в новую школу, более узконаправленную, чтобы углубленно заниматься естественными науками (основным его планом было поступление в университет на курс микробиологии), и Йегеры не заподозрили неладного, когда Армин перестал появляться в гостях («учится, такой умница» — далее следовал выразительный взгляд на Эрена), но Микаса знала, что что-то стряслось, потому что, конечно, продолжала общаться с Армином. Но не знала, что именно. Ей казалось, что такие разговоры не предназначены для переписки, а встретиться получилось только сейчас.       — Из-за чего вы поссорились? Я спрашивала у Эрена, но он, естественно только злится.       — Из-за чего? — переспросил Армин. — Ровно из-за этого же. Я сказал, что возможно ему требуется помощь, возможно даже медикаментозная, и нельзя уже отрицать, что тот случай с его матерью сильно на него повлиял, такие вещи не проходят бесследно.       — Тот случай?       — Да. Когда на неё напали, ты знаешь.       Микаса знала. От Армина и немного от самой Карлы. Эрен же, если об этом вдруг заходила речь, замолкал, и глаза у него становились страшные.       Ему было семь, — младшая школа, совсем ребенок, — когда они с Карлой возвращались домой. Было темно, около соседнего дома не горел фонарь, и между заросшим папоротником газоном соседей по ту сторону улицы и фигурно подстриженными кустами соседей по эту сторону пролегла густая черная тень. Всего-то на десяток шагов. На Карлу напали двое, отняли сумочку и сильно избили, непонятно зачем, она не сопротивлялась, боясь, что навредят Эрену, а Эрен — Армин рассказывал — несмотря ни на какие угрозы, вопил на всю округу. Вопил так сильно, что Армин услышал у себя на другой улице.       — Почти десять лет прошло, — сказала Микаса, невольно припомнив тяжесть отцовского зимнего пальто, придавившего её на полу кладовки. Как будто важно, сколько пройдет времени. Есть вещи, о которых невозможно забыть, можно только научиться жить с ними.       — Говорят, в переходном возрасте психика может вынести на берег сознания всё что угодно, даже то, что кажется позабытым. Может быть, всей этой агрессией Эрен теперь пытается компенсировать свою тогдашнюю беспомощность, я не знаю, я не специалист. Будем надеяться, что лечение поможет ему и тогда всё будет в порядке, правда?       Микаса тоже очень сильно надеялась, но ничего не могла поделать с дурным предчувствием.              В коридоре послышались тихие шаги по направлению от комнаты Эрена к туалету, и когда шаги стали отчетливыми, Микаса решилась — пора!       Она выскочила, безо всякой осторожности распахнув дверь, и толкнула, почти ударила Эрена в локоть. Кулак разжался, пилюли застучали по ламинату.       — Я так и знала! — закричала она. В доме они были одни. — Почему ты не пьешь таблетки?!       Эрен от неожиданности бросился их собирать: маленькую белую, большую желтую, похожую на капсулу рыбьего жира, продолговатую розовую. Розовая закатилась в угол, и Эрен не сразу поднял её, но догадался подковырнуть ногтем. Он снова сжал всё это добро в кулаке, обернулся к Микасе и закричал в ответ:       — Они хотят сделать из меня овоща, чтобы я был удобным! Я не буду глотать их гребаные транки!       — Эрен, ты делаешь себе хуже!       Микаса знала! Знала! Чувствовала, что он их не пьет! И не в том дело, что Эрен не стал спокойнее, в школе во всяком случае он больше не дрался, просто он начал вести себя по-другому. Так, будто у него появилась тайна, и не очень трудно было догадаться, какая.       — Это значит, что и врача ты тоже обманываешь?!       Эрен заскрипел зубами, развернулся на пятках, дошел до туалета, дернул за ручку, едва не выдернув её с корнем, и Микаса услышала, как таблетки упали в воду и зашумел слив.       — Не лезь не в свое дело, — сказал он ей, возвращаясь назад.       Это моё дело, хотела сказать Микаса. Моё! А вместо этого стояла столбом и смотрела на закрывшуюся дверь его комнаты.              Она понятия не имела, что делать. Сейчас же написать Армину? Дождаться приезда доктора? Рассказать Карле, вместе с догадкой, что беды Эрена связаны с той давней историей? Сидеть и молчать, потому что на самом деле она на стороне Эрена, а Эрен не сумасшедший, которого необходимо лечить принудительно, и если он не хочет, то нельзя заставлять его, а нужно найти подход, убедить. Микаса думала, что у неё получилось и ошиблась на сто процентов. Эрен согласился поехать к врачу, но не соглашался на назначенное лечение. Как она могла поверить, что он так легко сдался! Она так хотела, чтобы всё было хорошо, чтобы ему стало легче, и вот — он обманывает родителей и Микасу, чтобы… Чтобы им было спокойнее?       Она вздрогнула от неожиданности, когда Эрен тихо, костяшками, постучал в дверь и позвал:       — Микаса? Микаса, я войду?       Она быстро одернула футболку, пригладила волосы, поискала глазами во что бы посмотреться, но большое зеркало было только на обратной стороне дверцы шкафа, тогда она посмотрелась в темный экран телефона и пригладила и без того гладкие волосы ещё раз.       —Д-да! Открыто.       Эрен вошел и остановился у двери, словно боялся, что Микаса передумает и прогонит его.       — Слушай, — сказал он, — ты меня напугала, и я на тебя наорал. Я не хотел.       — Я знаю, — сказала Микаса. — Просто ты холерик.       Эрен улыбнулся и густое ощутимое напряжение между ними растаяло.       — Я немного… — сказал он и покрутил рукой в воздухе, вкручивая невидимую лампочку. — Могу сорваться, ты знаешь.       — Знаю. Но, Эрен, поэтому тебе и хотят помочь.       Он подошел и взял Микасу за руку. Перед глазами у неё поплыло, будто она долго лежала и резко встала с кровати, и чтобы устоять, она схватила Эрена за предплечье, длинный рукав его черной кофты смялся гармошкой, Эрен дернул рукой, высвободился и сам положил Микасе руку на другое плечо. Его рука была теплая и сухая, а ладонь Микасы вспотела, и она ничего не могла сделать с этим.       — Не сдавай меня родителям, ладно? Я не хочу пить эти таблетки, люди от них становятся странными, не такими, как были, и я не хочу не понимать, где я сам, а где лекарства за меня решают, понимаешь? Я не буду чувствовать себя свободным, а это хуже всего.       Микаса чувствовала, какая твердая у него рука, когда сама она, кажется, дрожала уже всем телом.       — Но, Эрен, это же так и работает, они для этого и нужны, чтобы тебе стало легче.       — Мне не будет легче, если мной будут управлять лекарства. Правда, Микаса, не говори родителям, будет только новый скандал. Мама много работает, у отца тоже запара в клинике, ты же видишь, как поздно он приезжает. Им не до меня.       — Не говори так, они тебя любят.       — И я их люблю! Поэтому и не надо их всем этим расстраивать. Я же ещё езжу к терапевту.       — Представляю, что ты ему там рассказываешь, — сказала Микаса, и голос её звучал жалобно. Я уже сдалась, понимала она. Эрен просит её ласковым голосом, заглядывает в глаза и держит за руку — конечно она согласна выполнить все его просьбы!       — И я же держусь, — выложил Эрен последний козырь. — Подумай сама. Уже месяц прошел. Да, я не пью таблетки, но и никого не побил за всё это время. Я в порядке, Микаса. Если бы я был не в порядке, ты бы знала это лучше меня, правда?       В какую-то бесконечно долгую секунду Микасе казалось, что Эрен вот-вот её поцелует, но он только крепче стиснул её пальцы, будто в рукопожатии, и сказал:       — Ну пожалуйста.              За ужином Эрен вел себя как заговорщик. Пока они накрывали на стол, а Карла стояла к ним спиной, помешивая в сотейнике соус, он несколько раз коснулся руки Микасы и подмигнул: видишь, всё в порядке. Микаса только коротко улыбалась ему в ответ. Тянущее чувство стыда перед Карлой и доктором не давало ей как следует развеселиться, хотя в любой другой вечер, будь Эрен таким внимательным и довольным, она бы сияла от счастья.       Доктор немного припозднился к столу, из-за приоткрытой двери его кабинета слышался недовольный голос — он говорил с кем-то по телефону и, кажется, почти ссорился.       Карла в десятый раз перемешала салат с индейкой и сказала:       — Ох уж эти врачи с их бесконечным рабочим днем. Когда я выходила замуж, то готовилась только к ночным дежурствам.       Эрен, который уже положил спагетти с соусом себе в тарелку, поймал взгляд Микасы и снова незаметно ей подмигнул. Увидев, что Микаса смотрит на Эрена, Карла и сама на него посмотрела, и вдруг удивилась, словно только его увидела:       — Эрен, ты замерз? Нужно подкрутить отопление.       И сама она, и Микаса ходили по дому в футболках, а Эрен вышел к ужину в болотного цвета лонгсливе и даже за столом не закатал рукава.       — Да нет, — сказал Эрен и погладил длинный рукав, — просто он мягкий, классный. Это же тетя Фей подарила, а я его почти не носил.       Карла кивнула, ответ её более чем устроил.       И только неделю спустя, случайно столкнувшись с Эреном возле ванной, Микаса увидела длинную-длинную царапину у него на руке. Даже не царапину, а порез, его края казались припухшими и сизоватыми.       — Боже мой, Эрен, — воскликнула она, — что это?       Эрен быстро прикрыл руку раскатанным рукавом и буркнул, глядя в сторону:       — Фигня. Случайно поранился.