Ради тебя одного

      Луна вышла из-за туч и, переглянувшись со звездами, посеребрила своим холодным, таинственным светом верхушки окружавших опушку деревьев и старую полуразвалившуюся мельницу. Тишину летней ночи нарушал лишь мерный шум колеса да журчание воды в запруде, где-то поблизости на небольшом болотце квакали лягушки. Вдруг раздался конский топот, и на поляну вылетел всадник на взмыленной лошади. Он спрыгнул на землю и, оставив коня свободно пастись, решительными шагами направился к мельнице.       — Эй, колдун! — набрав в грудь побольше воздуха, крикнул он. Но ответа не последовало.       Казалось, всадник не привык ждать, потому что всего через пару секунд он уже принялся колотить ногой в дверь.       — Открывай сейчас же, а то на куски изрублю.       В этот раз из глубины дома послышался шум и торопливые шаги. Дверь отворилась, и сгорбленный старичок, хозяин мельницы, показался на пороге.       — Тише, боярин, не серчай, — вкрадчиво начал он, почтительно склонив голову, и поклонился приезжему до земли.       — Что ты долго так? — тот, кого старик назвал боярином, подозрительно сощурил глаза и шагнул вперед, намереваясь заглянуть в избу. — Есть там у тебя кто-то? Мы не одни? — мельник покорно отступил, но не вымолвил ни слова. — Что ты молчишь?! — всадник схватил его за ворот рубахи. — Отвечай сейчас же, или я тебя здесь же вздерну на твоей поганой мельнице!       — Батюшка, помилуй, — на лице старика отразился искренний страх. — Одни мы, никого больше. А ты меня не казни, подумай, кто же помочь тебе сможет, если не я?       — Да я пошутил. Ну-ну, не бойся, колдун, — гость спохватился. — Давай приступим уже. Время дорого.       — Вот это иной разговор, батюшка, — мельник засуетился, вновь ушел в избу, а приезжий начал расхаживать по полянке около дома.       Было видно, что он не на шутку взволнован: нижняя губа закушена, глаза бегают, взгляд не может остановиться на чем-то одном, пальцы нервно то сжимаются в кулаки, то вновь разжимаются, еле заметно дрожа. Богатый кафтан и украшенная золотом шапка сами собой говорили о его высоком положении, величественная осанка выдавала воина. Однако, не знал бы старик его имени, ни за что бы не догадался, какая важная птица посетила сегодня его.       Ожидание было вознаграждено. Мельник вынес из дома деревянную кадушку, почерневшую от времени, зачерпнул ею воды из-под колеса.       — Что же ты, боярин, — аккуратно начал он, — все сделал, как я говорил?       — Да, — гость с досадой повел плечами, — и слова твои чертовы выучил, и на шее мешочек ношу, а все ни одной весточки.       — Ничего, ничего, батюшка, все будет, — колдун наклонился над бадьей и начал что-то нашептывать. Губы его шевелились, произнося непонятные слова, от близкого дыхания по воде пробегала рябь.       Гость с нетерпением наблюдал за ним. Как только старик кивнул, он бросился к воде. Шапка слетела с его головы, рыжие волосы рассыпались по плечам.       — Ну вот, вот и готово, — мельник с поклоном отступил. — Смотри внимательно, батюшка, тут судьба твоя будет.       Приезжий опустился на колени и принялся внимательно вглядываться в воду.       — Что ты видишь? — колдун осторожно подошел, но тут же отпрянул. Гость вскочил и ударом сапога сбил кадушку.       — Нет там ничего в твоей воде. Помутнела она, — яростно проговорил он и принялся ходить вперед-назад в неописуемом волнении. Он соврал, но увиденное нисколько не походило на то, чего жаждала сейчас его истосковавшаяся душа.       Старик стоял в стороне. Беспокоить боярина ему было страшно. В гневе тот уже однажды чуть не хватил его саблей, и наученный опытом мельник больше за зря не совался.       — Ладно, старик, — гость чуть успокоился, легким жестом откинул с лица длинные волосы. — Скажи, есть ли у тебя такой заговор или оберег какой, чтобы весть от нужного человека получить? — он пытливо вглядывался в лицо хозяина мельницы в попытке не упустить ни одну эмоцию — с этого хитреца станется заговорить ему зубы, нагло глядя в глаза.       — Есть, как не быть, — что-что, а выгоды своей колдун никогда не упускал. — Разные слова духи мне нашептали, разные корешки да листочки я собрал в лесу, со многим помочь могу. А хоть как зовут твою зазнобушку, о которой ты печешься так, боярин? — было смертельно интересно, ради кого столь знатный человек так старался.       — Олег, — гость с вызовом глянул на старика, готовый снова схватиться за саблю. — Друг мой, — прибавил он, — что ты так уставился?       — Ничего, ничего, батюшка, не серчай, не казни меня убогого, — стараясь не навлечь на себя беду, колдун почти бегом скрылся в избе и вскоре вынес что-то завернутое в лоскуток: — Вот, возьми, боярин. Это корень непростой, заговоренный, носи его с собой и удача во всех делах будет, прошу тебя, батюшка.       Гость резким движением выхватил у него сверток, сунул за пазуху и кинул на землю звучно брякнувший кошель.       — Благодарю тебя, добрый человек, здоровья тебе! — старик принялся торопливо кланяться. — Ступай с богом, все у тебя сложится, дух ворона тебе подсобит. Ворон охранит и поможет, он милостив.       Но его уже не слушали. Приезжий вскочил на коня, и спустя пару мгновений полянка вновь опустела. Мельник, кряхтя, ушел в избу, довольно потряхивая в руке тяжелый кошель. Все также светила луна и шумела вода под колесом, спал лес вокруг глубоким сном.

***

      Всадник мчался по лесной дороге. Рыжие волосы развевались на ветру, а он ближе нагибался к шее коня. На подъезде к Слободе он обогнал какой-то небольшой отряд, но даже не заметил этого. Все мысли его до сих пор были на мельнице. Он думал о том, ради кого сейчас совершал практически преступление, о друге, от которого уже больше года не было вестей. Их с Олегом пути разошлись, но он никак не хотел верить, что это навсегда. Была бы его воля, он бы сейчас вместе с ратью, с ним, бил бы врага, но бессилие перед волей царя сковывало его по рукам и ногам. Давно уже странные сны толкали его к страшной мысли, что старый друг пал в бою, но он отказывался в это верить.       Найти, вернуть и никогда больше не отпускать, сделать ради этого все, что только возможно, чего бы это ни стоило — только этим и жил последнее время. И сдаваться не собирался. Никогда.