Поповский бриз

«Хуев пидорас, — думает Антон, сидя на бордюре клумбы возле здания столовой и по совместительству актового зала, — на словах Лев Толстой, а на деле хуй простой блять!» Выкуривает очередную сигаретку Шастун, думая, что он опять проебался. Опять понадеялся на простодушность и открытость со своей стороны, а на самом деле только выставил напоказ уязвимое место. А по-другому никак. Арсений слишком затягивает и не отпускает, стоит только мельком посмотреть ему в глаза, и больше ни о чём ты думать не можешь. Все только вспоминаешь голубизну, на которую тебя подсадили, как на наркотик. А потом за это же заперли в клетке, и хоть кричи, хоть не кричи — не выберешься. Антону хочется пойти и устроить скандал, заявить, что Попов только его, что только он может быть рядом с ним, но по факту у Шастуна права такого нет. Хочется пойти и разнести всё к чертям, заорать так, чтобы его услышали на другом материке, набить кому-то морду, хоть самому Арсению. Но от этого всего ситуация не поменяется, Антон все так же будет собачкой на поводке Попова, даже если загрызёт хозяина. Поэтому Шастун только смеётся истерически и утыкается головой в коленки, давая себе передышку ото всего.

***

Шастун решает игнорировать Попова. Так по-детски и неправильно, но решает. Он не говорит с ним, он старается не смотреть на него, потому что в голове всё та же картина. Но не обращать внимания на него не получается. Он слишком притягивает взгляд к себе. Его можно рассматривать часами. Шастун им восхищается, сидя на очередном собрании. Он очаровывает. Создаётся ощущение, что он всегда выглядит так аккуратно. В нём идеально всё: шикарно уложенные волосы, выглаженная одежда, аристократическая поза и пожирающий взгляд, направленный прямо на Антона. Шастун будто под гипнозом, будто утонул и никогда больше не выберется. Такое ощущение, что Арсений может поманить пальчиком, и парень просто побежит к хозяину и выполнит все приказания. Попов смотрит оценивающе, зарывается в сознание, пытаясь узнать все тайны паренька и найти ответы на все его интересующие вопросы. Шастун сопротивляется, потому что крупицы самообладания ещё присутствуют у него в голове, он всё ещё помнит об инциденте, если его так можно вообще назвать. Антон не выдерживает этого властного взгляда и уходит на перекур, а вожатым сообщает, мол, кофту на улице забыл. Шастун достаёт свой парламент и, к своему сожалению, обнаруживает, что сигареты почти закончились, а ближайший ларёк находится в двух километрах от лагеря. В пачке осталось сигареты три. Антон выдыхает и закуривает, не отходя далеко от корпуса, ведь идти куда-то уже нет сил. Он облокачивается на прохладную кирпичную стену и прикрывает глаза. — Сигареты на базу, — раздаётся серьёзный тон, и Антон вздрагивает. Сигареты он отдавать точно не собирается. — Арсений Сергеевич, идите нахуй, — любезно говорит Шастун, отворачиваясь от вожатого и закрывая глаза. — А ты не оборзел, Шастун? — интересуется Арсений, а потом вырывает сигарету из рук парня. Тот трезвеет и со злобой смотрит на собеседника. — Правила решил нарушать? Пачку сюда! — Арсений протягивает ладонь. — О, синьор, а вам ли говорить о правилах? — повышает голос Шастун и подходит ближе, откидывая руку Попова, останавливаясь в нескольких сантиметрах от лица вожатого. Его окутывает злоба от того, что Сергеевич просто соврал ему про его «правила» и чуть ли не выебал, а может и выебал Кузнецову в туалете, — Вам ли говорить о них в ответ на поцелуй, а потом поёбывать Ирочку в туалетах?! — кричит Шастун. Арсений нервно оглядывается. — Если ты сейчас не заткнёшься… если кто-нибудь услышит! — О! Ты застыдился своих действий? Слишком поздно, Арсюш. Так ты её выебал всё-таки?! Арсений не находит ничего лучше, чем заткнуть Шастуна поцелуем. Он столбенеет и не отвечает на поцелуй, но как только Арсений добавляет руки, массируя ими голову и перебирая волосы, Шастун плавится как свечка и забывает обо всём, с жадностью пытаясь ухватить эти мягкие и пухлые губы, от которых отдаёт мятой. Он покусывает чужие губы, а живот охватывает приятное тепло. Шастун чувствует, что сейчас упадёт, ибо ноги подкашиваются. Попов замечает это, и отстраняется, поддерживая парня и предоставляя возможность прийти в себя. — Успокоился? — спрашивает вожатый, а парень неопределенно кивает. — Давай сюда сигареты, — Антон умоляюще смотрит на Арсения, но сигареты все же вкладывает в протянутую руку. — Вот и отлично, — улыбается Арсений и проводит по прядям Антона.

***

Дальше Шастун не ходил, а летал как влюблённая птичка. От Оксаны это не скрылось, она сердечно порадовалась за друга, но попросила быть аккуратней. Арсений часто бросал на парня неопределённые взгляды. Они вроде бы не говорили на этот счёт, но оба решили, что достаточно сблизились, и это можно было назвать летним романом. Если, конечно, те обжимания за корпусами, неопределённые поцелуи, пока никто не видит, и засосы, аккуратно поставленные в незаметные места, можно назвать такими словами. Все прошлое для Шастуна будто забылось, а когда он пытался заговорить об этом, его затыкали грубыми поцелуями, которым он не мог противостоять. Хотя Антона это больше не волновало, он интересовался только самим Арсением. Когда в планах лагеря был вечерний сеанс просмотра какого-то кино, Антон идти отказался, и, на удивление, был единственным из отряда. Арсений любезно разрешил пойти в зал Дарине, а сам остался в корпусе с Антоном. Говоря это, вожатый всеобъемлюще пожирал Антона глазами. — Ну что, поиграем в уно? — Шастун притащился в холл, где в телефоне что-то печатал Арсений, чтобы хоть как-то развлечься. — Я думал мы займёмся чем-то повеселей… — Чем же? — В шахматы поиграем — Это поинтересней для таких стариков, как ты? — Наглец! — Арсений небольно бьёт Шастуна в плечо. — Погоди, я сейчас вернусь. Арсений приходит с бутылкой игристого вина, на что Антон удивлённо присвистывает, но затея ему весьма нравится. Они играют так десять минут и всего одну партию, а бутылка уже оказывается выпита. Антон потягивается, обнажая полоску живота и место, где был специально оставлен засос, и Попов это замечает, притрагиваясь к той пометке и смотря как-то по-собственнически и с тем огоньком в глазах. Антон тут же загорается, обнимая Попова за шею, целуя в ухо, а потом прикусывая и зализывая места укусов. — Ты меня доведёшь, — шепчет, нет, хрипит Арсений. — А что, если я хочу этого? — отстраняется Шастун, смотря на собеседника замыленным и бешеным взглядом. Попову говорить много раз не надо, он хватает Антона за футболку и тянет в вожатскую. Бросает того на кровать и садится прямо на него, прижимаясь своим пахом к его, и уже бесцеремонно оставляет засосы на всех местах, не боясь огласки. Антон шипит, потому что это именно то высшее чувство, о котором он читал во всех романах и пошлых книжках. Арсений стягивает с парня всю одежду оставляя только трусы и осматривает это чудо. Антон тяжело дышит с прикрытыми глазами. Попов принимает то же положение, что и было ранее, но уже начинает покусывать кожу, получая удовольствие от болезненной гримасы на лице Шастуна. Парень от возбуждения не находит себе места, но вожатый ударяет того по рукам, запрещая притрагиваться. Он сам оттягивает резинку трусов, а потом и вовсе их снимает. Он обхватывает головку члена, а парень задыхается от чувств, хватаясь за волосы Арсения. Тому это даже нравится. Попов умело начинает быстрые движения, обводя каждую венку своим похотливым языком, заставляя парнишку ещё больше вжаться в кровать. Антон находится уже на грани, и Арсений это видит, поэтому делает ещё несколько движений и немного прикусывает член, от чего парень стонет и изливается тому прямо в рот, но Попов проглатывает, пошло и грязно слизывая остатки с живота Шастуна. Попов немного отстраняется, чтобы найти смазку, но Антон этого даже не замечает, потому что в висках стучит слишком сильно, и эмоций слишком много. Шастун резко распахивает глаза, когда понимает, что вожатый его даже не растягивает, а сразу входит в того во всю длину, от чего становится болезненно, несмотря на то, что это уже не первый секс с мужчиной. Арсений хитро смотрит на Шастуна, стараясь найти правильный угол, и ухмыляется, когда слышит слишком громкий стон, ускоряя свои движения. Антон захлёбывается, беспорядочно шарит по телу вожатого, а потом сжимает его плечи так сильно, что от ногтей должны остаться отметины. У Шастуна перед глазами фейерверки взрываются, так хорошо ему никогда не было. Попов доводит парня до оргазма, а потом отстраняется и сам кончает себе в руку, аккуратно вытирая её салфеткой, а потом заваливается рядом с парнем на кровать. — Господи, я люблю те… — не заканчивает Шастун. — Нет, не надо, — тихо говорит Попов и целует парня в висок.