белозерскими ветрами

Грозен царь, исподлобья смотрит, мнится царю отрава, горький яд в сладком меду, мнится сплетение шёпотов в шорохах царских хором, в скрипах половиц, слышится царю недоброе в ночном вое голодной собаки, видится царю дурной умысел в поворотах голов боярских. Коли б виделось только, беды нет. Мнится, чудится, слышится, оборачивается правдой, летят боярские головы. Спит спокойно царь, ночь спокойна, день спокоен, второй идёт, а голодный вой не уймётся, поднимется снова, сверкнёт наутро царский глаз, остановится, приметит умысел дурной. Летят головы с плеч. Поделена земля русская – опричь опальных земель всё царёва вотчина, неугодные личины от двора прочь и схоронены без вести. Кого прямо казнит – кого опосля прикажет. Нет у царя милости ни для кого, кто хоть взглядом, хоть мыслью пред ним повинен, и впредь не будет. Верен царю царёв пёс, не дрогнет рука пса государева, войдёт острый кинжал в горло, острие в спину, и не станется живота ворогу. Верна царю царёва свора. Пляшет царёв пёс, личиною лик скрывает, бесовской пляскою назовёт митрополит пляску Федькину. Звенят бубенцы, надрываются гусляры, пляшет Федька Басманов, кудри девичьи, молодой лик под личиной, пляшет, раззадоривает, лицо кажет, будто образ писаный, скроет, и отступит, и вот к царю снова ведёт шаг. Пляшет Федька Басманов, царёв полюбовник, зубы скалит. Платье девичье к лицу Федьке. Одеяние опричное к лицу Фёдору. Кудри смоляные, а лицо белое, а одеяние же монашеское будто бы – и за то будет на Фёдора хула, только без толку, верный пёс царёв, царёв полюбовник, зубы скалит, играючи. Летят головы с плеч. Падает загнанный зверь. Грозен царь, скор на расправу, Фёдор след во след, ноздря к ноздре коня гонит, едва отстанет, одному прощается ему, ноздря к ноздре и в расправе, и в полунощных разговорах, подмечает чужой взгляд, кудрями тряхнёт своевольно. Летят головы с плеч. Не станет ворога царю, да полюбовнику царёву не станет. Молод Федька Басманов, чаровник, пьянящ, будто крепкий хмель дурманящ, будто чарка медовая сладок. Сладки уста Федькины – горька Федькина кровь. Ластится Федька, к рукам льнёт, течёт алая кровь по белому, наливается тяжёлой каплей, набухает, срывается с безбородого подбородка. Федька дерзко смотрит, прощается ему одному, знает, отродье бесовское, знает, дурман-трава, отрава царёва, знает, голову запрокидывает, капля срывается едва – перекатывается по шее белой, девичьей, течёт, след оставляя: смотри, что наделал ты, государь, смотри же, помни, ничего не забудет Фёдор, оттолкнёт, не подпустит, здесь и силой бы взять, да только знает, крепко знает государь: не простит – а прощения Федькина, холопьего, отчего бы государю желать, о том и нет думы. Федька шею подставляет, манит, изгибается дугой, поясницею вздымается над простынями, льнёт вмиг, персты царёвы к шее тянет своей: помни, государь, в крови моей длани твои. Федька персты царёвы по своей шее белой смыкает, кровью персты кропит, водой будто, Федька зубы скалит, Федька царёвы персты выше, выше тянет, вбирает, кровь свою выпивает с царёвых рук, языком водит, будто заглотил бы всю, испил бы и царёву десницу, коли б обратилась бы тягучею кровью, продолжила б его кровь. Взвизгивает девичьи Фёдор, по-звериному рыкает и взвизгивает тонко, лисьи, ногтями впивается, выписывает печати дурманные, полукружьями, расцвечивает месяцами запястья царёвы. Царица – так молчала да по плечам. Фёдор – девическою завлекает красою, чарует, да сам впивается зубами белыми, тянет, кусает, едва-едва до царёвой крови не добирается, Фёдор запретные черты знает, всё прощается Федьке Басманову, распластывается царь, растекается под молодым телом, горячечным, будто бредит, разум царёв затмевается, только миг смотрел сверху, над, теперича в очи лисьи Федькины впивается взором и не видит ничего, в бесовские омуты, всколыхнулся весь свет, а лицо Федькино, лик, в круговерти как было, едино осталось, тянут очи, дурманят, пахнет молодостью, пахнет кровью, пахнет жаждою Федька Басманов, нетерпимою, жаркою, и нет мочи выдерживать, докуда пройдёт устами, докуда залижет неспокойные думы царёвы, точно зверь рану, докуда умоет собою, царёву рубаху долой с плеча спустит, докуда грудь покроет кровью своею вперемежку с долгим томлением печати царёвых уст по устам своим печатями не беромым, докуда тонко и часто, мелко-мелко царёву грудь изойдёт поцелуем, мочи нет выдерживать, да царёва десница, шуйца царёва, обе крепко прижаты, да в перстах Федькиных стиснуты, зубы Федькины рубаху тянут книзу, а пальцы цепки, скалится Федька Басманов, полюбовник царёв, дурман-трава, всё прощается Федьке, плывёт узорочье полога, Федькин лик плывёт, царёвы грозные очи затмеваются жаром. Рассыпаются кудри по подушкам узорчатым, разметаны, разметан Федька Басманов, растекаются смоляные кудри, сыт, доволен Фёдор, нет у Фёдора власти над государем, боле нет власти и над собою, да едва потянется, в лицо очи царёвы впиваются. Взор государев тяжёл, сытостью налит, тяжёл и тяжек, наливается грозовой тучею. Верен царю царёв пёс, не дрогнет рука, в крови длани пса государева, родной крови, да разве родная кровь ему, что не помнит отца, ни матери, ни брата, ни сестры, что родную кровь променял на милость царёву, что назад не оглянется, что государево слово выше ставит завета Всевышнего, отчизны не ведает Фёдор Басманов, отчества не припомнит, Фёдор – пёс царёв. Снится кровь, тягучая, Федьке во снах, стекает, руки белые, в крови замаранные, марает, не родная кровь снится Федьке, ничья кровь, не было у Федьки отца, брата, и не станет, нет у Фёдора Басманова никого опричь государя. Ластится Фёдор Басманов, точно лис ручной, льнёт, к деснице ли, к шуйце ли, страшных слов государевых нет, не стоят в ушах звоном, руки царёвы целует Фёдор Басманов, государевы персты лобызает. льнёт к ладоням щеками, очами друманящими пробирается в грозные очи царёвы – пусто и зыбко, болотами Белоозера, взор царёв молчит, нет государевой нежности Фёдору, псу, отродью собачьему, нет государева жара кудрям смоляным, лику девичьему, сгинул Фёдор Басманов, погиб, кровью по рукам погиб, кровавыми зубами, полукружьями погибель пришла, злыми наветами. Преклонил колена Фёдор пред государем, да не станет, как прежде, государевой ласки, царёвой милости, нет у государя жалости и не станет. – Что же ты, государь, наветчика слово али моего крепче? – очи государевы темны, только взор подымает Фёдор к очам царёвым, ищет, знает Фёдор, нет вины его пред государем, умысла нет в нём, не станет во веки вечные в нём супротив государя ни мысли, ни думы, на руках его кровь отцова и ворогов государевых, да и не различит Фёдор, чья кровь, все едино вороги Ивану, всем едино живота не щадил, не дрогнула рука пса царёва. – Государь мой, свет… Слово царёво. – Отца своего предал – предашь и царя.